выдержка из судебного заседания от 26.07.2010г.

«Защита хотела бы представить суду свидетеля Анисимова Павла Алексеевича. Он находится рядом с залом суда», — сообщил адвокат Вадим Клювгант после обеда. Лахтин метнулся в Интернет. «Здравствуйте!» — уверенно поздоровался прошедший к трибуне крепкий загорелый мужчина в белых туфлях, белых брюках, белой рубашке с коротким рукавом.

Допрос вел адвокат Вадим Клювгант. «Спасибо, что вы к нам приехали, Павел Алексеевич, — начал защитник. – Для начала расскажите, где вы работали в структурах ЮКОСа? В какой период? В каких должностях?» – «В «Самаранефтегаз» я начал работать в 71 году помощником бурильщика скважин, в 95 году компания акционировалась и вошла в состав ЮКОСа, в 97 году я был назначен гендиректором и почти 10 лет, до осуждения, был управляющим «Самаранефтегаз» – вице-президентом «ЮКОС-ЭП»». – «Вы с Михаилом Борисовичем Ходорковским знакомы? Как вы можете охарактеризовать ваши отношения?» — «Лично знакомы. Я их могу охарактеризовать только с положительной стороны. Не было дружеских отношений, только рабочие. Были совещания, один-два раза в год он посещал наши месторождения, у меня была возможность общаться с глазу на глаз». – «А с Платоном Леонидовичем Лебедевым?» — «Тоже знаком лично, но последние годы он ушел в тень…В деятельности компании я его меньше видел». – «Что вы имеете в виду, а то «ушел в тень»…у нас тут слова имеют разные подтексты…» — уточнял адвокат. Судья рассмеялся. Ибрагимова сидела с серьезным лицом. «Один подтекст!» — поднял палец, улыбаясь, Лахтин. – «Я имел в виду, что он не так активно занимался компанией ЮКОС в последние годы. В первые годы – да, а в последние годы я не могу даже сказать, чем он занимался».
Адвокат спросил свидетеля, есть ли у него причины в виде зависимости или заинтересованности быть необъективным свидетелем в пользу стороны защиты. «Что значит «необъективным»?! Нет таких причин!» — отвечал Анисимов.

«Что это за компания «Самаранефтегаз»? Что являлось ее основным видом деятельности?» — ««Самаранефтегаз» раньше называлась «Куйбышевнефть»», организация которая работает с 1936 года, занимается добычей нефти и подготовкой нефти. В 95 году компания вошла в состав ЮКОСа, затем была реструктуризация всей компании, акции «Самаранефтегаз» были обменены на акции ЮКОСа, и была создана ВИНК, где Михаил Борисович возглавлял правление. Была структура «ЮКОС-ЭП», куда и входила «Самаранефтегаз» как дочернее предприятие, подчинялись мы президенту этой компании, занимались добычей нефти и ее подготовкой до нужной кондиции». – «С какого года ЮКОС являлся единственным акционером «Самаранефтегаз»?» — «Я затрудняюсь точно назвать».

«Вы являлись членом совета директоров «Самаранефтегаза» или ЮКОСа?» — «Был период, когда я являлся членом совета директоров и ЮКОСа, и «Самаранефтегаза». – «Вы принимали участие в заседаниях совета директоров?» — «Да. Постоянно практически». – «А в собраниях акционеров ЮКОСа, «Самаранефтегаза» вы принимали участие?» — «Да». - «Что вы имеете в виду, когда говорите «вертикально-интегрированная компания ЮКОС»? Что это значит?» — «Головная компания «ЮКОС-Москва» занималась стратегическими вопросами развития компании. «ЮКОС-ЭП», куда входило три добывающих предприятия. В задачи «ЮКОС-ЭП» входило как добыча нефти, прирост новых запасов и ее подготовка. Дальше мы сдавали всю добытую нефть в «Транснефть», на этом функции наши заканчивались. Наделялись мы бюджетом на каждый месяц, была у меня доверенность на год от президента «ЮКОС-ЭП», где были расписаны мои полномочия, по этой доверенности мы работали».

