Георгий Аполлонович проверял годовой отчет Саввушкина. Это была груда бумаг, букв и цифр. От ошибок пухла голова, но это обстоятельство уже даже не выводило из равновесия. Была просто какая-то безвылазная бездна, бесполезно потраченного и непотраченного времени жизни. В помещении зависла прозрачная дымка промозглой сырости, и не было ничего радостного и согревающего в белых листах годового отчета, да и вообще в будних днях. Выходные отличались бесполезным пробуждением за минуту до непрозвеневшего будильника, химчисткой, деловыми звонками не в рабочее время и засыпанием под телевизор. Главный бухгалтер аудиторской фирмы часто заморгал глазами, отвел взгляд от клубов дыма выходящих из труб, которые были видны из окна офиса номер 16, и, как бы отгоняя навязавшиеся мысли, погрузился в толмуты годового отчета. Стукнула дверь и слегка затряслась перегородка, Саввушкин вернулся с обеда. В голове Георгия Аполлоновича пронесся запоздалый автоматический сигнал, напоминающий о походе в столовую, и с таблицей в глазах он отправился в привычный путь на цокольный этаж, где еще пахло морковной подливкой и холодным компотом. По возвращению в офисный кабинет, в ощущениях остались сомнения о рисовых остывших ежиках, которые наверное не стоило было брать. Несколько жесткая подушка бумаг перевела размышления в цифро-буквенное русло, а тем временем за окном неясно смеркалось, как и в течение всего дня. Вместе с темнотой неспешно пришло время заканчивать начатое в этом здании, и повсюду прошел единодушный шорох и звуки движения обуви. Георгий Аполлонович кивнул головой вахтеру на проходной и семенящим шагом пошел на остановку. В мысленном диалоге не было мыслей об опаздывавшем вечно автобусе, о холоде который подкрадывается до него, и прохожих знакомо-незнакомых лицах, с таким же сегодняшним днем, он просто шел. Примечательностью было то, что все это было монотонным, крутящимся колесом, без края и конца, для Георгия Аполлоновича, и не для него. По смутным ощущениям надо было что-то переделать, а вот в чем, не хватало времени, знания и желания узнать. Эти неясные ощущения были возможным негласным протестом, но его никто и никогда не озвучит, потому что смысл его был перекрыт весомостью буднего дня, и не реализованного выходного.