Влияние китайской цивилизации и государственности на соседние страны и народы было весьма ощутимым. Оно, в частности, стимулировало ускорение социального, экономического и, особенно, политического развития близких соседей Китая на протяжении всей его истории, будь то древние кочевники сюнну (гунны) или сяньби, чжурчжэни, монголы или маньчжуры. Но это затрагивало отнюдь не только кочевников, тем более, оказавшихся в орбите его непосредственного воздействия. Это влияние было много значительнее. Через Наньчжао оно достигало тайцев и тибето-бирманских племен, а во Вьетнаме оно просто задавало тон, определяло внутреннюю организацию государства и общества.

Япония во многом близка в этом смысле к Вьетнаму. Речь не только о заимствовании чужой, пусть даже более высокой культуры, хотя играло свою роль и это. Имеется в виду нечто иное: близость высокоразвитой цивилизации неизбежно оказывала свое воздействие и прямо, и косвенно, причем особенно большую роль такое воздействие играло именно в те периоды истории той или иной страны, когда определялись основные параметры существования данного общества и государства. Для находившейся в зоне воздействия китайской цивилизации Японии влияние такого рода было совершенно очевидным, само собой разумеющимся. Вопрос лишь в том, какую роль оно сыграло в процессе становления обеих стран. Итак, как это было.

Каменный век

Древний каменный век, палеолит, датируется для Японии примерно 40—12 тысячелетиями до н. э. Япония тогда еще не отделилась от Азиатского материка и составляла с ним одно целое. Эта хронология основана на радиоуглеродном анализе археологического инвентаря, а также обнаруженных на о-ве Хоккайдо ископаемых останков лошади, относящихся к виду, распространенному 12 тыс. лет до н. э. на севере Азии.

Впервые палеолитический инвентарь в Японии был найден в 1949 г. в префектуре Гумма при раскопках стоянки Ивадзюку. В слое вулканической глины были найдены древние каменные орудия из обсидиана. Затем последовали палеолитические находки на островах Кюсю и Хоккайдо. Керамика в палеолите отсутствует. Поэтому японские археологи именуют его иногда периодом докерамической, или бескерамической, культуры.

Для палеолита характерны одноручные орудия — копья, пики, их каменные наконечники обнаружены археологами. Найдены каменные ножи, скребки, полученные техникой бокового скалывания отщепов. Наиболее древние орудия изготовлялись галечной техникой и аналогичны патжитанскому типу — древнейшей палеолитической культуре, открытой на юге Центральной Явы к западу от города Патжитан. Это грубые “болванки” камня — нуклеусы неправильных очертаний, массивные отщепы, крупные скребла, проторубила. Для изготовления этих орудий использовались небольшие речные гальки и крупные валуны. На о-ве Хоккайдо широко представлены каменные ножевидные пластины из обсидиана.

Примерно 25 тыс. лет до н. э. в Северной Азии началось резкое похолодание, пик которого приходился на 19—17 тысячелетия до н. э. Северная фауна распространилась на юг, а за ней пошел и человек, достигнув по сухопутному мосту через современный Сахалин и Корею территории Японии. Кости мамонта обнаружены в Приморье, на о-ве Сахалин и о-ве Хоккайдо. Загонная охота на мамонта осуществлялась большим коллективом первобытной охотничьей общины, в которой женщины занимались собирательством. Для приготовления пищи уже использовался огонь. В социальном плане это было раннеродовое общество.

В эпоху среднего каменного века, мезолита (12—10 тыс. лет до н. э.), появляются лук и стрелы, широко использовавшиеся первобытными охотниками.

Наряду с каменным инвентарем в то время существовала и керамика: глиняные сосуды с линейным рельефным налепным орнаментом в виде валиков — характерная особенность японского мезолита.

В 10—8 тысячелетиях до н. э. в результате таяния ледников уровень Мирового океана поднялся примерно на 100 м, что впоследствии получило наименование потопа. Именно в это время Япония отделилась от материка и приобрела свои современные очертания. Согласно гипотезе итальянского ученого Флавио Барбьеро, подъем уровня Мирового океана был следствием не таяния ледников, а грандиозной катастрофы: у п-ова Флорида в Атлантический океан со скоростью 30 км в секунду врезалось космическое тело — астероид или комета — диаметром в б—7 км и весом 200 млрд. т. В результате этого столкновения сдвинулась земная ось, произошли землетрясения, пошли дожди, поднялся уровень морей и океанов, существенно изменился климат Земли.

Новокаменный век, неолит, существовавший в Японии с 8 тысячелетия до н. э. по 300-е годы до н. э., характеризуется господством двуручных орудий, прежде всего, рыболовных снастей и лука со стрелами, каменных и костяных орудий охоты и лова. Из цельного ствола дерева стали изготовлять лодки, используя для долбления каменные орудия.

По-видимому, в это время возникает простой товарообмен: археологами обнаружены каменные орудия, изделия из кремня, зеленого камня титибу и глиняные изделия в тех районах, где отсутствовал материал для их изготовления. Рыбаки, селившиеся вдоль побережья, охотники лесных краев и жители равнин имели свои специфические продукты, которыми обменивались.

Характерной чертой этого периода являлось широкое распространение охоты и рыболовства, что хорошо прослеживается на раковинных кучах — своего рода кухонных отбросах неолитического человека, — по названию которых весь период иногда именуется “неолитом раковинных куч”. Обнаружено около 2500 раковинных куч, некоторые из них удалены от морского побережья на 50 и более километров, что свидетельствует о подъеме суши и изменении береговой линии в результате отступления моря.

Охота продолжала играть важную роль в экономике неолита. В раковинных кучах найдены кости примерно 50 видов животных, но в подавляющем большинстве случаев (до 90%) это кости оленя, охотились на которого в осенне-зимний сезон во время миграции стад, а также кабана. Реже встречаются останки бурого медведя, енота, лисицы, зайца, соболя, морских млекопитающих и птиц.

Весной широко практиковалось собирательство съедобных моллюсков: обнаружены остатки 353 видов.

Во внутренних водоемах ловили леща и окуня, а на Тихоокеанском побережье о-ва Хонсю и о-ва Хоккайдо — морских глубоководных рыб: тунца, бонито, макрель, камбалообразных и плосколобых. По словам японского археолога Ватанабэ, “ловили все, что попадалось под руку”.

