Это писатели и поэты имеют право щеголять в учебниках морщинами и бородами. Писательницы и поэтессы должны быть юны и вечно прекрасны.

Сразу идёт цепь грустных образов об отстреле поэтесс, доживших до 40, и о Льве Николаевиче Толстом с его извечной бородой. Оттуда сразу же - на его несчастную смерть, и случайно вскрывшийся в разговоре с какими-то умными людьми (кажется, родителями, но не уверена) его дуализм, несовместимость слова и дела, того, о чём писал и истины Толстовской жизни.
Он так мучался своим вечным дворянством, кажется.
И мало что делал, чтобы это исправить.

А я, может быть, и бессовестно вру.
Потому что не знаю истории.
Мелкая Малая с крупными амбициями и абсолютной апатией.
На весь вечер.

Ещё в голове - мостиком переброшенным становится фамилия - Татьяна Толстая. О ней я знаю больше и даже её недолюбливаю за самомнение и неспособность понять умных людей вроде Кураева, за подверженность предубеждениям и раздражительность в "Школе злословия".
И сразу всплывает Воденников.
Не задерживаясь на нём, мысли идут к Андрею, которого хочется назвать на "ты", но это уже становится избитым приёмом - называть любимых этой псевдо-возвышенной формой второго лица единственного лица. Местоимением. Вместо-именем.
Вот уж увольте.

Да, об увольнении. Хочу работать по специальности.
Никто не нуждается в услугах говорливого, творческого, но ленивого, спонтанного и необразованного почти что культуролога?
Ельки?