«Мы потом об этом подробнее поговорим, а пока давайте о ВИНК ЮКОС», — предложил адвокат. Свидетель продолжил восстанавливать структуру: ««ЮКОС-РМ», куда входили все нефтеперерабатывающие заводы. Там находилась структура, которая занималась реализацией нефти и нефтепродуктов, логистикой и т.д. Наша задача в «ЮКОС-ЭП» добыть нефть, передать ее по акту в «Транснефть», а дальше занималось уже «ЮКОС-РМ»».

«Изменение вашей должности с генерального директора на управляющего – с чем это было связано?» — «Была должность гендиректора. В «Самаранефтегаз» было тогда 28 тыс работающих. Были в том числе предприятия сервисного направления: буровые, транспортные, строительные предприятия, социальная сфера – их потом в ходе реструктуризации вывели в отдельный сервисный блок. Они находились также в подчинении «ЮКОС-ЭП». Поэтому, чтобы я имел влияние на них, потому что они как бы самостоятельные предприятия, меня сделали управляющим и через тире вице-президент «ЮКОС-ЭП»». – «А исполнительным органом для «Самаранефтегаз», когда вы стали управляющим, что или кто стал? Как генеральный директор вы были исполнительным органом, потом вы стали управляющим, а исполнительным органом кто был?» — пояснял адвокат свой вопрос. «Я только перешел в штат «ЮКОС-ЭП», остальное ничего не изменилось был главный инженер, были все заместители, которые подчиняли и мне, и по направлениям. Финансовый директор, например, подчинялся финансовому директору «ЮКОС-ЭП»» — «Означает ли это, что «ЮКОС-ЭП» была управляющей компанией?..» — «Да. Я непосредственно подчинялся ей. Вначале ее возглавлял Казаков, затем Бейлин…» — «Это были ваши непосредственные руководители?» — «Да». – «Это были реальные руководители или такие какие-то номинальные фигуры?» — «Реальные руководители».

Анисимов пояснил, что у него была доверенность, а также договор, подписанный на два года и продлеваемый. Плюс существовал еще Кодекс компании, согласно которому, например, нельзя было работать в компаниях, составляющих конкуренцию ЮКОСу (а также иметь акции таких компаний), рассказывал свидетель. Все же технологические процессы регулировались регламентом. «На каждый вид деятельности был разработан обязательный для исполнения регламент, утвержденный президентом «ЮКОС-ЭП» Исполнение регламентов контролировалось», — отмечал свидетель Анисимов.

