Есть довольно известный анекдот о том, как Дэвид Линч пытался объяснить своему оператору, что хочет снять ночную сцену в лесу из "Твин Пикса" без искусственного освещения. Техника тех времен сделать такое не позволяла, до режиссера тщетно пытались донести неосуществимость идеи: мол, будет просто чёрный кадр. Линч настаивал: мол, представь себе: мокрые ветви, мокрая земля, ветви, руки что-то раскапывают ней, играет тихая музыка — и откуда, мол, в ночном лесу свет? И якобы потерявший терпение оператор в какой-то момент заорал: "Дэвид, fuck you, а откуда в лесу музыка?"
Но для Линча этот вопрос был лишён смысла — потому что музыка Анджело Бадаламенти как будто всегда звучала в его мирах, была их неотъемлемой частью, как музыка сфер — обязательная часть рая. Он был идеальным кинокомпозитором: умел наполнить воздух кадра тайной, напряжённостью, тревогой, тоской по чему-то утерянному.
Жизнерадостный сицилиец, которому писать бы что-то барочное и избыточное, извлекал свои звуки откуда-то с самой грани бархатной темноты, и если там появлялся свет — то только скупыми вспышками прожекторов, настольных ламп или контрольных лампочек викторианских приборов. Он любил хорошее вино и кофе, понимая, как важен не вкус, но послевкусие. Он знал, что нот не должно быть много, потому что всё решает пространство между ними: интервалы, отзвуки, реверберация.
Он ушёл следом за Джули Круз, женщиной, озвучившей самые лучшие его песни. Она — покончила с собой, он — просто состарился. Пусть увидятся там, пусть на том конце их встретят поля похожие на поля Сицилии, щедрое солнце, отражающееся в винном янтаре, теплый ветер, легкая музыка. Но сначала маэстро, конечно, переплывёт тёмный Стикс и пройдёт по темному тоннелю под тревожный перебор баса и вибрафон. И пройдя, удивится – как удивляется художник, угадавший в том, что он творил, один из скрытых механизмов этого мира.
Ciao, Angelo! Прощай, великий.
Это Industrial Symphony No.1. "Сон людей с разбитыми сердцами".