Охота на оленя, кабанов, медведя, лов глубоководных морских рыб могли осуществляться лишь при наличии общинных производственных отношений, коллективными усилиями, совместным трудом мужчин-охотников и рыболовов, тогда как собирательство моллюсков было делом женщин и детей.

Лов рыбы определил возникновение культуры рыболовов, которая на севере, на о-ве Хоккайдо, дополнялась зверобойным промыслом морских животных — тюленей, морских львов, бурых дельфинов и выдр.

Однако экономика японского неолита не ограничивалась охотой, рыболовством и зверобойным промыслом. В центре о-ва Хоккайдо помимо охоты существовало собирательство, а дальше к югу и на северо-востоке о-ва Хонсю возникло земледелие, которое распространилось дальше на юг. Система земледелия была подсечно-переложная: выжигался лес, и на одном и том же поле выращивали каждый год разные культуры. После истощения земли ее забрасывали и расчищали новый участок. От выращивания клубней перешли к выращиванию злаков, прежде всего, гречихе, наиболее удобной зерновой культуре, для созревания которой требовалось всего 8—10 недель в условиях местного влажного и прохладного климата. В городе Акита на дне ямы, куда сбрасывалась зола, были обнаружены зерна гречихи, и их возраст определен в 4500 лет. Помимо гречихи сеяли просо, а затем и рис, завезенный из Китая, выращивали тыкву и горох. Культивировали также каштаны, орехи и желуди.

Переход от присваивающих форм хозяйства к производящим, к земледелию, знаменовал важный рубеж в развитии производительных сил и был назван поэтому английским археологом Г. Чайлдом “неолитической революцией”. Возникновение новой отрасли экономики оказало влияние не только на рост производительных сил, оно изменило и социальные отношения, воздействовало на мировоззрение, религию и искусство неолитического человека.

Земледелие вызвало появление земледельческих орудий производства: каменных мотыг, серпов, зернотерок, каменных тарелок. Возникает специфическая “веревочная керамика” (дзёмон) с характерным орнаментом, полученным в результате нажима на влажную глину “веревки” — скрученного жгута из растительных стеблей. Термином дзёмон японские историки обозначают весь период неолита.

Наличие стабильной растительной пищи способствовало росту численности населения. Японские этнографы с помощью компьютера создали модель роста населения страны, согласно которой б, 4, 2,5 тыс. лет до н. э. население Японии составляло соответственно 22, 106 и 260 тыс. человек. Однако среди женщин имела место большая смертность: сказывались антисанитарные условия родов с последующими осложнениями.

Именно с трудом женщин, которые первоначально занимались собирательством пригодных в пищу растений, а затем стали возделывать землю, засевать ее и поливать, связано появление земледелия и оседлого образа жизни.

Земледелие явилось материальной основой повышения социальной роли женщин, что нашло свое выражение в появлении женских глиняных изображений догу с преувеличенными чертами беременных женщин. Сохранившиеся догу оказались полыми, с косточками новорожденного внутри. Догу обнаружены вблизи очагов, в ритуальных местах и в захоронениях, причем у многих из них отломана правая рука. Все это дает основание предположить неоднозначность функций догу. Они являлись хранительницами, хозяйками огня, символизировали культ плодородия, прародительниц материнского рода, предназначались для охраны беременности, родов, детей, имели магическо-религиозное значение как предмет заклинания, отводящий болезни, увечья, несчастья. Порча догу преследовала цель их переправы в “страну мертвых”, где они должны были продолжать выполнять свои функции при усопших. Существовали также догу-маски, применявшиеся во время ритуальных танцев.

Возможно, что догу изображали женщин, которых предстояло похитить из соседних общин. В японской мифологии имеется сюжет похищения женщин с острова “скрывающихся жен”. Обычай ловли будущих жен существовал на островах Рюкю даже в начале XX в. и описан советским японистом Н. А. Невским. Японские филологи отмечают, что в древнеяпонском языке современным термином “жена” (цума) обозначался муж, и на этом основании считают, что наиболее древней формой брака являлась поимка женщинами мужчин на острове “скрывающихся мужей”.

Догу свидетельствует о высоком социальном положении женщины в древней Японии: она пользовалась не только гражданским, но и религиозным авторитетом, причем последний превалировал.

Культ женщины как первоначальной хранительницы огня существовал помимо Европы и Азии и на Новой Гвинее, где был распространен миф, согласно которому огонь не только охранялся женщиной, но даже находился внутри ее половых органов.

Собирательство, лов рыбы, зверобойный промысел и особенно земледелие способствовали оседлости местного населения. Возникают поселки, состоящие из зимних полуземлянок-ям (татэана) прямоугольной или эллиптической формы. В земляной пол, иногда устланный камнями, врывали опорные столбы, на которых держалась крыша, имевшая отверстие для выхода дыма.

В летний период сооружались наземные четырехугольные каркасные жилища, покрытые двускатной тростниковой крышей.

В раковинных кучах находят скелеты погребенных людей, окрашенные красной охрой, лежащие в скорченной позе на левом боку, чаще всего головой на запад, реже на север и восток, что свидетельствует о существовании уже определенного похоронного обряда и религиозных воззрений. Скорченное положение трупа означало его уподобление человеческому эмбриону, что подчеркивалось его окраской в красный цвет, который символизировал, по мнению академика Б. А. Рыбакова, само чрево матери. Покойник, по представлениям неолитических жителей, должен был вновь родиться в образе тотемного животного. Поэтому во время похорон его готовили к посмертному возрождению, реинкарнации. Эмбриональная скорченность костяка отражала стадию тотемных верований, а преимущественная ориентация головы покойника на запад, в меньшей степени на восток и в единичных случаях на север свидетельствовала о наличии представлений о загробном мире, тесно связанных с солярным (солнечным) культом. Расположение загробного мира мыслилось либо там, где солнце еще не взошло (по-видимому, это первоначальная концепция), либо там, где солнце уже зашло, что становилось господствующей точкой зрения.

В раковинных кучах обнаружены также костяки с переломленными конечностями, что, возможно, отражало страх неолитического человека перед покойником, желание воспрепятствовать возвращению умерших.

