Настроение сейчас - довольное

Начало см. ранее.


Очнулся я в полной темноте. Вокруг пахло лекарствами. Шевельнул рукой. В области локтя что-то кольнуло. Капельница? Где я? В больнице? Но почему так темно?
Алина сидела рядом. Я чувствовал это. Ее аромат обволакивал меня, успокаивал. Я почувствовал ее руку в своей.
- Очнулся? – тихо спросила она.
- Да. Где мы? Почему так темно?
Послышался всхлип.
- Руслан… Ты… Ты ослеп.
- Я… что?
- Врач сказал от удара по голове у тебя с сетчаткой что-то случилось, вроде как порвалась. Так… вышло.
Я вскинул руки, прикоснулся к лицу. На глазах была повязка.
- А они что, не могут ничего сделать? Они же врачи, черт их дери! Это их обязанность!
- Я спрашивала, но они говорят, что сейчас не в силах помочь…
- А когда? Когда, если не сейчас? Я слепой, я потерял зрение, у меня жизнь фактически сломана! Когда они собрались мне помогать? Когда я на пенсию выйду??
Алина легонько сжала мою руку. Вся злость загадочным образом испарилась. Остался лишь легкий осадок горечи.
- Пожалуйста, успокойся. Они правда не могут ничего сделать.
Немного помолчали.
- Что произошло? Ну… Тогда?
- Я как в квартиру забежала, сразу милицию и скорую вызвала, в окно их высматривала. Через пару минут этот… Не знаю как назвать, выбежал, помчался куда-то. Я сразу к тебе побежала. Затем скорая подъехала, тебя забрали. А милиция давай выяснять, что как, зачем, записали все, что им надо было. Сказали, будут разбираться. Но кому это тут надо.
- Ммм…
Алина придвинулась ко мне, наклонилась, поцеловала.
- Мой герой…
- Да какой на хрен герой… Смеешься?
Дверь распахнулась, до меня долетел легкий ветерок. Кто-то бодро прошел в палату и встал напротив кровати.
- А что наш больной? Очнулся?
- Нет, я тут без сознания лежу.
- Огрызаемся, уже хорошо. Как себя чувствуем?
- Как вы – не знаю, а я себя – хреново. Вы врач?
- А что, разве не ви… Прошу прощения. Да, я твой врач, Шептулин Сергей Александрович. Будем знакомы.
- Будем.
Он задавал мне много глупых вопросов, я старался отвечать. Разболелась голова. Наконец он закончил со своей болтовней, и собрался уходить.
- Сергей Александрович.
- Слушаю вас?
- Что, неужели ничего нельзя сделать с… - я показал пальцем на лицо. – Ну вы поняли.
Послышался вздох. Скрипнул стул, видимо, стоящий рядом с кроватью.
- Видите ли, молодой человек… Сейчас наша больница не располагает всеми необходимыми средствами для этой операции. Насколько я знаю, в России подобными операциями занимаются лишь в столице, но это пока что. В скором времени обещали дать нам новые ресурсы, для подобных дел. Но вы, наверное, знаете, как это бывает. Если соберетесь ехать в центр, учтите, что это очень дорогостоящая процедура. А пока что… Мне очень жаль. Отдыхайте.
Доктор встал, прошуршал халатом и вышел. Дверь захлопнулась. До меня долетел ветерок.
- Алина, я давно здесь?
- Вторые сутки.
- Ничего себе.
- Я уже испугалась, что ты никогда не очнешься… Как ты?
- Голова болит.
- Поспи. Тебе нужно отдохнуть.
Алина провела своей мягкой рукой по моим волосам, лицу. Она источала тончайший аромат. Он обволакивал меня, успокаивал, и вот, кажется, я уже снова вижу… Как она сидит рядом со мной на краешке постели, улыбается глядя на меня, а по ее щеке стекает одинокая слезинка, оставляя за собой мокрую дорожку, по которой следуют все новые, и новые…
Я резко открыл глаза. По-крайней мере, мне так показалось. В полной темноте трудно судить. Я тряхнул головой, сбрасывая остатки сна. В затылке как будто что-то выстрелило, от боли я промычал что-то нечленораздельное. Устроившись поудобнее, я начал вслушиваться в тишину.
