Довольно серьезным критерием в решении приобщаться или не приобщаться к каким-то маргинальным ИСС служит значение для человека тем контроля и самоконтроля.
Склонность к контролю выделяется как важная характеристика личностей определенных типов практически во всех принятых классификациях психологических типов и личностных акцентуаций, что, в общем-то, говорит о том, что контроль давно и серьезно стал игроком на поле понятий, из которых складывается актуальная сейчас политика переживаний. Причем, речь идет не только о контроле поведения, но о контроле за эмоциями, состоянием здоровья, своими и чужими мыслями. Христианская культура возводит самоконтроль в ранг добродетели, и европейская философия в массе своей заимствует эту традицию, вписывая самоконтроль в поле значений, формируемое такими ценностными фигурами, как сильная воля, разум, человеческое достоинство. Сходную идею об особой ценности самоконтроля можно найти в источниках восточной философии, особенно, если подходить к ним с европейской меркой.

Ну, однако ошибочно было бы искать только прямые корреляции между ценностью самоконтроля для человека и нежелательностью для него опытов по искусственному преобразованию своего состояния сознания. Шарль Бодлер, объясняя свое пристрастие к опиатам, написал:
Человек, исследующий порочные границы опыта через себя, особенно нуждается в гимнастической системе, направленной на то, чтобы укрепить волю и дисциплинировать душу. Только строгий этос, индивидуальный культ себя может создать форму жизни, достаточно прочную и гибкую, чтобы вынести погоню за удовольствием и красотой.
Здесь узнается мотив, достаточно типичный для интеллектуалов Европы и США середины 20-го века. Речь о таких именах, как Сартр, Бурдье, Фуко, Жид, Адорно и многие другие. Мотив этот состоит в том, чтобы при помощи ИСС не только не отказываться от самоконтроля, но и напротив, расширить его влияние на максимально большое число своих проявлений. Достичь еще большего контроля над своим сознанием при помощи ЛСД, расширить понимание себя и, следовательно, увеличить контроль над собой через это новое «знание», пользуясь глубокими трансовыми состояниями, необычными сексуальными практиками и др. В этом контексте всякое новое ИСС становится не только вызовом привычному переживанию себя, но и средством для овладения собой в еще большей мере, чем прежде.
В начале 21-го века Малгожата Яцино пишет:
Отказ от самоконтроля происходит под контролем, что необходимо для повышения «качества жизни», то есть, повышения эффективности труда и качества отдыха. Свободный стиль жизни нового среднего класса предполагает освобождение с помощью рационализации и контролируемого расширения сферы того, что не контролируется. Однако возврат к естеству, прислушивание к голосу интуиции или осуществление желаний скорее станут продолжением процесса рационализации жизни, чем ее обратной стороной.
Здесь мысль о необходимости дисциплины и целеустремленности в поисках новых граней себя концептуализируются не как стремление к свободе от норм морали и самоконтроля, а как потребность в контролируемом расширении сферы того, что как будто бы не контролируется. Т.е., по сути дела, в расширении сферы контроля над собой до предельно возможных масштабов. И вполне себе легко обозначить ценности контроля и самоконтроля не только как препятствие к достижению новых опытов ИСС, но и как побудительный мотив.

