Это цитата сообщения Melinda_Jacobs Оригинальное сообщение

Без заголовка

стишочки для сашки

* * *
Здравствуйте, я - ребёнок двадцать первого века.
Я - блоггер, личный помощник, лжестиляга и пьянь.
А хочется быть чем-то, вроде великого человека,
который борется против эпохи и курит всякую дрянь.

Ребятам нашего времени не за что драться, кроме
одежды на распродажах, мальчиков на старших курсах.
Мы никогда не умрём от клыков чудовищ, не утонем
в пиратской бойне, не бросим свои престижные вузы.

У нас нет драконов, на которых охотятся только герои,
нет крепостного права, которое нужно было бы отменять.
Нет ни Жанны, ни Александра, ни маленькой копии Трои,
убив за которых, можно спокойно и вечно спать.

У нас нет вождя, вырезающего и обижающего поэтов,
нет эпохи, войну с которой можно обосновать.
Мы умеем пусто любить, открывать чужие пустые секреты,
делать вид, что пишем стихи, и умело лгать.

Этот вечный комплекс непрожитого в двадцать первом
ни для кого не новость и не помогает нам становиться лучше.
Открывая учебник истории, включая фильм о любви, мы пытаем нервы,
но в итоге завтрак, обед и ужин всегда получим.

Иногда в пять утра я включаю джаз, представляя,
что я - только маленький человек с саксофоном в замшелом баре.
На мне старый дешёвый костюм, и я оставляю
на чаевые всю мелочь, которую мне за мой хриплый голос сегодня дали.

И вот в эти минуты я гораздо лучше, чем вообще бываю,
я почти что частица вечности, почти что борец с эпохой.
Я, дитя двадцать первого века, любовь к себе оставляю
за способность быть изредка кем-то в эпохе, где с этим плохо.

Быть может, сошла я с ума,
Но думаю только об этом
Мне нравятся грусть и зима,
И общество мертвых поэтов.
Блуждать среди книг и снегов
Под шелест страниц и метели
И знать — через пару шагов
Услышишь: «Ну что, полетели?»
Скорее отсюда, скорей
От тех, кто с глазами пустыми
Рождаются мертвых мертвей
И кажутся только живыми.
Внизу замерзают леса
И злятся голодные волки,
Уносят меня в небеса
Не лестницы — книжные полки.
А дальше? А дальше — сама
Без карт и дурацких советов
Туда, где печаль и зима,
И общество мертвых поэтов.

Рождество
он был из плоти, он был из крови
он мёрз - зима
и на младенца сквозь дыры в кровле
смотрела тьма

дым над трубою свивался в кольца
крутил, вертел
звенели мухи и колокольцы
не спал вертеп

не спали люди, трава, деревья,
речная муть,
и ночь стояла, от удивленья
забыв уснуть

блестела в сумраке шея бычья
гудела печь
мир был заношен до неприличья
валился с плеч

волхвы талмуды свои листали
осел вопил
судьба чернела над ним крестами
своих стропил

казалось, всё ожидало знака
и час настал
Мария пела, архангел плакал
ребенокспал.
_________________________

Живу, как могу – дословно
Дослезно, досмертно, до после
До столько, что хватит ровно
Досыта живущим возле

Дышу, как хочу – до боли
До крови, до дна, до края
До сверх и помимо воли
До срока не умирая
Люблю, как горю – до пепла
До черных пустых ладоней
До первой звезды – до светлой
До блеклой луны – до поздней

До вырванных вен, до тока
Не ваша душой и телом
И век этот – хоть и дока
Меня недопеределал
Но там, куда вечер клонит
(До самого расставанья)
Пусть ветер меня догонит
И выдохнет «До свиданья…»

_________________________
Когда б молчали пушки
А музы петь посмели
Тогда б Дантесу Пушкин
Не проиграл дуэли

Висели бы гитары -
Не ружья на плече
И жил бы Виктор Хара
И команданте Че
И в мире без патронов
Без хаки и погон
Не умер бы Платонов
И был бы с Йоко Джон

Но крови стоит слава -
Нет для того, кто смел
Естественнее права
Чем право на расстрел
Нет в мире лучшей доли
Чем бой переорать
За это в чистом поле
Не страшно умирать

Слова сильнее стали
Пускай потом убьют…
Где пушки замолчали
Там музы не поют
____________________________

Тогда, когда Он появился на свет
В стране песков и камней
Там старый как мир почитали завет
«Убили, значит убей»
Лишь «око за око!» и «зуб за зуб!»
Твердили и стар и млад
Такие молитвы слетали с губ
Три тысячи лет подряд