Японские острова в период неолита были заселены пещерными людьми — так называемыми земляными пауками, жившими не только в пещерах, но ив землянках, и мохнатыми жителями гор, употреблявшими лишь растительную пищу. Последние имели характерные черты предков айнов, но противопоставлялись им, по-видимому, из-за того, что уже восприняли земледелие. Не исключено, что на территории Японских островов жили и другие этнические группы, но основное население все же состояло из предков современных айнов, поэтому период дзёмон иногда именуется “страной айнов”. Советский этнограф Л. Я. Штернберг убедительно показал, что реликты в культе, физический тип и язык свидетельствуют о южном происхождении айнов. Эта точка зрения разделяется и современными советскими востоковедами. В частности, В. Р. Кабо доказывает, что на существовавшем в древности материке Сунда (район совр. Индонезии) обитала этническая общность, часть которой при поднятии уровня Мирового океана и затоплении этого материка двинулась на юго-восток — в Австралию, а другая — на северо-восток, в Японию. Таким образом, и японцы, и австралийцы имеют общего предка, что подтверждается археологическим и этнографическим материалом и дает возможность реконструировать нравы и обычаи древних японцев, используя австралийские параллели.

[250x289] Догу

Айны оказали на соседние народы значительное влияние, передав им производственные навыки, верования и обряды, истоки формирования которых восходят к Юго-Восточной Азии. Считается общепризнанным, что древнейшая керамика на островах Рюкю, этой “этнографической кладовой” современной Японии, принадлежала культуре предков современных айнов. У айнов прослеживаются в языке индонезийские элементы. Обычай чернения зубов, распространенный на о-ве Тайвань, в Индокитае и на Филиппинах, также говорит в пользу их южного происхождения.

Для айнов был характерен солярный культ, символами которого были спираль и змейка, широко используемые в их орнаменте, что было связано с мифом о небесном змее, спустившемся на землю в виде зигзагообразной молнии вместе со своей возлюбленной, богиней огня, являвшейся проводником умершего в загробный мир. Богиня огня отождествлялась с солнцем-спиралью.

Формирование японской этнической общности выходцами из Юго-Восточной Азии подтверждается сравнительным изучением татуировки, обнаруженной в японских курганах и у современных народов Юго-Восточной Азии, а также фольклором прибрежных жителей-рыбаков (ама), среди которых широкое распространение имели мифы о плавающей в море земле и птице-корабле, якобы принесшей приморским людям солнце. Изображения корабля-птицы обнаружены в японских курганах. Образ летучей лодки-корабля широко распространен у народов Океании.

В последние годы появилась гипотеза японского этнографа Хабара Матакити об этнической принадлежности ама к морским цыганам Юго-Восточной Азии.
       

Период бронзы и железа

Японские историки именуют время сосуществования каменных, бронзовых и железных орудий периодом культуры яёй (300 г. до н. э. — 300 г. н. э.). С материка усилился приток переселенцев, уровень социально-экономического развития которых был выше, чем у аборигенов. Иммигранты принесли с собой бронзовые и железные орудия, культуру риса, завезли лошадей, коров. Переселенцы обладали более совершенными производственными навыками в сельском хозяйстве и ремесле. Начался длительный период освоения аборигенами материальной культуры пришельцев, их ассимиляции, в результате которой и возникла японская народность.

По археологическому инвентарю культура яёй четко подразделяется на два ареала: западный с центром на севере о-ва Кюсю и восточный в районе современного города Осака. Остров Сикоку и запад о-ва Хонсю можно рассматривать как переходный район, где встречается как западный, так и восточный инвентарь.

Для западного ареала характерна культура бронзовых мечей и другого бронзового оружия: наконечников копий и стрел, секир.

Массивные и узкие формы оружия аналогичны китайско-корейским образцам, широколезвенные и тонкие — типично японского производства, что подтверждается находками соответствующих литейных форм. Меч обожествлялся японскими язычниками как “тело” или “облик” бога. Вполне вероятно, что такое представление возникло под влиянием переселенцев. Скифы, по словам Геродота, считали, что в меч воплощается бог Арей, они водружали меч на насыпь и ежегодно приносили ему в жертву рогатый скот и лошадей. В честь меча умерщвлялся и каждый сотый пленник.

Север Кюсю являлся также центром распространения бронзовых зеркал китайского производства, имевших узор в виде зубчиков пилы. Зеркала не были предметом обихода, а имели магическо-ритуальное значение. У тюрко-монгольских народов, сибирских и корейских шаманов бронзовые зеркала рассматривались как вместилище духа шаманского предка, как символ небесного духа и средство отпугивания злых духов. Бронзовые зеркала почитались как изображения солнечного диска. По мнению Н. Я. Марра, смотреть в зеркало означало смотреть в “зеркало-небо”. Зеркало представлялось китайцам талисманом, оберегающим от зла, наваждений, подстерегающих человека. Зеркало мыслилось как копия Вселенной, как посредник между человеком и “Всеобщим Законом Природы” (Дао), оно представлялось отражателем души. Представление о зеркале как двойнике души было распространено на Андаманских островах, Новой Гвинее, Новой Каледонии, как свидетельствует английский этнограф Дж. Дж. Фрэзер.

Наряду с мечами и зеркалами на севере о-ва Кюсю обнаружены яшмовые подвески. Яшма, по представлениям древних китайцев, охраняла своего носителя, отвращала от него беду.

Меч, яшма и зеркало стали у японцев символами царской власти, а впоследствии — “тремя священными сокровищами”, регалиями японских императоров.

Восточный ареал представлен культурой бронзовых колоколов (дотаку), обнаруженных в районах древнейших культовых мест и храмов. Эти колокола, подобно бронзовым барабанам Южного Китая и Индокитая, имели культовое назначение, их подвешивали на ветвях священных деревьев и, ударяя по ним, обращались к небу с молитвами. На о-ве Сикоку обнаружен бронзовый колокол, датируемый III веком н. э. Его поверхность расчленена горизонтальными и вертикальными линиями на 12 частей, в каждой из которых имеются рельефные изображения производственных процессов (охоты, рыбной ловли, полевых работ, ткачества), жилищ, типичных для современной индонезийской архитектуры и воспроизведенных в синтоистских храмах Идзумо и Исэ. На колоколе изображены также звери, птицы, насекомые, пресмыкающиеся. Все это дает довольно полное представление о занятиях и быте японцев в период яёй.

