https://gallerix.ru/storeroom/2124321419/

https://rusmuseumvrm.ru/reference/classifier/author/fedotov_pp/index.php

Павел Андреевич Федотов (22 июня (4 июля) 1815, Москва – 14 (26) ноября 1852, Санкт-Петербруг) – выдающийся русский живописец и рисовальщик, один из родоначальников критического реализма в русской живописи.

Особенности творчества художника Павла Федотова: картины и рисунки Федотова отличает остроумие, тонкая наблюдательность, умение подмечать типичные черты разных сословий и обстоятельств их жизни, точность социальных характеристик. В начале пути пробовал себя в батальной живописи, но довольно быстро понял, что его призвание – жанр. Объектом его мягкой сатиры были нравы большого города, героями – купцы, чиновники, дворянские семейства, компании холостых офицеров, эмансипированные дамы. Критическое осмысление действительности не мешает Федотову остро чувствовать ее пластическую и живописную красоту.

Известные картины Павла Федотова: «Свежий кавалер», «Сватовство майора», «Завтрак аристократа», «Разборчивая невеста», «Вдовушка».

Хрестоматийно скучные фразы о Федотове: «основатель русской жанровой живописи», «родоначальник критического реализма в отечественном искусстве». Ничего такого о себе Павел Андреевич Федотов, конечно, не знал. По профессии он был военным, капитаном гвардии. В официальной резолюции высокого начальника Федотова, императора Николая I, предписывающей подчинённому оставить службу и заняться живописью, есть замечательная по своему изяществу формулировка «рисующий офицер».

Он родился в бедной семье екатерининского служаки в Москве, в приходе Харитония, близ Красных Ворот. В отличие от тысяч художников, чьи способности были замечены родителями и развиты наставниками, Федотовым в детстве никто не занимался. Предоставленный сам себе, он проводил время в шумных играх и драках со сверстниками, беготне по сенникам и чердакам летом, катанию с горок зимой. Именно жизнью в патриархальном московском захолустье искусствоведы потом будут объяснять своеобразие живописи и графики Федотова. Родись он в строгом, европейском и амбициозном Петербурге, а не в простодушной купеческой Москве, не вышло бы ни «основателя», ни «родоначальника».

Федотов и сам хорошо понимал, что источник его художества в том, что он в детстве мог вдоволь наблюдать торговок и кухарок, ключниц и пономарей, купцов и простонародье, приходских священников и ушлых свах – людей, как он сам их называл, «неуглаженных светской жизнью».

11-ти лет Федотова отдали учиться в Кадетский корпус. Тут не было ничего удивительного: отец твой служил, поди-ка и ты послужи! Время к тому же было соответствующее: историки потом назовут его «николаевская военщина».

На уроках рисования в Корпусе Федотов слыл лентяем. Гораздо больше занимали его история с географией. Там, где над страницей учебника однокашники начинали зевать, Федотову рисовались ярчайшие сцены. Он был наделён воображением редкой интенсивности. За сухими страницами вставали масштабные битвы, жуткие и красочные подробности дворцовых переворотов, буйная растительность экзотических стран и далёких континентов.

И это было замечательно. Если бы Федотов поступил в Петербургскую академию, его бы «посадили за гипсы» и этим неизбежно убили бы необычность его дарования. Но, обучаясь не искусству, а военному делу, он не был скован мертвящими академическими требованиями. Рисовал как Бог на душу положит. Никто из наставников не менторствовал, что есть достойный предмет для изображения, а что – нет. Никто не ограничивал его живой и цепкой наблюдательности. А посему все тетрадки и записные книжки кадета Федотова были измалеваны карикатурами.

Карикатуры выходили очень похожими (по-видимому, чувство линии у Федотова было врождённым), но не обидными. Юмор их был не топорным, а довольно тонким. Товарищи по корпусу, во всяком случае, Федотова обожали и его насмешками не оскорблялись. Он слыл добрым малым, был первым по успеваемости, к тому же пел и играл на гитаре. За масляные краски он поначалу браться не решался, но много упражнялся в графике, акварели и сепии.

Довольно долго его основной темой оставалась та, что перед глазами, – военная. Опекавший подразделение Федотова великий князь Михаил Павлович был в таком восторге от батальных талантов гвардейца (и от собственных портретов, которые Федотову удавались особо), что подарил ему бриллиантовый перстень и доложил о нём государю Николаю Павловичу.

Когда Федотов дозрел до мысли, что профессиональная выучка ему всё-таки необходима, он был уже сложившимся художником. С целью, как выразится потом Бенуа, «укрепить свою руку на срисовывании мертвых тел и натурщиков», Федотов стал посещать вечерние классы Академии. Преподаватели (в их числе знаменитый Зауервейд) видели в переростке чудака. А он, как проклятый, до ночи работал в классах, заставленных образцами человеческих носов и ушей.

