Дожил.
Изник в товаре.
Язык на месте, а слов ничуть.
Рыба в стеклянном шаре меня смущает.
Не что-нибудь.
Смотрит она сурово.
Молчит неслышно.
Блестит едва.
Рыба, шепни два слова.
Хотя бы, что ли, жива, жива.



Мелких, себе в убыток, набрал причастий.
Вручил на чай.
Свился предлинный свиток в предолгий ящик.
Прости-прощай.
Тщетно топчусь кругами,
не возле даже, а вне всего.
Рыба, взмахни руками.
Минор немыслим, спугни его.
Весна.
Дожди.
Дремота.
Бездонный омут.
Бессонный гнёт.
Бледный на фото кто-то вот-вот очнётся и подмигнёт:
помнишь кофейню в Ставро?
Конечно, помню.
Да толку что!
Рыба, мне очень плохо.
Мне даже хуже, чем только что.
След мой волною смоет,
— пропел ребёнок.
И след пропал.
В гости?
Сейчас не стоит.
Явлюсь к разъезду.
Скажу —проспал.
Или останусь дома, с ковра не двинусь.
Не та луна.
Весна.
Минор.
Истома.
Какие гости, когда волна?
Всякой по паре твари, — прочёл я как-то.
Незнамо где.
Рыба в стеклянном шаре — плохой помощник моей беде.
Гибкий предмет улова, деталь декора, форель-плотва.
Рыба, шепни два слова.
Взмахни руками.
Жива, жива.


1997