В забегаловках, где безглазые пиворезы столуются, и блатуют безухие,
вполуха слышащий, смотрящий вполглаза ощущает острей,
как без удержу сгущающееся в атмосфере безумие
бренчит ключами от всех дверей.
Отопрём, и гурьбой ворвёмся, – как уж водится в хмуро-пасмурной Мороссии,
пузырится вовсю которая, скудоумной своей златозадой помавая Мозгвой:
нетрезва пустотелая жизнь в водоёмах мировоззренческой амнезии –
присвист солода, скороговорки сусла, затяжной раздрай дрожжевой.
«Под луной
ничто не ново…
Падла Ной
не ждал иного –
без кровинки в лице
распластался на крыльце,
в окруженье сыновей, –
вот же тварь! –
насосавшись до бровей, –
всё как встарь.
Слышен скрип небесных сфер,
неизъяснимо дик:
«Сгнило дерево гофер –
всем каюк-кирдык!»
Эх, ма, трын-трава –
живём однова!
Где стоял храм – там зол-бурьян,
по триста грамм – и в зюзю пьян.
Пей, Хам, пей, Ной,
наливайся, Яфет, –
знать, отцу не враг ты –
Сим, жару поддавай!
Ух, ещё по одной, –
коль не поправит, хоть потрафит,
и – не с бухты-барахты
скопом-чохом под трамвай!»
…Вот все двери настежь. Из-за них глядят на ввалившихся благосклонно.
«Исполать вам, Балтика-9, Волга-6, Дон-4, остальной продукт номерной!..»
И даже мелковолокнистые облачка по периметру небосклона,
словно пена по кромке кружки пивной.