Обнаруженные зеркала из бронзы были либо привозными, либо местными, что свидетельствует о развитии производства металлических изделий, литейной техники. Зеркала имели, как и на Кюсю, ритуально-магическое значение и являлись символом власти, наконечники стрел тоже типично местного производства, как и бронзовые браслеты.

Бронзовые топоры, кирки и мотыги использовались сравнительно редко, поэтому по-прежнему широко применялись каменные орудия, например топоры, которые были аналогичны корейским и китайским образцам. Найдены полулунные ножи из камня, применявшиеся в качестве серпов при уборке урожая, каменные кирки-мотыги, каменные ступки и пестики для растирания зерен и шлифовальные камни. Каменные мечи, кинжалы и жезлы вождей (сэкибо) использовались в культовых целях.

Изделия из кости и рога похожи на неолитические, но их изготовление более тщательное и орнамент богаче. Деревянные предметы представлены плетеными корзинками и лакированными изделиями. Керамика яёй гладкая, красно-коричневого или желто-коричневого цвета, иногда окрашена в красный цвет. Изготовлялась при помощи поворотного приспособления — площадки, а затем и гончарного круга, что свидетельствует о техническом прогрессе и развитии производственных навыков. Среди мисок, котлов, горшков, кувшинов встречаются чаши на высокой ножке с мелким обрамленным ромбами орнаментом дзёмон, что очень напоминает древнюю культуру Кореи и Новой Гвинеи. В целом орнамент яёй беднее, чем у керамики дзёмон, он расположен лишь на верхней части сосудов в виде параллельных линий, треугольников, квадратов и оттисков гребенки.

[250x351] Догу

В период яёй японцы добывали медь и получали сплав, близкий к бронзе, но чаще всего переплавляли старые китайские бронзовые изделия, что подтверждается сравнительным химическим анализом китайской и японской бронзы. Из бронзы изготовляли вооружение, ритуальные предметы, украшения. В это время появляются группы ремесленников, которые специализировались на изготовлении какого-либо одного изделия, хотя в целом ремесленное производство еще не отделилось от сельского хозяйства.

Охота, рыбная ловля и собирательство продуктов моря, в том числе и жемчуга, продолжали играть важную роль в экономике, особенно на юго-западе. Дальнейшее развитие получает земледелие как на суходольных, заболоченных, так и на поливных землях. Помимо проса, гречихи, ячменя, бобовых культур и конопли культивируется рис, завезенный с материка через Корею.

Земледелие укрепило оседлость и социальную структуру общества — земледельческую общину. В китайских летописях японская земледельческая община обозначается иероглифом “страна” (куни). Она состояла из деревень (мура), а последние — из домовых общин (сётай кёдотай), тождественных большой семье, которая территориально представляла собой двор (ко). Двор состоял из 5—б жилищ типа землянок-ям (татэана). Это были почти наземные жилища из жердей, тростника и ветвей, засыпанных землей. От них сохранились круглые ямы глубиной в 30—100 см и диаметром в 4—8 м. Наряду с землянками татэана появляются свайные постройки (такаюки), использовавшиеся в качестве зернохранилища, впоследствии превращенные в синтоистские храмы. Аналогичные постройки распространены в Юго-Восточной Азии.

Главой земледельческой общины являлся жрец, само наименование которого — “резатель” — свидетельствует о его функции принесения жертвоприношений, в том числе, по-видимому, и людей — “майских девушек” во время весенней высадки рисовой рассады.

Жрец совершал молитвы о “великом очищении”. Самыми тяжкими, “небесными” грехами считалось разрушение межей, поскольку общинная земля наделялась во владение дворам, завал канав орошения, разрушение запруд, повторный засев, втыкание вех в чужое поле (символизировало присвоение чужой земли). Сдирание шкур, живодерство, сброс нечистот относились к тягчайшим грехам. Иными словами, это типичные запреты сельскохозяйственного коллектива, в котором были сильны общинные права на землю и оросительные сооружения, где производство риса становилось определяющим занятием населения. Следует обратить внимание и на запрет сдирания шкур, существовавший задолго до введения буддизма.

Прогресс в области этики семейно-брачных отношений проявился во введении ограничений на круг брачных партнеров, когда менее тяжким, т. е. “земным”, но все же грехом объявлялся “грех любодейства” с собственной матерью, дочерью и скотоложство. К “земным” грехам относилось также сечение мертвой и живой кожи. Последнее, по-видимому, было направлено против тех сторон обряда инициации, которые сопровождались телесными повреждениями. Несчастья от “гадов ползучих”, птиц и вообще “высших богов”, заболевания проказой (“белые люди”), наросты на теле, мор скота и “грех чародейства” также относились к “земным” грехам.

И “небесные”, и “земные” грехи были в начале Х в. н. э. записаны в синтоистских молитвах-заклинаниях “норито”, которые вошли в синтоистский свод “Энги сики” и блестяще переведены Н. А. Невским. В этих синтоистских молитвах отражена имитативная магия слова в виде заклинаний-песен, исполнявшихся при посеве сельскохозяйственных культур. В этих песнях-заклинаниях воссоздавался весь цикл сельскохозяйственных работ. Цель молитвословий — вызвать в действительности аналогичный их содержанию результат. Такие песни-молитвы сохранились до начала XX в. и зафиксированы Н. А. Невским на островах Рюкю.

Развитие производительных сил стимулировало процесс дальнейшего разделения труда внутри общины, появление ткачества, что подтверждается обнаружением каменных и керамических веретен на стоянках Карако и Торо (совр. префектура Нара и район города Сидзуока).

Земледельческая община представляла собой “...самодовлеющее производственное целое...”. Основная масса продукта производилась не в качестве товара, а для непосредственного потребления самой общины. Однако это отнюдь не означало полного отсутствия обмена: поскольку еще существовали, особенно в горной местности, поселения, где неолитический быт почти не изменился, а в некоторых районах имелись продукты, которые отсутствовали в других местах, то между жителями Японских островов осуществлялся простой товарообмен. Это зафиксировано в китайской летописи “Вэй чжи”, где сообщается, что люди на о-вах Цусима, Ики, на северо-западе Кюсю и юго-западе Хонсю “ездят на кораблях покупать хлеб на север и на юг”.

