Свет фонарей бликами отражался на мокрой плитке, прокладывая сверкающую тропинку и оставляя теплый запах летней ночи. Прохладный ветер раздувал полы куртки, остужая ладони и свистящим шепотом рассказывая неразборчивые, но невероятные и глубокие истории, проносясь мимо ушей. Далекий солнечный свет выхватывал на темном небе кусочек убывающей луны, мигающей белоснежными пятнами на проплывающих мимо плотных облаках.
О стекло очков ударила капля, размазавшись продолговатой кляксой. За ней еще одна. Капли ударялись о толстые стекла, сливая окружающий мир в одно целое, дробя на множество сверкающих осколков света и цветных пятен. Капли пробежали по лицу. Слизнув с пересохших губ пресную дорожку, стекающую к подбородку, я увидел ее. Она стояла рядом. Мир перед глазами дробился, деля ее лицо на цветные пятна, но я ясно различил ее улыбку.
Я протянул руку к ее лицу. По кончикам пальцев застучали теплые капли, дробясь на мелкие капли, чтобы на краю вновь собраться в единое целое и прыгнуть в бесконечную пропасть. Она плакала. Ее слезы текли по моим рукам, согревая их и смывая все ошибки прошлого. В этот момент я почувствовал себя всем. Каждый человек на Земле стал частичкой меня, клеточкой того единства, что недостижимо близко витало в ежедневном воздухе.
Мокрый воздух мощным потоком сдувал прошлое, сливая настоящее и будущее в единое мгновение, проникая в самые отдаленные уголки сознания. Не существовало ничего, оставалось лишь цельное, неделимое все. Дробясь на множество сверкающих осколков света, все менялось. Теряло очертания, размывалось неопределенной кляксой, чтобы вновь собраться в точные и строгие очертания блика на мокрой плитке.
Иллюзия пропадала. Мир вокруг размывался, заливался обыкновенной водой, пресной и прозрачной. Желтое тепло фонарей сменилось хирургическим светом белого совершенства. Я запрокинул голову, и, улыбнувшись, размазал по лицу уже холодные капли.