Фламандцы и голландцы в Эрмитаже довершили образование Федотова. Они убеждали в том, о чем он и сам догадывался: интереснее и значительнее всего – обыденность. Именно её и нужно изображать.

К 1844 году Федотов встал перед сложным выбором между многообещающейкарьерой военного и неопределённой, полунищей будущностью художника. Он ходил советоваться к Брюллову, самому успешному на тот момент русскому художнику. Брюллов не рекомендовал уходить в отставку, говорил: в возрасте Федотова становиться художником поздновато.

Но вмешался Иван Андреевич Крылов. Благодушный и флегматичный с виду, на деле он был язвителен и трезв. Крылов видел карикатуры и наброски Федотова и пришёл в восхищение. Цепкость взгляда, жизненность, скрытое морализаторство – всё это было сродни самому Крылову. Баснописец преодолел свою легендарную лень и написал Федотову письмо. Суть его сводилась к тому, что задача художника в современном обществе – обличать скверность русской жизни и тем самым способствовать её улучшению. Миссия трудная, но благородная. Федотов воспринял слова Крылова с энтузиазмом и вышел в отставку, сохранив за собой «друга и денщика» Коршунова.

С 1846-го по 1848-й созданы главные картины Федотова, которые сразу обеспечили ему всё, кроме богатства: признание коллег, звание академика, огромную популярность у зрителей. Первым был написан «Свежий кавалер», немного позже – «Сватовство майора», «Разборчивая невеста» и «Завтрак аристократа». На выставках к ним было не протолкнуться. Толпа не редела до вечера. Для середины XIXв. оказалось откровением увидеть на холсте не государей императоров, прославленных военачальников или, на худой конец, античных божеств, а собственных современников – заурядных, смешных и таких узнаваемых.

Вместе с гравером Вернадским Федотов задумал издавать нравоучительный журнал. Для него предназначались десятки карикатур, разбросанных ныне по музеям и частным собраниям. Выбирая название, колебались между «Вечер вместо преферанса» и «Северный пустозвон», но потом дело расстроилось.

Жил Федотов аскетом. Вставал очень рано. Обливался холодной водой и, напившись чаю, шел «толкаться между людьми». Бродил по городу, доходя до самым захолустных его частей, в поисках «живых типов». Знакомился с представителями городского дна – портовыми «Евами» и нищими. Драгоценную натуру, прежде чем «подсмотреть у природы», еще предстояло найти. Здесь было что-то сродни охоте. Однажды Федотов несколько километров шёл за неким«субъектом в зелёном картузе», только чтобы запомнить его движения и мельчайшие детали лица.

Бедствуя сам, Федотов содержал оставшихся в Москве отца и сестёр. Для себя снимал в Петербурге маленькие домишки, причем всегда из двух комнат одна служила ему спальней и мастерской, а вторая – отдавалась в безраздельное пользование Коршунову. Денщик увешивал стены от пола до потолка лубочными картинками и убеждал визитёров, что нарисовал их сам – по примеру хозяина.

Для знавших Федотова его душевная болезнь оказалась громом среди ясного неба. В приступе буйного помешательства он был пойман полицией и помещён в клинику Лейдесдорфа для душевнобольных. Незадолго до этого художник, не склонный ранее к ни к странностям, ни к унынию, вдруг начал тосковать, а потом чудить. На редкий крупный гонорар за картину зачем-то купил драгоценностей. И неожиданно посватался сразу в нескольких известных ему домах, хотя всегда убеждал, что не смог бы делить свою жизнь между двумя любовями – к живописи и к женщине.

В лечебнице Федотов, отличавшийся крепостью мускулов, будет выдирать из стен гвозди. Увязанный в смирительную рубашку – зубами.

В периоды относительных просветлений к Федотову пускали друзей. Он поражал их тем, в чем раньше не был замечен, – прожектёрством. Вещал, что нужно превратить Васильевский остров в Афины. Показывал рисунок: государь Николай I в лупу наблюдает за крошечным Федотовым. Доктора жаловались: изрисовал в палате все стены.

Когда через 5 месяцев художник умер в доме скорби от плеврита, плакать на похоронах было некому: товарищи давно уже мысленно похоронили его. Безутешно рыдал только верный денщик Коршунов. К основному горю примешивалось чувство вины. Федотов просил его передать друзьям, чтобы пришли проститься. Слуга перепоручил дело кому-то третьему, вестник по пути забежал в трактир, напился, словно персонаж многочисленных федотовских карикатур, и завалился спать чуть не в канаву. Когда весть о горячке Федотова дошла до адресатов, прощаться было уже не с кем – художник окончил свои дни в полнейшем одиночестве. «Основателю» и «родоначальнику» было 37.

Автор: Анна Вчерашняя


https://artchive.ru/pavelfedotov