Появившиеся излишки продуктов стали присваиваться главами семейных групп, и, прежде всего, самим главой земледельческой общины, что приводило к имущественной дифференциации. У наиболее состоятельных лиц появляются лошади, завезенные с материка. Имущественная дифференциация отразилась и в способах погребения. Если рядового общинника попросту вывозили в поле и там оставляли на съедение животным, то знатных людей хоронили в керамических трубах с погребальным инвентарем: оружием, бронзовыми зеркалами, бусами. Аналогичные захоронения встречаются и на материке.

Глава земледельческой общины (дзокутё) имел меч и копье как символ власти, что свидетельствует о его функции военачальника. Подтверждение находим и в иероглифическом написании самого термина “глава общины”: слово “дзокутё” состоит из двух иероглифов. Первый — “дзоку” входит вторым компонентом в состав слова “семья” (кадзоку) и представляет собой “стрелу”, расположенную под “штандартом”, причем примечательно, что знамя у монголов считалось воплощением бога войны. Второй иероглиф — “те” означает “глава”, “начальник”, “командир”. Таким образом, и из иероглифического написания главы общины следует, что он был и военачальником, возглавлял вооруженных общинников.

Войны между общинами были явлением постоянным. Они являлись источником приобретения рабов, которые первоначально принадлежали всей общине, но по мере усиления влияния главы общины рабы становились его собственностью. Рабы имелись и в больших семьях, но это были домашние, патриархальные рабы-слуги.

До сих пор в Японии бытует теория, которая разделяет культуры дзёмон и яёй, утверждая, что первая была протоайнская, а последняя — протояпонская и якобы никакой преемственности между ними не было. Однако есть основания полагать, что яёй является прямым продолжением древней неолитической культуры дзёмон.

Представление о культуре яёй может быть дополнено письменными источниками, к которым относятся немногочисленные надписи (стелы) в буддийских храмах, например в храме Хорюдзи (город Нара), а также корейские, китайские и японские летописи.

По данным современных исследований, этнорасовые миграции на Японские острова включали негроидов с о-ва Лусон, индонезийцев, индокитайцев, китайцев, тунгусов и палеоайнов. Основной миграционный поток, в том числе айнов, происходил не с Азиатского материка, а из Юго-Восточной Азии. Нельзя игнорировать иммиграцию монголоидов и корейцев. Таким образом, японцы — продукт смешения указанных народностей и этнических групп.

На рубеже нашей эры на территории Японских островов имелись следующие племена: на о-ве Сикоку и частично на юге о-ва Кюсю племя кумасо, которое, возможно, имело второе наименование хаято; на севере Кюсю — тэнсон; на о-ве Хонсю, юго-западнее п-ова Ното, — племя идзумо, в центре Хонсю — племя ямато и эми-си (эдзо) на северо-востоке Хонсю.

Для племени характерно наличие собственности на естественно возникшие орудия производства — пашню, воду. Племенная собственность соответствует неразвитой стадии производства, когда люди живут охотой и рыболовством, скотоводством или, самое большее, земледелием. В последнем случае она предполагает огромную массу еще неосвоенных земель. На этой стадии разделение труда развито еще очень слабо и ограничивается дальнейшим расширением существующего в семье естественно возникшего разделения труда.

Индивиды подчинены природе. Непосредственный производитель неотделим от условий его труда. Для племени характерно “природное единство труда с его вещными предпосылками”. Целью труда являлось обеспечение существования всей общины, отдельного собственника и его семьи.

Люди были объединены племенной, территориальной и семейной связью. Господство собственника над несобственником основывалось на личных отношениях, “на том или ином виде сообщества”.

Между племенами шла непрерывная борьба, в ходе которой происходило смешение племен и складывание современного облика японцев, углублялось разложение первобытнообщинного строя, возникал слой более состоятельных общинников, возглавлявших большие семейные группы, формировалась японская народность. В ходе этой борьбы сформировался племенной союз, который, по данным китайских летописей (в японских летописях эти сведения отсутствуют), возглавила женщина Химико. Время правления Химико примерно с 173 по 250 г. н. э. Этот племенной союз Яматай (Ематай) находился либо на о-ве Кюсю, либо на о-ве Хонсю. Но дело не только в выяснении местонахождения Яматай (археологический материал определенного ответа на этот вопрос не дает), а в трактовке проблемы образования японского государства, определении его социальной сущности.

Сторонники теории Северного Кюсю считают Яматай союзом малых государств, находившихся на этапе первобытной демократии. Сторонники теории Кинки — Ямато считают местом расположения Яматай район на юго-востоке от современного города Осака и трактуют государственную систему как политическую форму, развивавшуюся в направлении всеобщего рабства. В то время, как сторонники теории Кинай настаивают на раннем образовании деспотического государства во II—III вв. н. э., сторонники теории Кюсю считают III—IV века периодом союзной власти влиятельных семей. Именно последнее направление внесло наиболее ощутимый вклад в конкретно-историческое изучение социальной структуры японского общества.

Современное иероглифическое написание имени Химико не раскрывает ее социальной сущности, но если расшифровать его фонетически, то это “солнечная”, или “огненная” (хи), шаманка (мико). Такая интерпретация ее имени соответствует китайской летописи, где утверждается, что она “занималась колдовством и обманывала народ”. Примечательно, что на островах Рюкю в древности правитель-мужчина выполнял экономические и военные функции, а его сестра — шаманские, т. е. происходило разделение административно-хозяйственных и религиозных функций, аналогично тому, как в племенном союзе Яматай брат Химико “помогал управлять страной”.

[250x334] Дотаку - бронзовый колокол

Шаманизм — ранняя форма религии, характерная для первобытнообщинного строя. Шаманами становились люди, которые в переходном возрасте, при наступлении половой зрелости, начинали страдать нервными заболеваниями, сопровождавшимися истерическими припадками, обмороками, галлюцинациями.

Внутриэкономическое положение племенного союза Яматай было тяжелым. Из корейской летописи Силла известно, что в 193 г. “в шестом месяце люди Вэ (японцы) сильно голодали, поэтому более тысячи человек их прибыло [в Силла], прося еды”.

Экономические трудности усугублялись политическими неурядицами: в том же году против Яматай выступило племя Кумасо, получившее поддержку со стороны государств Корейского полуострова, а в 247 г. Химико вела борьбу с вождем племени хаято “Собачьим слугой”, которого поддерживали правители Китая.

