• Авторизация
Дневник lira_lara Лента друзей - Дневник - Полная версия


Sofya Kholod - записки дежурного врача -О страхе смерти и о том, что позволяет пережить их. 23-12-2020 11:04 к комментариям - к полной версии - понравилось!


 

Сегодня я хочу поговорить о страхах, особенно о страхе смерти и о том, что позволяет пережить их. Так уж устроен человек, что с определенного момента его жизни, в нем поселяется страх. Страх – это важный защитный механизм, не дающий расправиться со своей жизнью в самом начале пути. Обычно у ребенка есть тот, кто поможет справиться со страхами. Моя дочь бежит ко мне, если ей страшно, а если я знаю, что сейчас будет пугающая ситуация, например, папа будет сверлить дрелью стену, то дочь будет сидеть в моих объятьях. Но приходит время, и человек оказывается один на один со страхами, и рядом может не оказаться того, кто может обнять, успокоить, а иногда страх настолько глубок, что его невозможно прогнать, несмотря на наличие поддержки.
 
Так уж сложилась моя жизнь, что я имею дело со смертью людей, хотя это не мое, я люблю жизнь, я люблю людей лечить, хочу, чтобы они выжили, не люблю убивать, даже букашек из дома стараюсь выпускать на улицу. Когда мне было девять, я полила кипятком муравейник и это воспоминание гложет меня до сих пор. Мне повезло, когда я начала учиться в институте уже вышел закон, что вскрывать на занятиях можно только тех людей, которые завещали свои тела анатомичке, поэтому у нас на всех была пара трупов, они и на людей не были похожи уже и пахли формалином.
 
 
А когда у нас был курс физиологии, то была проблема с содержанием лягушек и нам не пришлось их препарировать. Вы не представляется моего счастья. Хорошо ли это? Для хирургов, наверное, нет, для меня – однозначно. Я боюсь смерти. Впервые в жизни не на похоронах я видела труп в институте им. Склифосовского, на 4ом курсе, нас посылали туда с кафедры топографической анатомии (их препараты были такими же старыми, как и в анатомичке, а учить нас надо было). Не знаю, было ли это законно. Тренироваться делать операции на трупе, на «свежачке» (именно так нам говорили) - умер не более 8 часов назад. Я входила в морг, повисая на руке моего одногруппника Миши и уткнувшись в его руку лицом, открывала глаза только у стола. Преподаватель был ужасный, наверное, он выпивал, он всегда орал на нас, кроме одного раза, когда одна девочка упала в обморок, он вдруг начал суетиться и был очень нежным с ней. Говорят, что его выгнали с кафедры, когда он кинул в студентку зажим (промахнулся), но оставили на такой работе. Все это действо было чудовищно неприятно. Я помню того человека, которого мы оперировали, почему-то мне кажется, что ему было 38 лет (откуда я это знаю?), черные волосы, голубые пустые стеклянные глаза трупа. Я стояла и смотрела.
Я не хотела быть хирургом, я не хотела резать, я только стояла и смотрела, и думала, что то, что мы делаем, лишено уважения, что можно было хотя бы прикрыть глаза. Пару раз мы ездили в этот морг. Следующие разы уже были на кафедре патологии (напросились) и судмед экспертизы, и там было значительно более вежливое отношение и к усопшему, и к студентам. Мне повезло и за всю мою учебу я видела труп от силы 4-5 раз. После института я пошла учиться в интернатуру по терапии, и я была в хорошей больнице, но не амбулаторной, наши пациенты не умирали.
 
Однажды, когда я дежурила (не сравнимо с моими дежурствами сейчас, там ты не был ответственным, дежурил 2-3 раза в месяц и в основном раздавал таблетки для снижения давления), впервые так случилось, что я была единственным врачом на этаже, ответственный был на другом этаже. У меня был пациент, видимо с саркоидозом (диагноз так и не был поставлен), мы говорили с ним вечером, я знала, что он не легкий пациент, я волновалась, а он говорил мне, что обещает, что с ним все будет хорошо. Ночью я проснулась, потому что слышала, как кто-то звонил медсестре, я встала и пошла в его сторону, это действительно был тот самый пациент и ему было тяжело дышать, давление было низкое, я перевела его в реанимацию, передала его и побежала переводить его по компьютеру и оформлять документы, потом я спустилась проверить его, но он уже умер, его уже интубировали, была реанимация и он не выжил. В России после дежурства ты работаешь еще утреннюю смену, мне дали уйти домой утром.
 
