"По смоленской дороге - леса, леса, леса.
По смоленской дороге столбы, столбы, столбы.
Над дорогой смоленскою, как твои глаза
Две вечерних звезды голубых моей судьбы."

(с) Б. Окуджава

29 ноября умерла Белла Ахмадулина. Минус один... Небо потяжелело. 

Что остается-то, Господи?.. Куда ни глянь, кого ни хватись - нет их уже... Окуджава, Визбор,Галич , Вознесенский, Ахмадулина... Стругацкий Аркадий Натанович... По всем практически не более трех страниц в поисковиках... 

"отлично сотрудничали с западными спецслужбами в области антисоветской пропаганды...довели страну до развала - и свалили к хозяевам. Как говориться, мавр сделал дело и ушёл..."  - некто из Интернетов. Что характерно, не без огрехов в орфографии...  

Были. Были и такие. И кто мы такие, чтобы сейчас их судить? Но были и другие...

"Определить шестидесятничество, объяснить, что это такое, людям, которые не принадлежали к ним или хотя бы не находились рядом с ними, очень трудно, почти невозможно." (с) Гусейнов. Почти невозможно. Не знаю... Я, каюсь, не видела лиц слушателей, когда пыталась  объяснить. Перенервничала. Переволновалась. Я не знаю, почувствовали ли хоть немного те образованные, начитанные, позитивные молодые люди ту атмосферу, ради хотя бы очень отдаленного воссоздания которой звучал в моей презентации "Бумажный солдат", приводились фотографии , цитаты. Mea culpa. 

"А ты с закрытыми очами
Спишь под фанерною звездой.
Вставай, вставай, однополчанин,
Вставай, вставай, однополчанин,
Вставай, вставай, однополчанин,
Бери шинель, пошли домой."
(с) Б. Окуждава

Я даже представить не могу, что такое война... Наверное, сознание щадит меня. Непонятная мне глухая боль заполоняет все, и думать становится невозможным. А если преодолеть, если только задуматься... 

" Мальчик был маленький, всего лишь восьми полных лет, тощий, тщедушный и грязноватый. (...)
Много дней он не ел досыта, а последние два - зимних - месяца он просто потихоньку умирал от голода, но он не знал этого и даже об этом не догадывался - он совсем не испытывал никакого голода. Есть не хотелось. Очень хотелось ЖЕВАТЬ. Все равно - что. Пищу. Любую. Долго, тщательно, самозабвенно, с наслаждением, ни о чем не думая... Чавкая. Причмокивая. Иногда ему вдруг представлялось, что жевать, в конце концов, можно все: край клеенки... бумажный шарик... шахматную фигурку... Ах, как сладко, как вкусно пахли лакированные шахматные фигурки! Но жевать их было твердо и неприятно, даже противно... А лизать - горько." (с) С. Витицкий 

Если только представить...

"у ворот лежала на боку женщина - неподвижная, с оцепеневшими округло разведенными руками, и лицо ее было светло-желтым и словно бы светилось, как лакированная головка белой шахматной фигурки. Рядом с нею, в метре, не больше, лежал кулек из красного стеганого одеяла, обмотанный поверх еще и шерстяным платком. Кулек молчал, но еще слабо шевелился" (с) С. Витицкий

Нет, никак нельзя это представить. Не удается это представить нам, сытым, одетым, сидящим в уютном кресле перед монитором. 

"Много лет и даже десятилетий спустя, когда уже и следа не осталось от того тщедушного, полумертвого, слезоточивого мальчика, и умерла среди людей сама память об этом мертвом, в белый саван затянутом, опустелом
городе, он продолжал помнить и ненавидеть: январь, белую снежную пелену улиц и пустырей, это морозное белесое небо и этот слепящий кусок тумана вместо солнца. Навсегда, до конца, до последней в себе капли жизни..." (с) С. Витицкий

Вот потому и случается у нас потом такое: "Но футбольные матчи проводились даже в те трагические времена. Футбол вдохнул искру жизни...(бла-бла-бла)" (с) В. Путин

"Те трагические времена" - это, чтоб вы знали, 900 дней Блокады. Три цитаты из Витицкого - о ней же. Не знаю... может быть, вот такие играли в футбол: 

"...ничего этого мальчик не знает. Он не знает, что всего каких-нибудь в пяти-семи километрах от него в теплой, немыслимо чистой, большой, красивой комнате, где ярко светят многочисленные электрические лампы, а натертый пол лаково блестит, невысокий, очень полный человек с черными волосами и черными - квадратиком - усиками опускает завернутый рукав кителя и с пренебрежительной усмешкой слушает, что говорит ему другой, в белом докторском халате, человек, тоже невысокий, но худощавый и совсем седой.
  - Я на вас жаловаться буду, Андрей Александрович, - говорит он с неудовольствием, скорее показным и даже театральным. - Честное слово - напишу в ЦК...
- Да ладно - "в ЦК"!.. - отвечает полный небрежно.
  - А что же мне прикажете делать, ежели вы решительно не обращаете внимания на мои рекомендации! Сколько раз я уже имел честь вам докладывать, что каждый лишний фунт веса - это лишняя нагрузка на ваше сердце...
- Что же мне теперь - голодовку объявлять?
  - Ну зачем же голодовку?! Ведь есть же у нас спортивный зал... Ну хотя бы тридцать минут тенниса, но - ежедневно..." 
(с) Витицкий

Но, черт возьми, мне одной кажется кощунственным к теме о футболе в России приплетать Блокаду (!)?...

В кого же мы превращаемся? Что же это такое?.. И не остается же совершенно никого, кто мог бы глянуть на нас, как скальпелем полоснуть, чтобы гной вышел... Они же уходят все. А мы - совершенно беспомощны. Мы смотрим на тех, кто старше нас, на поколение 80-х, мы у них ищем ответов. Они по привычке поворачиваются дальше, а там - пустота... Там уже почти никого не осталось...

Мне страшно. Это же страх во мне вопит в голос. Я не верю в нас и не верю нам. Я не знаю, что будет дальше...

"Нас не вспомнят в избранном - мы писали плохо,
Нет печальней участи первых петухов...
Вместе с Юрой Визбором кончилась эпоха -
Время нашей юности, песен и стихов."
(с) А. Городницкий