Племенные союзы устанавливали внешнеполитические связи с Кореей и Китаем, куда направляли посольства. Отношения с Китаем приобрели форму преподнесения дани. Дарообмен являлся религиозно-магической фетишизацией межгосударственных отношений. Он знаменовал установление китайской системы номинального вассалитета, дани и инвеституры, что практиковалось Китаем для повышения своего политического престижа и имело значение для местных правителей в силу официального признания Китаем их власти.

Китайская летопись за 238 г. сообщала о преподнесении Химике китайскому императору четырех рабов-мужчин и шести рабынь. Сторонники рабовладельческой концепции трактуют это событие как доказательство правоты их точки зрения. Однако сам факт преподнесения всего десяти рабов свидетельствует об их большой редкости. Рабы в Японии были поистине “на вес золота” и свидетельство летописи не только не подтверждает, но полностью опровергает мнение адептов рабовладения.

В ответ на дань китайский император преподнес Химико золотую печать с пурпурной лентой, жемчуг, золото, медные зеркала, шелковую ткань, два меча и ковры.

Современные японские исследователи (Мияги Эйсё, Ои Минобу и др.) относят общество II—III вв., отображенное в китайской летописи “Вэй чжи”, к переходному периоду от матриархата к патриархату, но в Японии матриархат в “чистом” виде не обнаружен: наряду с высоким социальным положением женщины существовал и мужчина-вождь, символом власти которого был “жезл вождя” (сэкибо). Поэтому этот “переходный период” следует датировать, начиная с неолита и вплоть до VII в., когда менялось соотношение функций женщины и мужчины, но женщина — жена правителя осуществляла религиозно-магические шаманские функции, которые лишь впоследствии стали прерогативой наследственной жреческой группировки. Но и тогда женщины из жреческой среды, становясь женами правителя, сообщали его веления, являясь посредниками между правителем-богом и его подданными.

Племенной союз, который возглавляла Химико, японские историки именуют “племенным государством”, что едва ли правомерно: как известно, государство — продукт классового общества. В племени классы еще не сформировались, и поэтому более точно наименование “племенной союз”, который можно рассматривать лишь как самый ранний, первоначальный этап образования государства, когда такие общественные должности, как военный предводитель и жрец, олицетворяли “зачатки государственной власти”. Носители этой власти выражали общеплеменные интересы и чаяния нарождавшейся знати.

После смерти Химико около 250 г. мужчина, возможно, ее брат, провозгласил себя царем, однако правители других общин не признали его верховенства. Вспыхнула междоусобная война, прекратившаяся лишь после того, как племенной союз возглавила девушка по имени Иё, по-видимому, 13-летняя дочь Химико. Этот факт свидетельствует о сохранении и после смерти Химико предпочтительного верховенства женщины, власть которой признавалась главами других общин.

Китайская летопись сообщает о посылке Иё дани в Китай: 30 рабов, 5 тыс. белых жемчужин, двух зеленых жемчужин и 20 штук парчи. Хотя число рабов по сравнению с ранее преподнесенными Химико возросло в 3 раза, однако и это количество не столь велико и не является основанием для того, чтобы предполагать наличие в Японии рабовладельческой формации.

На месте захоронения Химико был насыпан большой холм диаметром свыше 100 шагов — один из первых курганов в Японии. Однако на севере о-ва Кюсю могильники раннего курганного периода не обнаружены. Они найдены на юге Кюсю в провинциях Хюга и Осуми (современные префектуры Миядзаки и Кагосима), а поэтому обоснованной представляется гипотеза о расположении первого племенного союза не на севере, а на юге о-ва Кюсю.
       

Период древних курганов

Культура древних курганов (кофун) датируется второй половиной III в.—VII веком. Это были захоронения, где гроб из дерева или камня помещался в яму типа татэана, которая затем засыпалась. Наибольшее распространение курганов зафиксировано в районе Кинай, в окрестностях современных городов Осака, Киото и Нара.

Для раннего курганного периода (III—IV вв.) характерны квадратно (спереди)—круглые (сзади) курганы, напоминающие в плане замочную скважину. На квадратной части приносились жертвы, а сам курган насыпался над могилой. Курганы этого типа помимо района Кинай обнаружены в провинциях Оми, Киби и Сануки (совр. префектуры Сига, Хиросима и Окаяма — на о-ве Хонсю, Кагава — на о-ве Сикоку). Их распространение совпадает с районами обнаружения зеркал, являвшихся символом царской власти. Погребальный инвентарь типично религиозно-магический, жреческий, кроме того, встречаются земледельческие орудия и мечи.

Квадратно-круглый курган Цукинова, расположенный в современной префектуре Окаяма, оказался парным погребением мужчины и женщины со сходным погребальным инвентарем: бронзовые зеркала, железные мечи и кинжалы свидетельствуют о религиозных и военных функциях, присущих в равной степени и мужчине, и женщине.

Для раннего курганного периода характерно наличие металлических орудий для обработки земли, прежде всего, железных серпов и других сельскохозяйственных орудий, но продолжали еще существовать и орудия из дерева.

Развитие производительных сил обусловило численный рост населения.

Продолжалась борьба между земледельческими общинами. Побежденных облагали данью, а вождей, которые добровольно признали контроль центральной власти, стали именовать “общинными царскими рабами” (куни-но мияцуко). Эти “царские рабы” в действительности продолжали занимать главенствующее положение в своей земледельческой общине и являлись “рабами” лишь номинально, причем уже в середине III в. в написании термина “мияцуко” иероглифы “царский раб” упраздняются и заменяются иероглифом “делать”, “создавать” (цукуру) при сохранении прежнего фонетического чтения, что лишний раз подтверждает номинально “рабское” положение глав подчиненных общин.

К середине IV в. складывается второй племенной союз, называвшийся Ямато и расположенный уже определенно в центре о-ва Хонсю. В этой связи существуют три гипотезы: о влиянии Северного Кюсю на образование племенного союза Ямато, о “восточном походе” и о завоевании Центрального Хонсю иным народом с материка.

Первые две гипотезы связаны с объективно имевшим место процессом миграции населения Японских островов с юго-запада на северо-восток. Восточный поход отождествляется с именем легендарного основателя японского государства Дзимму, правление которого, по мнению некоторых историков, относится к 271—307 гг. или к 311 г., а сам поход — к 295—300 гг.

