Пока стояла на остановке, размышляла, как буду предаваться моему любимому занятию, то есть писательству, если ослепну.
И явилась мне картина: вот, я лежу на своей жалкой кровати с повязкой на глазах, а повязка окровавлена. Потом я подумала , что этого недостаточно, и решила, что пусть из-под повязки течет кровь. Как слезы.
Вот, я лежу и пытаюсь писать повесть. Повесть будет веселая, про дам, и про дуэль. Я буду диктовать Повесть Девственнику.
- Либен, значит так, в последний момент, эта дама должна начать лихорадочно бормотать о том, что пожалуй, тут и правда кого-нибудь могут убить, но разве так можно, дуэль - это пережиток. Говорить она должна сбивчиво, схватив Андрея Палыча за лацкан. А когда ей сделают замечание, она должна ответить "Простите, господа, продолжайте, пожалуйста". В общем, от сцены должно веять легкой извращенностью (тут Девственник будет сдавленно усмехаться) и изысканной вежливостью. А теперь, нужно всё это скомпоновать!
Потом я представила как буду описывать ей пейзажи. Это было ужасно, мой мозг рождал дивные метафоры и мы вместе мучились выбором.
Потом я вспомнила об еще одном любимом занятии - рисовании.
Рисовать вслепую я училась бы очень медленно, Девственник ржал бы надо мной, за это я бы его бил по мере своих жалких силенок.
За ржач я бы силой своего обаяния заставил бы его рисовать под диктовку. Результат был бы ужасен.
Потом я представил, как Девственник будет описывать мне людей в метро, и решила, что слепота никак не сочетается с моими любымыми занятиями.
Что уж говорить о чтении, я до сих пор с содроганием вспоминаю, как Девственник читал мне в кафе "Ирис" Гессе.