Мои друзья ушли сквозь решето — Им всем досталась Лета или Прана. Естественною смертию — никто. Все — противоестественно и рано.
Владимир Высоцкий



Под вечер 1 ноября 1974 года по подмосковному писательскому поселку
Переделкино шел человек с непокрытой головой, в незастегнутом пальто с
оттопыривавшимися карманами. На шее у него висел потрепанный шарфик.
Подойдя к одной из дач, входивших в комплекс Дома творчества Союза
писателей СССР, человек открыл дверь и стал подниматься по лестнице на
второй этаж, одышливо приостанавливаясь на каждой третьей ступеньке. Ему было нехорошо, и уже давно. На этаже он вошел в одну из комнат, запер за собой дверь, подошел к столу и
вытащил из карманов пальто две бутылки сухого вина — не то «Ркацители», не
то «Цинандали» — жуткая кислятина по рупь двадцать семь. Поставив оба пузыря на стол, человек сбросил пальто на пол и стал оглядывать
комнату в поисках ножа. Обнаружив, срезал с одной из бутылок пластиковую
пробку и, прильнув, сделал несколько глотков из горла. Оторвавшись,
скривился, как от зубной боли. Поставил бутылку обратно. Все-таки гадость
невероятная, хотя и вино. Не надо было это брать. Надо было брать
«Столичную» или хотя бы «Русскую», но ни на ту, ни на другую не было денег. Денег не было и на это дерьмо, которое он принес, но ему повезло занять их у
приятеля. Он просил червонец, чтобы хватило на пару водяры, но приятель,
верно просчитав, на что пойдут его деньги, в просьбе отказал. И сам предложил
трешник. А что можно было взять на трешник? Только такую вот мерзость.
Непонятно, как ее вообще люди пьют… Взгляд человека заскользил по разбросанным по столу бумагам. Всмотревшись,
он вял один листок и, беззвучно шевеля губами, прочитал про себя первые
строчки стихотворения: «Чего ты снишься каждый день, зачем ты душу мне
тревожишь…» Стихи были написаны пару дней назад, когда ему было особенно
плохо. Необходимо было немедленно выпить, но выпить было нечего. И не на
что. С деньгами вообще было из рук вон худо. Настолько, что в долг ему уже почти никто давать не хотел. Знали, что не отдаст, потому что не с чего. Никаких
заработков у него уже несколько месяцев не было. За последний отправленный
на студию сценарий не то что не заплатили — просто не ответили. Ну и хрен с
ними… Зацепившись взглядом за последнюю строку, человек положил лист на стол и,
взяв карандаш, зачеркнул в ней одно слово. Последнее. Так стало лучше. Или
не лучше… Подумав, он снова написал это слово — поверх только что
зачеркнутого. Перечитав еще раз, в раздражении отбросил листок от себя
подальше. И только теперь обнаружил, что все еще стоит, опираясь руками на
стол, а с шеи у него свисает шарф. Про который, когда сбрасывал пальто, он просто забыл. © lib.rus.ec Он стянул шарф, как мертвую змею, и, взявшись за него обеими руками,
попробовал растянуть, проверяя на прочность. Подходяще. Теперь надо было
обнаружить точку опоры. Ту, к которой следовало прикрепить рычаг — тот
самый, необходимый для того, чтобы сдвинуть земную ось. Или, выражаясь не
так возвышенно, чью-то маленькую и давно уже бессмысленную жизнь. Обведя глазами комнату, человек остановил взгляд на входной двери. Точнее,
на ее ручке. Сделав пару шагов, ухватился, дернул — выдержит ли? Ручка была
присобачена крепко. Привязав один конец шарфа к ручке, человек подтянул поближе к двери стул,
сел и принялся наматывать другой его конец себе на шею. Шарф был не особо
длинный, а шея мощная, но на пару оборотов его хватило. Завязав шарф на горле узлом-удавкой, он обвел глазами то, что попадало в
угол обзора, — стены, дверь, потолок — и глубоко вдохнул. Выдыхать было
трудно, воздух упирался и не хотел выходить изнутри. Он словно бы чувствовал,
что снова в эти легкие его уже не пустят. Человек поднял к глазам правую руку, растопырил пальцы. Убедившись в том,
что они не дрожат, сжал кисть в кулак — и, приподнявшись, резким ударом
ноги выбил из-под себя стул.










Из ЖЖ serednyak