Проблема “императора” Дзимму связана с одним из основополагающих тезисов японской историографии об “основании империи” в 660 г. до н. э. И хотя еще Араи Хакусэки (1657—1725) усомнился в правомерности этой даты и отнес поход Дзимму на 600 лет позднее, а японской исторической наукой уже давно отвергнут домысел об “основании империи” в 660 г. до н. э., в настоящее время японские правящие круги пытаются вдохнуть новую жизнь в этот миф с целью повышения престижа императорского дома.

Именно этот “факт” положен в основу декрета от 9 декабря 1966 г. о ежегодном праздновании даты “основания государства” 11 февраля, что, по существу, восстанавливает довоенный праздник “основания империи”. В современных официальных изданиях 660 год до н. э. снова фигурирует как достоверная дата. Дзимму преподносится как “основатель государства”, и указываются даже годы его “жизни” (711—585). Доцент Осакского университета Наоки Кодзиро высказал предположение, что предание о Дзимму смоделировано не с событий “восточного похода”, а с воцарения царя Кэйтай (507—531). Наоки и его единомышленники (Сёдзи Хироси, Уэда Масааки) аргументируют свою гипотезу тем, что согласно “Кодзики” и “Нихон секи” Кэйтай — местный правитель в провинции Этидзэн (совр. префектура Фукуи), — воспользовавшись отсутствием наследников после смерти царя Бурэцу в 506 г., провозгласил себя царем и, миновав три столицы, прибыл в Ямато в местность Иварэ. Дзимму, якобы выступив из Хюга (совр. префектура Миядзаки на о-ве Кюсю), также миновав три столицы, прибыл в Ямато, где его стали именовать Иварэхико. В пути следования и Кэйтай, и Дзимму останавливались дважды: в первый раз — на семь лет, во второй — на восемь. Кэйтай правил в Ямато б лет, а в “биографии” Дзимму, который, по преданию, дожил до 76 лет, ежегодные записи в летописях охватывают лишь последние 6 лет. Далее, одновременно умерли Кэйтай и наследник престола, а после смерти Дзимму его старший сын был убит. После Кэйтай трон не замещался 2 года, после Дзимму — 3. Помощь “императорам” и в первом, и во втором случае оказывали семейные группы Отомо и Мононобэ.

Гипотеза о завоевании Хонсю народом-всадником аргументируется японским исследователем Эгами Намио археологически: в ранний курганный период характер царской власти был аналогичен власти Химико, что подтверждается погребальным инвентарем, имевшим заклинательско-шаманский, земледельческий характер, а затем он приобрел черты воинственности североазиатского типа народов-всадников. Такое существенное различие раннего и позднего курганного периодов могло быть следствием завоевания. Кочевники завоевали Южную Корею и Японию, поэтому японская и континентальная культуры всадников идентичны.

Во второй половине III в. продолжался процесс завоевания соседей и дань (мицуги) с побежденных племен стала взиматься дифференцированно: мужчины должны были поставлять добычу с охоты, а женщины — “изделия своих рук” — ткани. Цари Ямато подчиняли местных глав земледельческих общин, учреждая на завоеванных землях свои владения (агата), переименовывая глав общин в “глав агата” (агата нуси), причем археологически установлено единство между порайонным распределением курганов раннего периода и административных единиц “агата”. Можно говорить о процессе “агатизации” более мелких земледельческих общин, о превращении их во владения, в своеобразные провинции племенного союза Ямато.

У царя-шамана появляется собственная земля в виде “священных полей” (мита), которые огораживались “священной” веревкой из рисовой соломы. Возникает и собственность царя на урожай, который хранился в “священных” амбарах (миякэ).

Жертвоприношения рисом постепенно превращались в постоянно взимаемый налог сельскохозяйственными продуктами (тати-кара), кроме того, члены общины платили налог изделиями ремесла (мицуги) и несли трудовую повинность (этати). Трудовая повинность широко использовалась при сооружении могильных курганов и в ирригационных работах. При царе Суйнин (год его смерти — 295 — считается достоверным) было создано 800 прудов, что способствовало определенному подъему земледелия. В это время из Китая завозится дикий апельсин.

Летопись “Кодзики” сообщает, что Суйнин однажды услышал вопли закапываемых в землю людей: тогда существовал обычай хоронить вождя вместе с его живыми спутниками. Это якобы так потрясло царя, что он отменил закапывание живых людей и повелел впредь хоронить их глиняные изображения — ханива.

Ханива в миниатюре воспроизводили людей и реальные предметы: седла, сбрую, лодки, а также лошадей, животных — все, что сопровождало умершего в реальной жизни. Однако вряд ли с введением ханива прекратились человеческие жертвы: сохранились сведения об императорском указе 642 г., который отменял принесение в жертву людей.

В японо-корейских отношениях вторая половина III в. характеризовалась почти непрерывными набегами японцев на Корейский полуостров. Японцы облагали побежденных данью, создавая там специальные склады для ее хранения, но сообщение японских летописей о длительном (250-летнем) господстве на юге Корейского полуострова в Мимано в настоящее время подвергается сомнению, главным образом корейскими учеными.

В 300 г. в японо-корейских отношениях наступил перелом: произошел обмен посольствами, а спустя 12 лет японцы попросили прислать невесту для сына правителя. Началась иммиграция корейско-китайских переселенцев, вызванная падением в 280 г. царства У в Южном Китае под натиском кочевников и продолжавшимися их набегами на Китай с запада. Переселенцы основали в 320 г. в дельте реки Иодо город Нанива, переименованный в XVI в. в Осака. Иммигранты начали сооружение в дельте реки отводного канала для защиты земель от наводнений, создали оросительную систему, улучшили судоходство. Более высокий уровень производства и технических навыков, а также более совершенная обработка земли у переселенцев способствовали подъему производительных сил на Японских островах.

[250x275] Керамический сосуд. III-IV века.

В 313 г. на Корейском полуострове была ликвидирована китайская провинция Лолан, образованная в 108 г. до н. э., и на севере возникло государство Когурё, на востоке — Силла, а на западе — Пэкче.