Земля, над которой Его колыбель
Покачиваясь, плыла
Шептала «Убили, значит убей»
И новых костей ждала
Он вырос, и время его пришло
Но ближние вновь и вновь
Ему повторяли, что мир это зло
А Он говорил – Любовь

Легка Его поступь и прост Его слог
Душа за ним будто летит
Ему говорили: «Накажет Бог»
А Он говорил: «Простит»
Бубнили: «Отправится в ад любой
Для смертных надежды нет»
И снова твердили, что Бог это боль
А Он говорил, что Свет

И вот однажды поставить крест
Решила на нем толпа
(Такой обычай у этих мест -
Наказывать за слова)
Его мучительный ждал конец
Сказали: «Ты будешь распят»
А Он ответил: «Прости их, Отец
Не ведают, что творят»

И долго потом ала и чиста
Горячая капала кровь
А утром на землю с Его креста
Неслышно сошла Любовь
И вот она рядом с тобой и мной
Спасает, прощает, ждет
И может быть из-за нее одной
Наш мир до сих пор живет

Легка ее поступь, проста ее речь
Душа за ней будто летит
И если убить ее, вытоптать, сжечь
Воскреснет она и простит
Так после зимы наступает апрель
Когда уж никто не ждет…
Качается в небе Его колыбель
И тихо земля плывет
__________________
О фатальных датах и цифрах (Моим друзьям — поэтам) (Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт...)

Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт,
А если в точный срок, так в полной мере:
На цифре 26 один шагнул под пистолет,
Другой же — в петлю слазил в "Англетере".

А в тридцать три Христу — он был поэт, он говорил:
"Да не убий!" Убьёшь — везде найду, мол...
Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и чтобы меньше думал.

С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас — как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лёг виском на дуло.

Задержимся на цифре 37! Коварен Бог —
Ребром вопрос поставил: или — или!
На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо,
А нынешние как-то проскочили.

Дуэль не состоялась или перенесена,
А в тридцать три распяли, но не сильно,
А в тридцать семь — не кровь, да что там кровь! — и седина
Испачкала виски не так обильно.

Слабо стреляться?! В пятки, мол, давно ушла душа?!
Терпенье, психопаты и кликуши!
Поэты ходят пятками по лезвию ножа
И режут в кровь свои босые души!

На слово "длинношеее" в конце пришлось три "е".
"Укоротить поэта!" — вывод ясен.
И нож в него — но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный за то, что был опасен!

Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр, —
Томитесь, как наложницы в гареме!
Срок жизни увеличился — и, может быть, концы
Поэтов отодвинулись на время!

1971 ( Высоцкий)
_______________________________________
|Карсон МакКаллерс

она умерла
от алкоголизма
укутавшись в одеяло
в шезлонге
океанского
лайнера.

все ее книги об
ужасающем одиночестве

все ее книги о
жестокости
безответной любви

и это все, что от нее
осталось

и праздный турист
нашел ее тело

известил капитана

и ее быстро унесли
куда-то вглубь
корабля

и все
по-прежнему так
как
она написала.
_________________________________
Нарисовали икону - и под дождем забыли
Очи святой мадонны струи воды размыли
Краска слезой струилась - то небеса рыдали
Люди под кровом укрылись - люди о том не знали
А небеса сердились, а небеса ругались
Бурею разразились...Овцы толпой сбивались
Молнии в окна били, ветры срывали крыши
Псы под дверями выли, метались в амбарах мыши
Жались к подолам дети, а старики крестились
Падали на колени, на образа молились...Солнышко утром встало, люди из дома вышли
Тявкали псы устало, правили люди крыши
А в стороне, у порога клочья холста лежали
Люди забыли бога,
Люди плечами жали...(1986)
_________________________________
Matway (с)

Дерево стало
мясом протухшим.
С мясом бывает, а с деревом редко.
И
лишь незримо-нелепая ветка
Машет и машет глазенкам потухшим.

Дерево
в мир распустило бифштексы
Всех своих листьев.
И детская сказка,
Стала буддийскою мантрой протеста-
- Вдумайтесь,
вдумайтесь в "рекс фекс пекс шмексы".
Только не хочется мыслить, как мяско
Дереву.
Землю корнями кинжалит.
Жалко ирландцы деревья не жарят.

