[500x334]
Частенько так бывает, что один и тот же, порой странный и непонятный для нас сон повторяется изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год..преследует нас, не дает покоя. И мы сами не знаем почему, не понимаем, к чему бы это. Это может быть страшным детским кошмаром или просто непонятной чепухой. На первый взгляд. А ведь все дело в том, что наше подсознание требовательно, настойчиво пытается нам что - то сообщить.

Надо сказать, что и у Маши был такой постоянный, завсегдатый сон. Он снился ей с самого детства. Сначала бесконечно пугал, потом привыкла. Сейчас он стал чем - то вроде маленькой досадности : "ну вот, опять приснился этот". И вчера Маше как раз приснился именно этот сон:


Мне кажется пять. Или может шесть. В общем я маленькая, худенькая девочка с огромными карими глазами. Где я - совершенно не понятно. Только чувствую как ветер теребит мои волосики. Я в коротеньком платье, точнее в рубашке. Нет, вернее сказать я не могу понять : платье это или рубашка. Внутри я чувствую какую - то тревогу, но не могу понять в чем дело. И слышу : "беги!". Я бегу. Бегу быстро. Так быстро как только могу. Бегу через дворы, деревянные дома, пустые огороды, бегу. И за мной бегут. Я знаю - поймают и всё. Это будет конец. Поэтому я бегу. заворачиваю за угол - там сгоревший дом. Совсем черный - дотла. И только печь. Большая старая глиняная печь. Ни секунды не думая я залезаю в топку. Да, да, именно туда, куда обычно кладут дрова. Залезаю, быстро закрываю крышку и зажимаю рот. Зажимаю так сильно, что из глаз текут слезы. И сердце. Сердце бешено колотится.



Маша проснулась в панике. Такой сон невольно оставлял мрачный отпечаток на всем оставшемся дне. Почему он снится?

Маша как всегда встала, оделась, умылась и поплелась на кухню. Стереть кислую мину не получилось. Единственное что радовало - аккуратная кучка свежеиспеченных бабушкой блинов - масленица. Не сказать, чтобы Маша уж очень вздыхала по блинам, но что - то кроме яичницы на завтрак - уже хорошо. Маша налила кофе - без него просто невозможно проснуться, села на стул и, глядя на теплый блинный пар, вздохнула.

- Не выспалась?
- Да нет, все нормально. Просто сон плохой приснился)
- Ну ничего, поешь блинчиков, плохой значит к хорошему.
- Спасибо, бабушка, я уже к нему привыкла. Он мне частенько снится.
- расскажешь?

Бабушка и не знала что сказать. Генетическая память? Ведь все ей было так знакомо...


Во время войну, у немцев была карта. Такая большая карта России. И кроме теоретических планов нападения на ней отмечали крестиками деревни. Красным - те, в которых немцы могут остановиться и жить. Черным - те, которые необходимо было сжигать. Из - за партизанов, или по каким другим причинам, но сжигать. И вот, в одну из таких "черных" деревень пришли немцы. Чтобы было проще - необходимо собрать всех жильцов, загнать в один большой сарай и поджечь. И вот, когда уже все были собраны в дружную кучу перед сараем, фрицы позволили себе закурить по одной.

"...Было жарко. Солнце пекло как никогда. День вообще был хороший, тонкий ветерок щекотал так приятно и нежно. Мне было лет пять или шесть - уже не помню. Нас собрали быстро, резко. Мы даже не успели одеться, я была в тоненькой рубашечке до колен. Мама крепко держала меня за руку. Я вообще очень любила её руки : такие мягкие, нежные...очень красивые. Она не плакала и не боялась. Казалось, что не боялась. Хотя даже я понимала, что я я держу ее за руку в последний раз. Её спокойствие давало мне какое - то особенное чувство мужества, и я не плакала. А немцам было весело. Они шутили и громко хохотали. Возле нас, под яблоней, стояли двое с автоматами. У мотоциклов еще трое. Немецкий казался мне каким - то странно - агрессивным, зверским языком. Вдруг на каску того, что стоял ближе к дереву упало яблоко. Красное и спелое. Фрицы загоготали еще громче, а тот в каске с испугу начал палить по яблоне что есть мочи. И тут мама тихонько шепнула мне на ушко:"беги!". И я побежала. Так быстро как могла. Побежала через дворы, деревянные дома, пустые огороды, бегу. И за мной бегут. Я знаю - поймают и всё. Это будет конец. Поэтому я бежала. завернула за угол - там сгоревший дом. Совсем черный - дотла. И только печь. Большая старая глиняная печь. Ни секунды не думая я зала в топку. Да, да, именно туда, куда обычно кладут дрова. Залезла, быстро закрыла крышку и зажала рот. Зажала так сильно, что из глаз потекли слезы. И сердце. Сердце бешено колотится. Я просидела в печке два дня боясь пошевелиться. Когда и вылезла наружу, вся черная, голодная, я знала - мамы нет. Да и никого уже нет. Есть только я. И раз теперь только я - я должна жить..."


Услышав историю бабушки, Маша почувствовала и испуг, и гордость, и странное необъяснимое чувство. Почему я раньше не спрашивала, не просила рассказать историю семьи? Это все так странно...

С тех пор Маше этот сон не снился.