В середине IV в. царь Тюай продолжил завоевательные походы своих предшественников против эбису на северо-востоке и кумасо на юго-западе. В 345 г., порвав дипломатические отношения с Кореей, он предпринял поход против Силла, нанес корейцам поражение и обложил побежденное государство данью. 80 кораблей было сооружено для вывоза этой дани. Пленные силланцы основали в Центральной Японии четыре поселения кузнецов, которые принадлежали царю. Грабительская политика японцев в Корее вызвала большое недовольство. В стране вспыхнул мятеж, для подавления которого в 364 г. японцы предприняли новый поход, но на этот раз потерпели от силланцев сокрушительное поражение.

Около 370 г. японцы решили установить связь с западным государством Пэкче, рассчитывая с его помощью победить Силла. Высказывается предположение, что Тюай был против нового похода в Корею, за что и был убит в 389 г. по приказу своей жены Дзингу.

Официальная версия японских летописей повествует о походе Дзингу-шаманки в Корею, однако достоверность этого сообщения оспаривается уже с 1888 г. Считается, что Дзингу в качестве местной правительницы Кюсю если и совершила поход на Корейский полуостров, то потерпела поражение. Как свидетельствует надпись на стеле “Расширителя земель”, воздвигнутой в 414 г. сыном покойного правителя Когурё Хотэвана, последний “...разбил и прогнал японцев, вторгшихся во владения племени кая, обитавшего по нижнему течению реки Нактонган”. Иными словами, стела свидетельствует о сокрушительном разгроме японцев в Корее. Возможно, что после поражения в Корее Дзингу изменила направление похода, пошла на северо-восток, покорила местное население долины Ямато и перенесла свою резиденцию в район современного города Нара. Родившийся у Дзингу сын Одзин, который по времени не мог быть сыном Тюай, стал основателем новой династии корейского происхождения. Мать была при нем регентом. Впоследствии Одзин был обожествлен и слился с образом бога войны Хатиман (по мнению некоторых ученых корейского происхождения).
       

Поздний курганный период (V—VII вв.)

Правление корейской династии в Японии, так называемых первых “пяти царей Ва” (Одзин, Хансе, Инге, Анко и Юряку) относится к позднему курганному периоду. Достоверно известна хронология пребывания у власти лишь двух последних царей — Анко (454— 456) и Юряку (456—479). Что же касается первых, то можно сказать лишь одно: они царствовали в первой половине V в.

Погребальный инвентарь позднего курганного периода существенно отличался от раннекурганного. Если прежде характер захороненных предметов свидетельствовал о жреческих функциях правителя, то с V в. это типичное захоронение военачальника: обнаружены железные латы, мечи, луки и железные наконечники для стрел — инвентарь, встречающийся в могильных курганах воинственных кочевников центральноазиатского происхождения на обширной территории Японии, Кореи, Северо-Восточного и Северного Китая, Центральной Азии, юга России и Венгрии. В курганах позднего периода появляются стеклянные сосуды, аналогичные персидским времен династии Сасанидов. В Афганистане во время археологических раскопок кургана Тилля-Тепе обнаружена корона с орнаментом, идентичным корейскому и японскому из захоронений V в.

Для периода правления “пяти царей Ва” характерен ввоз железа с Корейского полуострова в центральный, Кинайский район о-ва Хонсю. Железные орудия составили техническую основу кораблестроения, строительства, производства сельскохозяйственных орудий и, наконец, оружия, обеспечив материальную основу боеспособности войск этих правителей.

Китайский железный плуг стал символом власти местных глав земледельческих общин как в районе Кинай, так и в Киби, на северном побережье Внутреннего Японского моря.

В социально-экономической области важное значение имела иммиграция корейско-китайских переселенцев и их натурализация. К этим переселенцам, именовавшимся “бэ”, относились люди самых разных специальностей: ремесленники, земледельцы, знатоки искусств и грамоты. Но в Японии существовало несколько категорий бэ. Наиболее древними были побежденные местные общинники, обязанные выплачивать дань победителю. Из числа наиболее знатных общинников рекрутировались служители культа (имбэ), лица, обслуживавшие царскую семью (микосиробэ и минасиробэ). Существовали лица из местных семейных групп, наследственно охранявшие дворец (тономори), поставлявшие воду (моитори), убиравшие дворцовые покои (канимори). В окончании их наименований имеется иероглиф “бэ”, однако его фонетическое звучание отсутствует, что, по-видимому, свидетельствует об утрате смыслового значения “бэ” из-за давности их функций.

Своеобразными царскими охранниками являлись саэкибэ, к которым, возможно, относились потомки племени хаято. Их “охранные” функции сводились к лаю по-собачьи для отпугивания “злых духов”, что практиковалось под Новый год в дворцовых покоях и при выездах царя: лаяльщики бежали впереди, по бокам и сзади паланкина, в котором восседал царь, и при пересечении дорог, въезде в лес и преодолении водных преград “отгоняли” злых духов заливистым лаем. Среди иммигрантов-корейцев со-габэ были наиболее значительной группировкой, выполнявшей функции казначеев. Другие группы бэ заведовали оружием, его производством и хранением.

Однако существовала и другая категория иммигрантов, подпавших под юрисдикцию местных влиятельных семей. Они также являлись данниками, но не царя, а провинциальной знати. Эта категория бэ получила наименование какибэ, в самом написании которого сохранилась грамматическая структура древнекитайского языка, когда определение следовало за определяемым (бэкаки).

Из .Силла прибыла большая группа китайских переселенцев хата, расселившихся в 127 местах юго-западной и центральной частей о-ва Хонсю. Хатабэ очень ценились как сельскохозяйственные работники. Техника возделывания земли была у них выше, чем у японских крестьян. Помимо района Биттю (совр. префектура Окаяма) они возделывали земли в бассейне рек Камогава и Кацурагава (район совр. города Киото), культивировали тутовое дерево и разводили гусениц шелкопряда, положив начало шелководству. Хата ткали шелковую ткань и сдавали ее в виде налога. Они занимались также ремесленным производством, торговлей и были даже служителями культа. Поскольку они знали китайскую грамоту, то могли учитывать и записывать налоговые поступления, поэтому при Юряку их поставили во главе царской казны — “большой сокровищницы” (Окура), куда поступали дань и налоги. Иными словами, они стали чиновниками фискальной системы, а их потомки были даже придворными лекарями.

В социальном плане бэ не были однородны. Каждая из групп бэ имела своего рук<