«Какие у вас были полномочия в соответствии с доверенностью?» — «Добыча, подготовка нефти, сдача ее. Реализацией мы не занимались. Права заниматься реализацией нефти или нефтепродуктов у меня по доверенности не было». – «В рамках этой работы вы имели реальные полномочия?» — «Да». – «Работая в качестве управляющего, вы себя ощущали полноценным руководителем или ущемленным чем-то?» — «Принципиальных изменений не произошло. Что генеральный директор, что управляющий. Суть осталась прежней». – «Вы считали или не считали, что этой реорганизацией вас лишили каких-то полномочий? Отстранили от управления «Самаранефтегазом»?» — «Я думаю, что нет. Может быть, какие-то полномочия были еще дополнительно даны мне». - «Когда вы принимали решения, подписывали документы, от Самаранефтегаз и «ЮКОС-ЭП», вы действовали по принуждению или осознанно, по собственной воле?» — «Я действовал на основании должностной инструкции и доверенности. Там было определено, какие виды деятельности я имел право подписывать. Все документы всегда были согласованы, подпись я всегда ставил последним». – «Как вы могли убедиться в том, что документ или решение согласовано? Как это все работало?» — «Ежемесячно у нас проходила защита, мы отчитывались в «ЮКОС-ЭП» на расширенном заседании с присутствием всех главных специалистов «ЮКОС-ЭП» и «Самаранефтегаза». Нам ежемесячно давался план по добыче нефти, нам давался бюджет на операционные затраты, нам давалось задание на эксплуатационные затраты…все это было отражено в документах, где были четко определены направления нашей деятельности. Если мы не выполняли показатели, естественно, получали по заслугам». – «А вы, ваши специалисты из «Самаранефтегаз» участвовали в подготовке этих документов, имели возможность свое мнение выразить, поспорить, подоказывать что-то?» — «С первого раза никогда такие решения не принимались. Как правило, компании «ЮКОС-ЭП» хотелось больше добыть, но мы оценивали свои возможности и отстаивали <свою позицию>…В любом случае находили компромисс, останавливались на той позиции, которая устраивала обе стороны». – «То есть все эти решения готовились в форме диалога?» — «Да. Согласования не один день могли проходить. Сидели сутками, защищая свои позиции». – «Вам что-то говорит название документа «Исполнительный баланс нефти компании ЮКОС»?» — «Ежемесячно присылали нам по электронной почте баланс, куда наша нефть отправлялась компанией ЮКОС или «ЮКОС-РМ». В основном – на наши НПЗ. Части нефти продавалась как топливо сельским хозяйствам и администрациям районов на топливо в зимний период. Это небольшие были суммы. Порядка 10 тыс. тонн в месяц». – «То есть баланс нефти доводился до всех и был по группе един?» — «Да». – «А про бюджет, что можете рассказать? Был такой документ?» — «Это был главный документ. Там были указаны объемы добычи, объемы вложений в операционные затраты и капитальные вложения. Как правило, нефть, которая реализовывалась, была чуть выше себестоимости. Ниже себестоимости цена продажи никогда не была, потому что тогда бы штрафовали налоговые инспекции. И плюс оставалась небольшая рентабельность. Остальные же (в большей степени) капитальные вложения приходили уже из компании ЮКОС. Особенно в последние годы это были серьезные суммы. В основном они шли на развитие структуры – это развитие новых месторождений, обновление основных фондов».

«Реализация нефти, которую добывал «Самаранефтегаз» осуществлялась на основании каких договоров? Кому?» — «Со скважин нефть по трубам поступает на установки подготовки нефти (у нас их несколько). Там отбиралась вода, соли, а потом опять же по трубе нефть постоянно поступала в трубу управления. Существовал коммерческий узел, там находятся два оператора – со стороны «Самаранефтегаза» и со стороны «Транснефти». Каждые два часа по счетчикам подписывается акт (счетчики постоянно проходили госпроверку). Раз в сутки подписывался акт приема-передачи – в каких объемах мы откачивали нефть в «Транснефть»» — «А Самаранефтегаз» имела возможность хранить добытую нефть, не сдавая ее в трубопровод «Транснефти»?» — «У нас четыре коммерческих узла учета и четыре установки по подготовке нефти, они в том числе имеют резервуарный парк, в основном это для технологических нужд. И небольшой запас был по всем установкам, в случае если авария на трубе или что-то – мы заходим в резервуар, но это не больше двухсуточных объемов нашей добычи. Это все, что мы могли хранить. Все остальное уходило в трубу «Транснефти»».

«За время вашей работы гендиректором, управляющим в «Самаранефтегаз» вам были известны случаи недостачи нефти, которая подлежала сдаче в «Транснефть»?» — «Такого я не помню».