А дома у меня была семья, которая могла меня поддержать.
Потом я стала врачом в Израиле, и я не знала, как я буду справляться со смертью, отделения тяжелее, много пациентов умирает.
 
Неожиданная, совершенно не ясная для русского врача возможность не интубировать и не реанимировать пациента, если
это воля его или ближайших родственников (если пациент сам не может изъявить свою волю).
 
Я не помню, как умер мой первый израильский пациент. Я не помню свою первую реанимацию. Я сосредоточилась на том, чтобы не давать пациентам страдать, и когда у нас умирает пациент, я знаю, что мы сделали все возможное, чтобы он мог уйти с достоинством и не страдать. И мне страшно, когда не получается полностью убрать страдания. Со временем ты привыкаешь и принимаешь, что иметь дело со смертью — это часть работы и сосредотачиваешься на возможности вовремя понять, что игра проиграна и надо заняться качеством оставшегося пациенту и его родственникам времени. Тяжело проигрывать смерти. Если поступает пациент в отделение терапии, то врач часто знает, что делать, например, если это пневмония: даем антибиотики широкого спектра, не помогает в течение пары дней – меняем, не всегда сходу (или вообще) знаем с какой бактерией имеем дело, но у нас есть оружие. Иногда, несмотря ни на что, болезнь оказывается сильнее, мы знаем, что сделали все, что могли. Мы также поддерживаем семью пациента и друг друга. Первые разы, когда мне надо было сообщать семье о горе, со мной ходила медсестра и практически работала для меня суфлером, потом я научилась делать это сама. До сих пор мне тяжело сообщать о трагедии, но я вижу, что могу поддержать родственников, а также иногда могу разделить ее с ними, особенно если пациент лежал у нас неоднократно и семья стала уже «родной и близкой».
 
Совсем другая история с пациентами, больными коронавирусной инфекцией. Я проработала неделю в отделении коронавируса. Лечения от него нет. Стероиды – да, единственное, что снижает смертность у тяжелых пациентов. Ремдезивир только снижает количество дней госпитализации. С антикоагулянтами балансируешь с дозой, чтобы не было тромбозов и кровотечений. У нас нет волшебного лекарства, чтобы спасать пациентов. Мы делаем все, что можем, но этого, к сожалению, очень мало, поскольку у нас нет оружия. И это ужасное чувство бессилия и ожидания. Ни с одной другой болезнью мы не ждем 7-10 дней, чтобы знать, как пойдет. Обычно я даю лечение и говорю родственникам: «ближайшие дни покажут». С ковидом ты просто смотришь за пациентом, который ходит по краю пропасти и наблюдаешь: упадет или нет, ухудшится или выздоровеет.
 
