Ода рублю

[показать]

Над нами ночь, черна, как уголь, уныла, как моржовый ***.

Но ты, о рифма к слову «убыль», ты, мой герой на букву «Р»,

живой упрек элитам местным, пример для робких прилипал,

ты оказался самым честным: они стоят, а ты упал.

Повсюду логика паучья под звуки пафосных сурдин:

свидетель неблагополучья тут оказался ты один.

 

Мерзейший опыт всеми нажит за годы серой пустоты:

сегодня правду громко скажет один Навальный — или ты.

Но для Навального и брата тут просят восемнадцать лет

(конечно, это маловато — в законе больших сроков нет),

уж занесен железный молот, накрылся марьинский уют…

Тебя же посадить не могут. Тебя они не выдают.

(Хотя — неслыханное чудо! — прочел на первой полосе,

что выдают еще покуда, но неохотно и не все.)

Ты много раз бывал в прогаре. Пока не начался отстой,

кому не лень тебя ругали — мол, деревянный! Мол, пустой!

При нарастающем распиле, в угаре тучных, жирных дней

тебя, естественно, копили — но баксу верили сильней.

Ты поднимался как-то нервно, томимый смутною виной,

— но правду нам сказал не евро, а только ты, никто иной.

В эпоху полного развала, разрыва всех духовных скреп

тут все незыблемо стояло, как будто всякий глух и слеп:

Отчизна рушилась повально, но всякий, глядя на страну,

внушал себе, что все нормально, и говорил семье: да ну…

Конечно, внятен запах ада, и серой залит весь пейзаж, —

но может, это так и надо? К тому ж и Крым по ходу наш…

 

Хвалила б…ь  свою невинность, надевши девичий наряд, —

и только ты один не вынес, сказав, о чем не говорят.

Духовных скреп хранитель младший, наследник дедовских чернил, —

скажу, что если кто-то падший, он нашей прозе трижды мил.

У нас не праведник увенчан: он пахнет ложью и гнильем.

Всю правду лишь от падших женщин мы в русской прозе узнаем. 

Чем обреченней, чем бессонней, чем бесприютней, чем грешней —

тем, как Раскольников пред Соней, мы горше плачем перед ней.

Не к богачам пришел Спаситель. Мир — это бомба; мы — запал.

Российской истины носитель — не тот, кто пан, а тот, кто пал.

Мы не в Нью-Йорке, не в Париже, не шлем туда своих детей…

Ты пал. И чем падешь ты ниже — тем будешь ты для нас святей.

Разоблачив любую падлу, ты нам напомнил, кто мы есть —

один из всех сказавший правду и отстоявший нашу честь.

 

За этот год я видел мало героев славы и труда:

Украйна — та, что устояла, — и ты, что рухнул вон куда.

Когда одной большой Капотней предстала миру наша мать,

то пасть значительно почетней, чем привставать и поднимать.

Вот и пишу сегодня оду не человеку, а рублю.

Признаться, я не думал сроду, что всей душой его люблю.

Пусть он совсем усохнет к маю, замрет на нижнем рубеже, — на бакс его не променяю.

Да ведь и без толку уже.