«А договоры какие-то «Самаранефтегаз» подписывала на поставку нефти?» — «В «Самаранефтегаз» не было служб, людей, которые могли бы заниматься реализацией нефти. В «ЮКОС-РМ» были тендеры на реализацию нефти, потом я подписывал уже все документы после всех виз … это были договоры на куплю-продажу нефти. «Самаранефтегаз» выступал продавцом как собственник нефти, держатель лицензии. Собственник, в принципе, ЮКОС, но лицензии были у нас на балансе…» — «Было ли какое-то соглашение генеральное, рамочное об условиях реализации нефти между «Самаранефтегаз» и ЮКОСом?» — «Не помню». – «А покупателями выступали какие компании? Кто определял эти компании?» — «Определял «ЮКОС-РМ»». – «Эти компании имели к ЮКОСу какое-то отношение? Или это были посторонние компании?» — «Не могу сказать». - «Цены, по которым осуществлялась поставка нефти, они указывались в договорах?» — «Да». – «И договоры исполнялись по этим указанным ценам?» — «Да». –«А фактическая оплата нефти также поступала в соответствии с этими ценами?» — «Да». - «А было, когда не поступала оплата за нефть на основании с условиями договора? Или поступала не в полном объеме?» — «Был период до 2000 года, когда цена доходила до 16-17 долларов за баррель, но больше не было…за сдатую нефть оплата проходила два раза в месяц» — «Недоплаты были?» — «Нет». – «Вы уже об этом говорили, но вопрос важный. Уточняю. Покрывала ли цена, которую получала компания «Самаранефтегаз» за нефть по договору затраты на добычу и подготовку нефти?» — «Да. Цена была на уровне себестоимости с небольшой рентабельностью. Но никогда не была ниже себестоимости». – «Давайте расшифруем. Когда вы говорите себестоимость…» — «Это затраты на добычу одной тонны нефти». – «а когда вы говорите рентабельность…» — «Это сверх. Дополнительные средства, которые шли на социальные нужды, на спонсорскую помощь тем районам, на территории которых мы работали». - «Правильно ли я понимаю, что «Самаранефтегаз» всегда получал за поставленную нефть фактически от «ЮКОС-РМ» полное покрытие затрат на производство и подготовку нефти и плюс некоторую прибыль?» — «Абсолютно правильно». – «И так было всегда?» - «Всегда».

«Какие капитальные затраты были у «Самаранефтегаз», по каким направлениям и каким образом они финансировались? Из этих же денег, которые за нефть, или из других каких-то средств?» — «Весь бюджет формировался на две статьи расходов. Это операционные затраты (себестоимость) плюс небольшие затраты социального характера, и плюс капиталовложения, которые расходовались на реорганизацию производства, на бурение новых скважин, на открытие новых месторождений, на их обустройство, на строительство объектов добычи, на строительство объектов социальной структуры. Эти деньги опять же были строго определены бюджетом ежемесячным и годовым и контролировались постоянно. Если уж мы после долгих споров утверждали этот бюджет, то, как правило, он исполнялся в полном объеме. И со стороны «ЮКОС-ЭП» и со стороны «Самаранефтегаз». – «То есть получается, что за нефть расплачивался «ЮКОС-РМ», а капитальные затраты из других средств финансировал «ЮКОС-ЭП» из других средств?» — «Да». – «А вы можете привести соотношение капитальных затрат и тех операционных, которые по договорам за нефть поступали?» — «Здесь зависело все от периодов. 98, 99 годы были для ЮКОСа самыми тяжелыми периодами, когда 16-17 долларов за баррель, с ростом цены, естественно, и затраты на добычу нефти увеличивали и капитальные вложения. В 2002, 2003, 2004 годах мы получали больше 3 млрд рублей капитальных вложений. Почти в три раза больше, чем операционные затраты». – «Такая система отношений с управляющими компаниями в рамках ВИНК, которую вы сейчас рассказали, она позволяла компании «Самаранефтегаз» развиваться и обеспечивать экономический прирост своей деятельности?» — «Я 35 лет отработал на этом предприятии. Пик у нас был в 84-85 годах – 35 млн добывал «Куйбышевнефть». И до входа в ЮКОС мы упали до 7,5 млн тонн добычи. В 2003 году мы добывали уже 12,5 млн тонн Когда началось это уголовное преследование…мы были вынуждены остановить добычу на 3 млн тонн по «Самаранефтегаз», просто отключили скважины. В первые годы мы настороженно смотрели на ЮКОС…Но такого развития как экономического, так и социального, которое было при ЮКОСе, я не помню за все время существования «Куйбышевнефть» -«Самаранефтегаза»», — отмечал Анисимов.

