 |
 |
 |
|
Александр Асмолов — академик Российской академии образования, профессор факультета психологии МГУ им. Ломоносова (с 1992 г.), директор ФГУП «Федеральный институт развития образования». В 1992–1998 гг. был заместителем и первым заместителем министра образования РФ, автор ряда научных трудов, в том числе «Оптика просвещения: социокультурные перспективы» (2012 г.). |
Алексей Левинсон — кандидат искусствоведения, по первой профессии востоковед, окончил Институт восточных языков при МГУ (1968 г.). С 1967 г. начал работать с Юрием Левадой, когда ни изучения общественного мнения, ни его самого в стране попросту не было. С 2004 г. — заведующий отделом социокультурных исследований в «Левада-Центре». |
Ирина Прохорова — главный редактор основанного ею в 1992 г. журнала «Новое литературное обозрение» и директор одноименного издательского дома. В 2012 году была доверенным лицом брата, учредителя группы ОНЭКСИМ Михаила Прохорова, чье состояние Forbes оценивает в $13 млрд, на президентских выборах. После ухода брата с поста председателя партии «Гражданская платформа» (2014 г.) стала лидером партии, возглавив ее федеральный гражданский комитет. |
[240x632]
Алексей Левинсон, «Левада-Центр»: Мне кажется, сегодня для объяснения общества нужна социология экстренных состояний, потому что обычная фиксирует лишь то, что общественное сознание пребывает в каком-то исключительном возбуждении. По данным на конец мая, рейтинг Путина — 83%, и мы фиксируем его непрерывный рост на протяжении последних месяцев. Рекорд этого рейтинга — 88%, который был после грузинской войны. Исключительное состояние предполагает, во-первых, забвение тех трудностей и бед, которые раньше были важны и влияли на отношение и к власти, и к Путину, — то, что мы фиксировали в предыдущие годы. Во-вторых, мы наблюдаем какую-то невероятную эйфорию, для оценки которой на язык просятся термины из сопредельных дисциплин — психологии, психиатрии и так далее.
Попытка диагноза
Ирина Прохорова, лидер партии «Гражданская платформа»: Вы хотите сказать слово «истерия»?
Левинсон: Истерия в другом месте — в массмедиа. Мы же не ими занимаемся, мы занимаемся тем, что с людьми случилось после того, как они там это слышат, видят и думают об этом. А люди находятся в состоянии, которое надо назвать вполне особенным. Когда с Крымом уже все произошло и предстояли какие-то события на Востоке Украины, мы спрашивали: если Россия введет войска, будете ли вы поддерживать правительство России? 74% — это был конец марта — ответили «да», то есть выдали власти аванс на войну. Это значит, что в общественном сознании рамки того, что можно, что нельзя делать стране и власти, до такой степени расширились, что можно говорить: прежние нормы отключены. Ведь казалось, что российское общество в определенном смысле цивилизовалось за 20
лет — вспомните отношение к чеченской войне, и вот сейчас весь этот флер цивилизованности слетает.
Причем результат примерно один во всех без исключения социально-демографических группах: если говорить о поддержке действий Путина, то среди мужчин — 79%, среди женщин — 87%, люди с высшим образованием — 85%.
Еще был жив Левада — он первым отметил, что у нас общество стало плоским. Если в начале 1990-х были абсолютно ясные различия между ответами образованных и необразованных, зажиточных, незажиточных, городских, сельских, молодых и старых и можно было заранее предсказать реакцию условно «прогрессивной России» и условно «консервативной России» на какое-нибудь выступление Ельцина, то после действий НАТО в Югославии антиамериканизм, антизападные настроения, патриотизм пошли как пожар, горело все. И в этом костре сгорели различия.
Евгения Альбац, The New Times: Рейтинг Джорджа Буша после событий 11 сентября 2001 года был 90%. И держался в районе 80% год — он начал падать лишь в сентябре 2002 года. А Америка — страна индивидуалистов, в вашей терминологии — там общество далеко не плоское. Население объединяется, когда чувствует угрозу своей безопасности. Разве нет?
Левинсон: Угрозы жизни и безопасности россиянам не видит никто.
Альбац: Этой угрозы может не быть в реальности, но она создана телевизионной пропагандой, которая постоянно повторяет: на Украине пришли к власти фашисты. Очевидно, что на Кремль работают неглупые ребята, специалисты по работе с толпой — такие специалисты были в КГБ, которые понимают, что в сознании россиян фашизм — это война, это миллионы погибших, это «враги сожгли родную хату, сгубили всю мою семью» — ровно поэтому про «оранжевую революцию» не говорили, использовали термин, который вызывает у большинства одну реакцию — страх. Самое время услышать психолога…
Левинсон: Только одна ремарка: на вопрос «В течение ближайших шести месяцев позиции России на мировой арене улучшатся, ухудшатся или останутся примерно такими же?» — 54% ответили «такими же», 25% — «улучшатся» и только 12% — «ухудшатся». То есть люди не ждут катастрофы.
Альбац: Потому что для абсолютного большинства нынешние санкции, перспектива замораживания долларовых счетов, закрытия границ — все это не актуально. Однако среди руководителей, то есть тех, кто имеет доступ к реальной информации, процент ожидающих неприятностей — например, ограничений на выезд из страны — в три раза выше, чем в среднем по выборке*.
Александр Асмолов, заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии МГУ: Позвольте я приведу данные исследований, которые мои коллеги проводили сейчас в Белгородской области и которые меня самого поразили. Они анализировали установки крестьян по целому ряду вопросов, и выяснилось: каждый второй сказал, что ему не нужен туалет в доме, 28% опрошенных не видят необходимости в дУше, 35% — в легковом автомобиле, 60% ответили, что не стали бы расширять свое личное хозяйство, даже если бы была такая возможность. 60% открыто признались, что не считают воровство зазорным. Лишь 5%, в принципе, готовы к предпринимательству, но прогнозируют, что будут с этим проблемы.