— 31.03.10 22:26 —
Российское телевидение окончательно перестало быть средством массовой информации. Моделирование виртуальной реальности достигло пика совершенства. У телика своя реальность — с шуточками, дурацкими ток-шоу, записанными за неделю, программной сеткой, которую реальность никак не затронула. А в стране горе, погибшие, раненые, раскуроченные вагоны метро в центре столицы. Итог: в день теракта только выпуски новостей фиксировали реальную реальность, и то не сразу. Остальные же программы оставляли впечатление вещания с Марса. Они были не про эту жизнь и не про эти смерти.
Когда начались события в Беслане, я была за границей. По CNN с перерывами на новости, которые тоже начинались Бесланом, был только Беслан.
Когда в понедельник перестали работать мобильники, когда по Комсомольскому проспекту понеслись машины с сиренами, а им навстречу задвигались толпы людей, рука если и потянулась к кнопке телевизора, то в последнюю очередь. Компьютер. Интернет работает. Там все есть. Все понятно.
Потом радио. Более демократичное по доступности СМИ. Радийщикам за этот черный понедельник отдельное спасибо. Они сделали то, что должен был делать телевизор. В радиоэфире вовремя появились эксперты, мнения, разговор, который всегда лучше молчания и неизвестности. Даже пусть пустой с точки зрения ответов на главные вопросы: кто, как, почему? Но аналитика, сопоставление с аналогичными терактами, выведение в эфир информации по мере поступления, интервью с ньюсмейкерами — все это абсолютно нормальная журналистская работа. Радио гибко перестроилось под трагическое событие. Оно работало вживую, live, в прямом эфире. Некоторые радиостанции тут же убрали рекламу.
Теленачальники не решились на прямой эфир даже в ситуации, которая, на мой взгляд, обязывала их это сделать. Они изменили профессии. Они давно ей изменили — тогда, когда позволили путинским смотрящим за теликом вычеркнуть прямой телеэфир из нашей жизни, из жизни граждан. Они тогда начали моделировать страну, на которую приятно смотреть начальству. Эта страна, в идеале, или ржет над дебильными шутками, или сопереживает героям сериалов, или ужасается расчлененке, или разводится вместе с богатой парой, или делит ребенка вместе со знаменитой певицей, или умиляется своим лидерам, возникающим в новостных кадрах с периодичностью, которой позавидовал бы Брежнев, или в едином порыве голосует за них же. Этот телевизор, который не отменил и новый президент, похож на бессмысленную поддельную китайскую вазу, украшающую пустующий угол комнаты.
Все, что делало радио, должен был делать телевизор. Прямой эфир, открытые студии, где можно спросить специалистов, сотрудников спецслужб, врачей, свидетелей происшедшего. Live. Оперативная реакция, разговор, попытка сообща понять, преодолеть, скорбеть, успокоить, объединить. И прямые включения, последняя информация, реакция властей, реакция мира, реакция людей в Москве и Владивостоке, в Грозном и Иркутске и прочее, что этот телевизор умел делать еще 10 лет назад.
Ребята, вы уже не умеете, у вас пропал инстинкт, вы угробили его в политических лабиринтах. Час думаете, что пускать в эфир и пускать ли вообще, а люди уже убиты, а ваши зрители уже слышат сирены
Сколько еще трагедий должно произойти и каких, чтобы тех, кто отвечает сегодня за телевизор и делает его, потрясло и перевернуло, чтобы зритель стал важнее власти, чтобы решиться и твердым голосом сказать: «Мы выходим в прямой эфир». И у Познера сегодня в гостях не записанный заранее Карпов, а девочка, которая спаслась на станции «Лубянка».