Только вслушайтесь:
"Люди, житье-бытье которых составит предмет этого рассказа, суть жители старгородской соборной поповки. Это – протоиерей Савелий Туберозов, священник Захария Бенефактов и дьякон Ахилла Десницын. Годы ранней молодости этих людей, так же как и пора их детства, нас не касаются. А чтобы видеть перед собою эти лица в той поре, в которой читателю приходится представлять их своему воображению, он должен рисовать себе главу старогородского духовенства, протоиерея Савелия Туберозова, мужем, уже пережившим за шестой десяток жизни. Отец Туберозов высок ростом и тучен, но еще очень бодр и подвижен. В таком же состоянии и душевные его силы: при первом на него взгляде видно, что он сохранил весь пыл сердца и всю энергию молодости. Голова его отлично красива: ее даже позволительно считать образцом мужественной красоты. Волосы Туберозова густы, как грива матерого льва, и белы, как кудри Фидиева Зевса"

Вот это русский язык.
О языке писателя Меньшиков отозвался так: "Неправильная, пестрая, антикварная (редкостная, подражающая старинному
языку. - Ред.) манера делает книги Лескова музеем всевозможных говоров; вы
слышите в них язык деревенских попов, чиновников, начетчиков, язык
богослужебный, сказочный, летописный, тяжебный (язык судебного
делопроизводства. - Ред.), салонный, тут встречаются все стихии, все элементы
океана русской речи. Язык этот, пока к нему не привыкнешь, кажется искусственным и пестрым... Стиль его неправилен, но богат и даже страдает
пороками богатства: пресыщенностью и тем, что называется embarras de richesse
(подавляющее изобилие. - франц. -Ред.). В нем нет строгой простоты стиля
Лермонтова и Пушкина, у которых язык наш принял истинно классические, вечные
формы, в нем нет изящной и утонченной простоты гончаровского и тургеневского
письма (то есть стиля, слога. - Ред.), нет задушевной житейской простоты языка Толстого, – язык Лескова редко прост; в большинстве случаев он сложен, но в
своем роде красив и пышен"

[показать]
Святая Русь