Но все же
в финале
ирландская пляска.
Дерево-мяско!
Дерево-мяско!
___________________________________
И ты, вероятно, спросишь: какого лешего?
А я отвечу пафосно: было нужно.
Ну, в общем, кажется, звали его Иешуа,
Мы пили красное поздней ночью из чайных кружек.

И он как-то очень свежо рассуждал о политике
И все твердил: мол, нужна любовь и не надо власти.
И вдруг сказал: "Ты уж не сочти меня нытиком,
Но я устал, понимаешь, устал ужасно.

Стигматы ноют от любых перемен погоды,
И эти ветки терновые к черту изгрызли лоб.
Или вот знаешь, летом полезешь в воду,
И по привычке опять по воде - шлеп-шлеп...

Ну что такое. ей-богу. разнылся сдуру.
Что ж я несу какою-то ерунду?!
... Я просто... не понимаю, за что я умер?
За то, чтобы яйца красили раз в году?

О чем я там, на горе, битый день долдонил?
А, что там, без толку, голос вот только сорвал.
Я, знаешь ли, чертов сеятель - вышел в поле,
Да не заметил сослепу - там асфальт.

И видишь ведь, ничего не спас, не исправил,
А просто так, как дурак, повисел на кресте.
Какой, скажи, сумасшедший мне врач поставил
Неизлечимо-смертельный диагноз - любить людей?"

Он сел, обхватив по-детски руками колени,
И я его гладила по спутанным волосам.
Мой сероглазый мальчик, ни первый ты, ни последний,
Кто так вот, на тернии грудью, вдруг понял сам,

Что не спросил, на крест взбираясь, а надо ли?
(У сероглазых мальчиков, видимо, это в крови).
... А город спит, обернувшись ночной прохладою,
И ты один - по колено в своей любви.
(с.)reine de chaos == ==
_______________________________________
За баррикадами, на улице пустой,
Омытой кровью жертв, и грешной и святой,
Был схвачен мальчуган одиннадцатилетний.
— Ты тоже коммунар?
— Да, сударь, не последний!
— Что ж! — капитан решил. —
Конец для всех — расстрел.
Жди, очередь дойдет! —
И мальчуган смотрел
На вспышки выстрелов, на смерть борцов и братьев.
Внезапно он сказал, отваги не утратив:
— Позвольте матери часы мне отнести!
— Сбежишь? — Нет, возвращусь! — Ага, как ни верти,
Ты струсил, оголец! Где дом твой? — У фонтана. —
И возвратиться он поклялся капитану.
— Ну, живо, черт с тобой! — Сбежавшего кляня,
Хохочет офицер, гогочет солдатня.
С хрипеньем гибнущих смешался смех победный.
Но стихло все, когда внезапно мальчик бледный
Предстал им, гордости суровой не тая,
Сам подошел к стене и крикнул: — Вот и я!
И устыдилась смерть. И был отпущен пленный.

Дитя! Пусть ураган, бушуя во вселенной,
Смешал добро со злом, с героем подлеца,
Что двинуло тебя сражаться до конца?
Невинная душа была душой прекрасной.
Два шага сделал ты над бездною ужасной:
Шаг к матери один и на расстрел второй.
Был взрослый посрамлен, а мальчик был герой.
К ответственности звать тебя никто не вправе.
Но утренним лучам, ребяческой забаве,
Всей жизни будущей, свободе и весне —
Ты предпочел прийти к друзьям и встать к стене.
И слава вечная тебя поцеловала.

Когда-то в Греции поклонники, бывало,
На меди резали героев имена
И прославляли их земные племена.
Парижский сорванец, и ты из той породы!
И там, где синие под солнцем блещут воды,
Ты мог бы отдохнуть у каменных вершин.
И дева юная, свой опустив кувшин
И мощных буйволов забыв у водопоя,
Смущенно издали следила б за тобою. (В.Гюго)
___________________________________________
Полозкова
- Уходить от него. Динамить.
Вся природа ж у них – дрянная.
- У меня к нему, знаешь, память –
Очень древняя, нутряная.

- Значит, к черту, что тут карьера?
Шансы выбиться к небожителям?
- У меня в него, знаешь, вера;
Он мне – ангелом-утешителем.

- Завяжи с этим, есть же средства;
Совершенно не тот мужчина.
-У меня к нему, знаешь, – детство,
Детство – это неизлечимо.