«Вам было известно, что несмотря на то, что вся нефть сдается в трубу «Транснефти», а покупателями выступали какие-то компании, о том что фактически нефть адресуется на НПЗ?» — «По балансу мы видели – в каких объемах, на какой завод и сколько. Почти на 100 процентов наша нефть уходила на наши три НПЗ. У нас затраты на перекачку самые низкие, потому что заводы находились рядом. На экспорт нашу нефть из-за качества практически не использовали». – «Цены определяла компания «ЮКОС-РМ». А вам было известно, что это не та цена, которая есть на нефть марки Юралс в портах Роттердама и так далее?» — «Естественно. Я хорошо узнал об этом, когда сам очутился на их месте, — кивнул в сторону «аквариума» Павел Анисимов. – Нам насчитали дополнительные налоги после проверок, хотя за весь период были проверки как региональные, так и на федеральном уровне. Регулярные были проверки. Но почему-то потом выяснилось, что мы недоплачивали…» — «А вам известно или было известно, кто-нибудь продает в России нефть в регионах добычи по европейским ценам Юралс?» — «Такого периода не было никогда, всегда цена на внутреннем рынке значительно ниже, чем цена на экспорт». – «А чем это объясняется?» — «Я думаю, в первую очередь это квоты. Никто не мог добывать сколько угодно, отправлять сколько угодно…На экспорт должна быть лицензия на конкретные объемы. Эти лицензии в лучшие времена не превышали 40 процентов объемов добычи». – «А вот та нефть, которая экспортируется…Требует ли эта процедура экспортирования еще каких-то затрат после того, как она сдана в «Транснефть»? – «В трубе вся нефть смешивается – «Самаранефтегаз», «Башнефть», «Татнефть». Там не поймешь. она там вся разбавляется, как коньяк или виски, обезличивается, как только переходит в трубу Транснефти»».

«Нефть, которая доставляется в порт Роттердама…Кто оплачивает транспортировку этой нефти?» — «Мне это детально неизвестно. Но транспорт нефти всегда идет по предварительной оплате». – «И это была не «Самаранефтегаз»?» — «Нет». – «А экспортные налоги, пошлины…Тоже не «Самаранефтегаз»?» — «Нет». – «Эти оплаты на транспортировку, пошлины и т.д. являются второй причиной разницы цен?» - «Да».

«Павел Алексеевич, а распределение нефти, различие между европейскими и региональными ценами, то, что мы сейчас с вами обсудили, — эта информация была открытой или закрытой?» — «Она была открытой. Ее можно было взять в любом журнале!» — отвечал Анисимов. Он заявлял, что все члены совета директоров, собрания акционеров могли быть знакомы с этими ценами. «А не могло быть, что цены одни, в отчетности другое? А акционерам на собрании какие-то другие цены называются» — «Это нереально. Есть акт приема-передачи нефти, каждые два часа фиксируется. Ежесуточный акт. Объемы там контролируются до килограмма, до литра. Цена определена. Ежемесячно приходили документы в бухгалтерию. Естественно, бухгалтерия положит эту документы на ту полку, куда необходимо». – «Контролирующие государственные органы насколько внимательно следили за работой «Самаранефтегаза»?» — «Редкие месяцы, чтобы не было каких-то проверок. Это были налоговые проверки, это были проверки Гостехнадзора и других органов». – «Правильно ли будет сказать, что деятельность «Самаранефтегаз», руководства и коммерческие условия, и в целом экономические результаты были полностью прозрачны как для акционеров, так и для государства в лице его контролирующих органов?» — «Абсолютно правильно. А еще собственная служба безопасности, которая за нами контролировала больше, чем любой контролирующий государственный орган
 