Я вела пациента, который обратился в приемный покой по не связанному с коронавирусом поводу, но у него была температура и ему взяли анализ, он был положительный, на рентгене легких ковидная двусторонняя пневмония, а пациент чувствует себя хорошо и совершенно не хочет оставаться в отделении. Кое-как мы уговорили его остаться на 1-2 дня посмотреть, как будут развиваться события. Я пришла через 2 дня, он уже был на кислороде. Рентген показывал ухудшение. Я объясняла ему, что с 7 по 14 день мы ожидаем либо ухудшения, либо улучшения и он у нас на этот срок задержится, объясняла это его жене по телефону. На следующий день ему нужно было еще больше кислорода, на другой еще больше, еще через день он пошел в туалет с баллоном кислорода, и его сатурация упала до 80, его попросили большую часть времени проводить на животе, что улучшило сатурацию, подключили к неинвазивной вентиляции легких – optiflow, он сказал, что ему заметно лучше дышать. На следующий день, когда он перевернулся с живота на спину, сатурация упала до 60, ему подняли дозу кислорода и мы перевели его поближе к посту медсестер в мини-реанимацию и сказали лежать на животе все время. Я не знала, обсуждать ли с ним на будущее интубацию, решила, что если он спросит, то буду говорить, что дальше мы можем попробовать еще один аппарат, если не поможет – интубация. Но он не спрашивал. Он лежал на животе, его глаза были красные, как говорят, на мокром месте, но он держался, говорил спасибо. Я говорила, что мы даем все, что можем и будем надеяться, что скоро станет лучше. Каждый день его жена спрашивала, есть ли улучшения, и я была вынуждена говорить, что пока есть ухудшение, а она не могла быть рядом, он не мог бояться вместе с ней и разделить этот страх. У нас можно прийти проведать пациента, но не каждый день, раз за госпитализацию и если пациент сильно ухудшается, но невозможно быть рядом все время. Если я правильно помню, этот пациент не имел фоновых заболеваний и препаратов не принимал. Я писала коллегам, поскольку сейчас не работаю, говорят, что он поправляется, я безумно рада, потому что мне очень страшно было за него. И знаете, ведь если он встретит меня на улице – он не узнает меня, мы не только без рук в этой эпидемии, мы еще и без лиц.
 
Коронавирус не только поселил в нас страхи перед заражением и течением болезни, но также страхи за наше финансовое будущее, не только отнял у нас возможности получить поддержку (я не видела свою семью – родителей, сестер, брата – почти год), он посеял во врачах страх бессилия.
 
И вот сейчас я сижу в карантине с дочкой, мой муж заперт в отдельной комнате и у него коронавирус. Мой муж тоже врач, и редкие люди так соблюдают все меры предосторожности, как мы, мы никуда не ходим, почти ни с кем не встречаемся, все время в масках, даже продукты обрабатываем после доставки. И вот у него коронавирус и я знаю, что он молодой мужчина и все должно быть хорошо, но мне страшно. Я жду 7-10 дня заболевания, я жду, когда заболею сама или моя дочь, я просто сижу в ожидании и страхе, изолированная от него и от всего остального мира, не имеющая лекарства, чтобы быть уверенной, что смогу его вылечить, сижу и понимаю, что мы не дождались вакцины неделю. Да, я бы не смогла привиться (я кормлю), но он бы смог.
 
Мы не знаем, как мой муж заразился, с этим уже ничего нельзя сделать, мы только надеемся, что всё это пройдет бесследно. Пациенты, зараженные коронавирусом, находятся в смертельной опасности, в то время, что они болеют, они находятся в страхе неизвестности одни, вынужденные справляться с плохими новостями практически без поддержки, никто не может их обнять, быть рядом, держать постоянно за руку.
 
Вы не хотите этого для ваших близких, и я знаю, как вы можете снизить вероятность заражения: носите маски, откажитесь от встреч, особенно в праздники, осталось немного (уже началась вакцинация), вместе мы победим.
 
Этот текст написан несколько дней назад, мы с дочкой не заболели (2 раза отрицательные анализы – вот она сила соблюдения всех мер изоляции, несмотря на одну квартиру с одной ванной комнатой), муж тьфу-тьфу-тьфу идет на поправку, хоть и медленно, я завтра выхожу обратно работать с пациентами, зараженными коронавирусом.
 
Кстати, с тех пор как я написала этот текст, вышли новые рекомендации в Израиле – прививаться кормящим матерям, я пока не решила для себя окончательно, придется погрузиться в исследование этой темы, обещаю написать о своем решении.

Будьте здоровы и берегите своих и не своих близких.  

вверх^ к полной версии понравилось! в evernote
Комментарии (1):
Elena_K18 23-12-2020-15:15 удалить
Спасибо коллеге за честный рассказ. Берегите себя!!! Пусть новый год будет для всех лучше!lira_lara,
Обратиться - Ответить - К полной версии


Комментарии (1): вверх^

Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник Sofya Kholod - записки дежурного врача -О страхе смерти и о том, что позволяет пережить их. | lira_lara - Надежды маленький оркестрик под управлением любви | Лента друзей lira_lara / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»