* * *
Вот смотри – это лучший мир, люди ходят строем,
Смотрят козырем, почитают казарму раем;
Говорят: «Мы расскажем, как тебя сделать стройным»
Говорят: «Узкоглаз – убьем, одинок – пристроим,
Крут – накормим тебя Ираком да Приднестровьем,
Заходи, поддавайся, делись нескромным,
И давай кого-нибудь всенародно повыбираем,
Погуляем, нажремся – да потихоньку повымираем».

Это вечная молодость: от МакДональдса до Стардогса,
От торгового комплекса до окружного загса,
Если и был какой-нибудь мозг – то спекся,
Чтобы ничем особенно не терзаться;
Если не спекся – лучше б ты поберегся,
Все отлично чуют тебя, мерзавца.

Это что ж под тобой все плавится и кренится –
Хочется значительнее казаться? –
Столько Бога вокруг, что хочется три страницы,
А не получается и абзаца?
Столько Бога – на фотографиях все зернится,
Воздух горлу не поддается, глаза слезятся?
А паек принесут – так ты сразу тявкать да огрызаться?
Ты б и впрямь, чувак, соблюдал границы –
Все прекрасно видят тебя, мерзавца.

Это лучший мир, так и запиши себе, дьяволенок,
Не сжигать же тебе блокнотов, не резать пленок,
Не трясти на предмет стишков твоих дамских сумок -
Просто мы не любим одушевленных,
К ним и приближаться-то стремновато без пары рюмок,
А тем более – подпускать наших юных самок.
Это замечательный мир, один из прекрасных самых.
Так и запиши себе, недоумок.

* * *
Чему учит нас Гоа, мой свет?
Расстояние - лучший врач.
Расставания - больше встреч.
Драгоценно то, что хватило ума
не присвоить,
не сфотографировать,
не облечь
Ни в одну из условностей;
молчанье точней, чем речь.

Того, чего не имеешь – не потерять.
Что имеешь – не уберечь.

Чему Гоа учит меня?
Тому, что из всех мужчин
только ветер и стоит слез.
Когда катишься пятьдесят километров в час,
он уже воспринимает тебя всерьез.
Всякий мрак проницаем, любой поворот - открытие,
смерть глядит дальним светом, и он белёс.
Твоя тень состоит из челки, стоящей дыбом, руля, сидения и колёс.

Гоа учит меня доверию – десять дней
Ездишь за спиной того, про которого точно знаешь – ему видней,
Так что скоро чуть ли не дом родной обретаешь в ней,
Даже набирая полные фары пыли
и полные шины выбоин,
зеркала – разбегающихся огней.

Да, в последнее утро, пожалуй, стоит проснуться в шесть,
Сесть в рассвет, попытаться собрать все вокруг и счесть,
попросить присяжных в себе учесть,
Что уж если Господь задумывал фрукты, линию горизонта
и экзотических сумасшедших такими, какие здесь, -
О, какую же это делает Ему честь.

Если завтра отъезд, у тебя невозможный рост.
Правой ногой попираешь ты Сиолимский,
а левой Кузнецкий мост.
Слышишь благовест, погружая лицо в прохладную мякоть звезд –
над Москвой не бывает звезд.
Пахнет пряным вест.
Пахнет жженым ост.
И становишься чист, разверст и предельно прост.
Сам себе и Приянка Чопра,
и Роберт Фрост.
* * *
Что тебе рассказать? Не город, а богадельня.
Всякий носит себя, кудахтая и кривясь.
Спорит ежеутренне, запивает еженедельно,
Наживает долги за свет, интернет и связь.
Моя нежность к тебе живет от тебя отдельно,
И не думаю, что мне стоит знакомить вас.

В моих девочках испаряется спесь и придурь,
Появляется чувство сытости и вины.
Мои мальчики пьют, воюют и делят прибыль –
А всё были мальчишки, выдумщики, вруны;
Мое сердце решает, где ему жить, и выбор,
Как всегда, не в пользу твоей страны.

Мне досталась модель оптического девайса,
Что вживляешь в зрачок – и видишь, что впереди.
Я душа молодого выскочки-самозванца,
Что приходит на суд нагая, с дырой в груди,
«нет, не надо все снова, Господи, Господиии».
Бог дает ей другое тело – мол, одевайся,
Подбирай свои сопли и уходи.

***
Бог заключает весь
Мир, оттого Он зрим.
Бог происходит здесь,
Едва мы заговорим.

Бог, как Завет, ветх.
И, как Завет, нов.
Мы - рыжая нить поверх
Белых Его штанов.

Бог - это взаимосвязь.
Мы частность Бога, Его
Случайная ипостась.
И более ничего.
* * *