«А международный фрахт судов для перевозок нефти или международное страхование перевозок нефти по морю, — это входило в функции «Самаранефтегаз»?». – «Нет. И специалистов таких не было. Интересов к этому не было никакого».
«Что такое расширенное заседание правления НК ЮКОС?» — «Первое заседание как раз прошло в Самаре. Потом каждый квартал проходило в разных регионах. Как правило, их проводил Михаил Ходорковский. Он делал первый доклад, потом его заместители из «ЮКОС-ЭП», «ЮКОС-РМ». Среди участников было практически все центральное управление ЮКОСа, это были директора нефтеперерабатывающих заводов, там находились представители профсоюзных структур». – «На этих заседаниях финансовые, экономические показатели (объем добычи, выручка, прибыль) обсуждались?» — «Да, практически на каждом заседании». – «На этих совещаниях вы общались с вашими коллегами. Управляющими других нефтедобывающих компаний?» — «Да, конечно». – «Из общения с коллегами…были ли какие-то существенные отличия в управлении ОАО «Самаранефтегаз» и ОАО «Юганскнефтегаз», ОАО «Томскнефть»? Или это была единая система, единые правила?» — «Правила были едины абсолютно для всех. Разница только заключалась в объемах добычи. Естественно, в финансировании. Потому что финансирование шло на добычу тонны нефти. У нас была самая высокая себестоимость на добычу. Потому что в «Самаранефтегаз» была уже падающая добыча. 96-98 процентов уже воды было. Естественно, в «Юганскнефтегазе» была самая низкая себестоимость, в «Томскнефти» где-то средняя. Только эта разница была». – «Система отношений по договорам поставки нефти, по ценам они были одинаковыми?» — «Абсолютно. У нас даже в Москве в головном офисе был один кабинет на всех троих».

«Вы упомянули сейчас, что у вас нефть, которая добывалась в «Самаранефтегазе», в ней было 96-98 процентов воды. Расскажите подробнее, и скажите, известно ли вам понятие скважинная жидкость, что вы знаете об этом?» — «Термин «скважинная жидкость» нужен был, чтобы обозначать нефть поднятую со скважины, но без подготовки. То есть в ней 96 процентов обводненности, огромное содержание солей (до 4 процентов), серы. И затраты на саму подготовку нефти намного дороже, чем на извлечение ее из пласта». - «То есть то, что поднимается из недр, это еще не нефть, которая является товаром?» — «Абсолютно верно. Это еще не товарный продукт. Для этого и использовали понятие «скважинная жидкость»».

«Вам известны случаи, когда нефть, сданная компанией «Самаранефтегаз» в «Транснефть», не доходила до конечного получателя?» — «Нет, такого не слышал».

«Вам известен такой проект, как «Корпоративное управление в России»?» -«Мне известно то, что сегодня начинается в России, в ЮКОСе было уже 10 лет назад, — пояснял свидетель. – Это сама структура компании, близкая к западной. Это безбумажный документооборот. Это регламенты». – «А откуда вы знали, что документы купли-продажи, например, не «левые»?» — «На всех договорах были подписи руководителей «ЮКОС-РМ». В том числе и все финансовые службы визировали эти документы. Я доверял на 100 процентов структурам ЮКОСа. Даже не думал, никогда и мысли не возникало, что это может быть какой-то подлог!».
«За все время работы в ЮКОСе вам когда-либо приходилось исполнять какие-то приказы, распоряжения, которые бы выходили за рамки ваших полномочий, служебных обязанностей?» — «Были распоряжения, не касающиеся хозяйственной деятельности, а чаще социальных направлений. Неофициально мне было определено по всей самарской площадке заниматься благотворительной деятельностью, разовые такие вещи, хозяйственной деятельности это не касалось…» — «А вот со стороны Ходорковского или Бейлина какие-то указания, просьбы, распоряжения, которые вы бы расценивали как сомнительные, незаконные, странные? Были такие?» — «Таких никогда не было». – «А приходилось ли когда-либо вам, работая в ЮКОСе, совершать какие-то действия (или принимать решения) под воздействием насилия или обмана?» — «За 35-летнюю деятельность я уже научился отличать хорошее от плохого. Такого не было». Ибрагимова продолжала иллюстрировать собой отношение обвинения к свидетелю: прокурор даже не поворачивала головы к трибуне, лишь косила взглядом, весь вид госпожи гособвинителя выражал презрение.

