Настроение сейчас - СердитыйНа этот раз роман В. Иванова "Русь Великая".
[700x700]
Знаешь, куда прошедшие дни, прошедшая жизнь девается? - спросил
Приселко и сам ответил: - Здесь все, с тобой оно, ты на себе носишь иль в
себе, все равно. Ноша великая на нас наложена от сотворенья мира, каждый
день добавляет груза. Человек велик, и старится он только от этой тяготы,
а не как конь на работе. Ноша теснит, как удав-змея. Время неверно
сравнивают с рекой. Речная вода уходит, а время хоть и течет, но с тобой
остается. Уставая, человек все менее любит жизнь. Не будь того, мы бы
вечно жили, как Бог.
Продолжение
Поэт рассказывал кочевникам о том как выглядят горы, но они отказывались верить, прощаясь с провожатым беглец сказал о себе:
"Беглец. Я слагал песни, рассказы, притчи. Я поэт. Я неосторожно
оскорбил эмира. Там, - гость указал вдаль, - есть страна, откуда в наш
город приезжали купцы. Я подружился с ними. А назад для меня нет пути".
"Может быть, может быть, - согласился кочевник. - Может быть, тебя не
забыли друзья. Надейся. И прими мой совет: не рассказывай в степи о горах,
а горцам о степях".
"Ты знаешь горы! - воскликнул поэт. - Так почему же..."
Подняв руку, старший кочевник остановил своего бывшего гостя:
"Ты много говоришь. Ты спешишь спрашивать. Думай. Молчи и будь
осторожен. Обижаются не только эмиры".
Есть мелочи быта базилевсов, которые не доходят до простых подданных, ибо разглашенье их опасно, а содержанье не
будет понято: не поверят. По закоснелым мненьям подданных, великие - велики. Рассказывая им мелочи, приходится помнить правило:
не говори кочевникам о горах, ты прослывешь лжецом на всю Степь.
Кто же соблюдает договоры, когда они перестают быть выгодными! Ты удивляешь меня, превосходительнейший!
Не будь волков, пастухи спали бы слишком сладко.
В жизни нам, комес, превосходительный друг мой, слаще достигать, чем достигнуть.
Волненье
борьбы прекраснее, чем обладанье...
Приобретенные убежденьем опасны, они могут переубедиться, они рассуждают, хорошо ли они поступают. И колеблются. Те,
кто увлечен возможностью возвышенья, обогащенья, стремятся скорее получить вожделенное. После удачи они успокаиваются и служат базилевсу, возведенному ими на трон. Их благополучие связано с базилевсом. Те, кто действовал по убежденью, склонны осуждать базилевса, за которого они только что сражались. Он-де, взяв власть, не так поступает, как обещал. И,
вместо того чтобы укрепляться, новый базилевс вынужден уничтожать вчерашних друзей, что и опасно, и нелегко исполнить.
Где грань между вольностью чувств и подчиненьем их разуму так, чтобы не отмирало чувство? Никто не знает. Знают иное: вольное чувство можно поработить и замучить, заставив его замолчать до поры, пока оно не отомрет. Навсегда. Ибо нет в человеке кладовой, где он может до времени сохранить ненужное ему для текущего дня.
Любимая не надоест тебе, если сумеешь любить.
Пусть нет справедливости - есть справедливые люди. Не будет свободы, когда не станет свободных людей.
Толпа презренна: спросите философов. Одни готовы ее уничтожить, другие хотят переделать; такую, как есть, не приемлет никто. Однако ж слова, брошенные на поживу толпе, подобны незаконченной статуэтке, которая попала к скульптору. Доделает и найдет покупателя.
Одно - следить за мыслями подданных, другое - влиять на мысли, третье - разобщить подданных так, чтобы они, научившись молчать, разучились и думать. Поликарпос обладал первым. Не имел средств для второго. Был слишком трезв и умен, чтобы даже мечтать о третьем.
Неустанно работала трость Фразибула, уничтожая колосья, которые, естественно, по природе своей поднимались выше других, не ведая, что нарушеньем общего строя они сами себе выносят смертный приговор: для блага других, коротеньких, одинаковых.
Впрочем, бескорыстной помощи не бывает. Бойся спасителя, вопиющего о своем бескорыстии!
Прошлого не изменить и великим богам.
Кости павших - не шахматные фигурки. При всем желании книжников их вновь не расставишь.
Игра сыграна, ставок более нет.
На старые наши могилы просится справедливая, простая надпись: они сделали все, что могли. Дай бог и другим такую же память!
Не сожалей, что с тобой могло быть иначе. Бывшее подобно скале, и оно завершилось. Прими же сегодняшний день. Не рань себе рук о неисправимое.
Неисправимое - это имя прошлого. Другого названия не должно давать прошлому, если ты хочешь быть свободна для нынешнего дня.
Духовник Анны вмешался:
- Каждый текущий день посвящай богу, думая о царстве небесном.
Русский возразил:
- Заботиться следует о нынешнем дне, и не об ином. И не слабеть в мечтах. Коль ты сегодня сделал свое дело, ты и завтрашний день себе подготовил, - и обратился к Анне: - Жизнь наша уподоблена тысяче уподоблений, хотя бы и дереву, ветви которого разрастаются с каждым днем. Нет дней дурных. Верь, княгиня, сердцу твоему.
А кем будешь, сам не знаешь. Если ж и знаешь, никто не предскажет тебе, кем быть сумеешь. Молчишь - хорошо. Видел я, как ты распоряжался - будто старый князь. Не обидься, знаю, что под твердым словом у тебя лежало и лежит сомненье в себе. Будешь бороться с собою. Трудное дело, но кто тебя выкует? Ты сам и враги твои, ибо сталь точат о жесткий камень, мягкий
камень сталь портит, и ничего никому не построить, когда никто не мешает.
Не добро тебе будет, когда ты отречешься от пращуров. Да не отвергнет никто отца, не устыдится рода. Мы Даждьбожьи внуки. Есть время сеять, есть время собирать жатву. Понимаешь ли? Тому веку - свое, тому - другое. Авраам и древние пророки и князья
приносили древнему богу кровавые жертвы и рассекали людей на алтарях. Соломон, князь израильский, сколько жен имел? Так не суди же пращура твоего Святослава и деда Владимира - многоженцев языческих. Ты себя унизишь запоздалым судом. Не обижай Русь, не черни предков, наследник. Не греши, а то прах наших отцов, погребенных в курганах, станет горек и
отравит истоки рек.