Очень близко тематически здесь лежат химические вещества и нехимические практики, которые в современном медицинском дискурсе называются лечебными или лекарственными. Человек же единственное животное, которое само стремится принимать лекарства, это можно связывать с отчужденностью его Я от тела, с наличием феномена самосознания, с возможностью проекции себя в будущее и пр. В сущности все эти идеологемы выражают одно и то же свойство – способность человека к инструментальному использованию объектов в окружающем мире и самого себя как такой объект по отношению к тому Я, которое себя использует. Имеющий средства уменьшать свою физическую боль и дискомфорт, испытывает естественное любопытство к тому, как можно повлиять на свой дискомфорт в любой другой области, как улучшить положение вещей посредством улучшения себя. Похоже, что это естественное следствие эволюционной программы по стремлению к достижению комфорта, заложенное в существо любого вида, но только человек благодаря самосознанию (или самоотчужденности) способен использовать для достижения комфорта такие инструменты, которые преобразуют не только объекты вокруг него, но и то, что в некоторой мере является им самим – тело, сознание и переживание.
Однако ж все эти объекты не принадлежат ему в полной мере. Постольку, поскольку он является частью социума, последний тоже реализует некоторую власть, заявляя права на частные тела, разумы и чувства. Способы, которыми эта власть являет себя, изменяются по мере развития общества, которое создает из себя новые дискурсы и социальные институты, призванные поддерживать общественный статус-кво. Практики и состояния человека, которые общество не приемлет, в исторической перспективе стигматизируются последовательно и параллельно как грехи, преступления и как болезни. В настоящий момент мы, исследуя тему ИСС, по-моему, находимся преимущественно в медикалистском дискурсе, именно этот социальный институт – медицина – теперь, в основном, и отвечает за контроль над желаемыми и нежелаемыми ИСС посредством своих науки, диагноза, терапии, превенции и профилактики. Но, конечно же, так было не всегда. В 70-х годах того века Фуко пишет:
В методике социального контроля ликвидация или изоляция заменены терапией. Невменяемые преступники теперь просто перерабатываются, превращаясь в стандартизированных членов гомогенного общества. И левые, и правые желают приобщиться к ответственности за девиантов и реабилитировать их.
Психологический дискурс частично исполняет заказ более «высокой» по отношению к себе инстанции медицины, частично же вынужден мириться с неизбежностью человеческого желания подойти к себе инструментально. Так, психология и психиатрия постепенно, отвечая на социальные изменения, маргинализируют одни типы ИСС и демаргинализируют другие. Существуют и более сложные схемы – когда одно и то же вещество или ИСС определяется как маргинальное в одних условиях и не определяется таковым в других. Это касается, в частности, приема болеутоляющих, алкоголя, антидепрессантов. Немаргинальной формой использования становится та, которая, разумеется, разрешена врачом (психологом, авторитетным источником информации) или даже была рекомендована. Сам врач или тот, кто дает такое разрешение или предписание, является властной фигурой, следящей за тем, чтобы наш человек (пациент) оставался в поле «нормы» или «здоровья» и не причинил себе «вреда».
Понятия норма и здоровье регулируют допустимые и недопустимые для человека практики, зависимости и опыты. Причем с недавних пор тема маргинализации зависимости уже выходит за пределы поля взаимоотношений человека с веществами. В 1996-ом году в очередную редакцию международного классификатора болезней DSM была включена «созависимость», т.е. зависимость непосредственно от других людей, такое переживание в отношении этих других, которое общество считает нежелательным и в терминах медицинского дискурса нездоровым, подлежащим терапии. Находясь внутри социальной системы координат, мы можем говорить, что наука идет вперед и заботится о благополучии человека, а глядя на историческую перспективу медикализации тех или иных опытов и состояний, можем заметить, что медикализация всегда идет чуть-чуть позади изменений социальной реальности и по-своему обслуживает эти изменения. В качестве примеров можно привести включение и выключение из медикалисткого дискурса тем разнообразных сексуальных предпочтений, бродяжничества или склонности к путешествиям, различных пищевых привычек, употребления табака и опиатов, желания и нежелания иметь социальные контакты и строить семью, и многое другое.
Само собой, что для человека как для члена общества потенциально выгодно следовать за полем нормы, сверяясь с ним, однако случается и так, что социальные изменения происходят быстрее, чем на них успевает отреагировать нормирующий дискурс. Или же какая-то социальная группа в силу ряда причин оказывается маргинализованной по каким-то свойствам, и человеку из этой группы приходится приспосабливаться к конфликту между большой группой и малой. На таких узлах системы и происходит продвижение норм – группа людей борется и добивается того, чтобы ее признали «нормальной» или, во всяком случае, признали ее существование, после чего через некоторое время может последовать и шаг легитимации. В качестве примеров можно привести общественные движения по декриминализации наркотиков, добивающиеся определенных успехов в некоторых странах при определенных условиях. Бывает и обратное направление движения – денормализация и маргинализация того, что раньше считалось ок, развенчивание групп людей в их правах на «нормальность». В нашем случае, это развенчивание определенных состояний сознания и форм поведения в их правах называться, например, «безвредными». В обыденной речи о таких состояниях и веществах как раз говорят, что «все-таки они приносят вред», и их распространенность следует контролировать на благо общества.

https://engie.livejournal.com/99244.html