«Вам что-нибудь известно о существовании в ЮКОСе параллельной структуры управления?» — «Нет, мне неизвестно». - «Вот обвинение, в частности, утверждает, что в ЮКОСе действовала организованная Ходорковским преступная группа, которая действовала с участием многих других руководителей ЮКОСа в течение целого ряда лет…» — «Если в грубой форме сказать — бред какой-то просто!». – «Вы Михаила Ходорковского, кроме как руководителя ЮКОСа, знали в какой-то другой роли?» — «Нет». – «Может быть, он скрывал, что он руководитель ЮКОСа?» — «Нет! И вообще. Кабинет у него был в три раза скромнее, по-моему, чем у нас в регионах!» — отвечал Анисимов. Судья смеялся. «Аквариум» и вовсе расхохотался. «Скрывал, значит!» — толкал, смеясь, Лебедев под локоть Ходорковского. «Наоборот обижался, что мы редко к нему заходим. Но мы в пределах полномочий пытались сами управляться», — пояснял свидетель Анисимов.

«Вы сказали, что знаете Михаила Борисовича только с самой лучшей стороны. Давайте к этому вернемся. Что вы имели в виду?» — «Чем открытей, тем он больше уважал людей. Это я знаю и по себе. Потому что были ситуации, когда руководство «ЮКОС-ЭП» отдавали абсолютно для нас непонятные распоряжения. И я прямо из кабинета президента «ЮКОС-ЭП» звонил лично Ходорковскому и он говорил: «Если это ненужно, не нужно этого делать. А на праздники, на Новый год, мы собирались с женами, с семьями, я его видел с женой, с детьми, как хорошего семьянина. Он был скромный человек. Ему можно было открыто задавать любые вопросы. И доступный. Всегда можно было позвонить. А если пришел в приемную – сразу управляющих принимал Михаил Борисович…».

Всех этих добрых слов о подсудимом Ходорковском не услышал Валерий Лахтин – он уже давно покинул зал, а вот теперь вернулся, с очередной кипой бумаг.

«Приоритетом Михаила Ходорковского была большая прозрачность, понятность или какая-то маскировка?» — «На всех правлениях говорилось об одном и том же – компания должна быть абсолютно прозрачной и соответствовать мировым стандартам! И это была реальная работа, реальная деятельность <в этом направлении>».

«Ходорковский и Лебедев обвиняются в том, что их организованная преступная группа в течение 1998-2003 годы похитила всю нефть, добытую всеми тремя нефтедобывающими компаниями. То есть и компанией «Самаранефтегаз», которую вы возглавляли…Что вы можете сказать по этому поводу?» — задавал Клювгант следующий вопрос. - «Ну пусть Клювгант точнее сформулирует обвинение!» – возложил Валерий Лахтин на защитника работу, от которой увильнули и прокуроры со следователями. – Пусть он цитирует постановление о привлечении в качестве обвиняемого, в подлиннике! Или всю формулу обвинения <пусть воспроизводит>! Чтобы у свидетеля сформировалось объективное мнение об обвинении. А не тенденциозное и выборочное!» — «У вас все?!» — надеялся судья. Но Лахтин просто так не сдался: «Поэтому мы сейчас и получим неправильный ответ на неправильно поставленный вопрос!». Публика хохотала.

Вадим Клювгант повторил вопрос. «Прошу снять вопрос! Свидетель не является автором обвинительного заключения! – разгонял по залу волны возмущения и смеха Валерий Лахтин. – Пусть Клювгант не дезориентирует свидетеля, не вынуждает его давать неправильные ответы! А свидетелю я объясняю, что защитник Клювгант не цитирует обвинительное заключение. Это его личное мнение!». – «Можете ответить!» — ждал судья ответа от Анисимова. – «Если бы я считал, что это действительно было своровано, я бы сюда не приехал. Я приехал сюда по собственной инициативе, в надежде, чтобы справедливость восторжествовала, чтобы человек не понес наказания за то, чего он не делал!» — твердо отвечал Павел Анисимов.

http://khodorkovsky.ru/documents/2010/07/26/13538/