Если прислушаться, то не такая уж она и тишина. Ее наполняют сотни, тысячи звуков. Шаги в коридоре, звонки телефонов, чьи-то приглушенные разговоры. Тихое сопение.
Я пошарил рукой по одеялу, наткнулся на руку Алины. Она была совсем рядом с моей, наверное выпустила, когда заснула. Я опустил руку ниже. Пальцы наткнулись на что-то мягкое, длинное и пушистое. Ее волосы. Я провел пальцами от корней до кончиков. Какие же они мягкие… Успокаивающие… Алина тряхнула головой во сне, что-то пробурчала, вздохнула. Я откинулся на подушку и расслабился. Незаметно для себя заснул.
***
Жить в темноте тяжело лишь несколько первых месяцев. Потом привыкаешь. Такова сущность человека, привыкать ко всему. К новой одежде, которая непривычно ложится к телу, к новой ручке, к новым людям. Разница лишь в сроке.
Из больницы меня выпустили через два месяца. Я помню свой первый день дома. Теперь, в таком положении, я был беспомощным как ребенок. Алина помогала мне во всем. Как же я люблю ее. Специально для меня она перевелась на заочное отделение места обучения, благо с ее умом проблем не возникло.
Шло время, я учился жить по-новому, Алина делал все, чтобы мне было легче. По моей просьбе она купила гитару. Что еще делать человеку, у которого основным чувством стал слух? Поначалу было трудно. Но я не сдавался. Я мучил инструмент снова, и снова, пока не научился играть более менее сносно. И тогда я посвятил себя песням. Писать стихи я и раньше умел, теперь вот музыка подоспела. Единственная трудность была в том, что держать все приходилось в голове. Зато хоть память развивается.
В один из предновогодних вечеров, Алина, вернувшись из магазина, забежала в комнату и выпалила:
- Я тебе подарок принесла!
От нее приятно тянуло морозной свежестью, уличным запахом. В ее руках шуршал какой-то сверток. Я отложил гитару в сторону.
- Что там?
- Вот, гляди.
Алина положила мне в руки комок из какого-то одеяльца.
- Что это такое?
Она легонько ткнула пальцем в сверток и сказала:
- Ну же, вылезай!
Сверток зашевелился. Из него раздался тоненький возмущенный «мяяяуу!».
- Это… Это котенок!
- Как же ты догодался?
Я развернул одеяльце. На ладони у меня свернулся крошечный котенок. Он деловито обнюхивал мои пальцы, тыкаясь в них своим мокрым носом. Понюхав, он неуверенно лизнул мой палец. Затем еще раз, и еще.
- Какой забавный. Такой теплый и пушистый… Как ты.
- Ну не такая уж я и пушистая, - я не мог видеть, но я был на сто процентов уверен, что Алина сейчас улыбается.
- Можно я назову его Снежок?
- Вообще-то он рыжий.
- Ну и что. Я хочу, чтобы он был Снежком.
- Конечно можно, что за вопросы. Он ведь теперь твой.
- Нет… Он наш. А я здесь песню написа… Ай, что ты делаешь?
Недовольный котенок, сдвинутый на диван, явно не хотел мириться с таким положением дел. Цепляясь когтями он шустро забрался на мое плечо. Устроившись поудобнее, он начал обнюхивать мои уши. Его тихое фырканье было мне особенно слышно.
- Наглость второе счастье.
- Гляди, а ты ему тоже понравился.
Снежок, видимо устав обнюхивать меня, свернулся на моем плече, и замурчал как трактор.
- Так что там с песней?
- Ах да, сейчас… Возьми его себе.
Я снял Снежка с плеча, тот недовольно мявкнул.
- Тихо, малыш, посиди пока у Алины.
Передав Снежка в ее руки, я взял гитару. Мягко тронул струны пальцами, полилась дивная мелодия. Алина затаила дыхание, даже котенок как будто меньше замурчал, чтобы насладиться музыкой.
Знаешь,не проходит удивленье!
В полусне коснусь тебя рукой...
Самое прекрасное мгновенье -
Просыпаясь, знать, что ты со мной!

Спать вдвоем - прекрасная идея.
Слились два дыхания в одно.
Пусть одни и те же сновиденья
Мы с тобой увидим, как в кино.

И сумеем снова повстречаться!
Ты мне улыбаешься во сне...
Может, это называют счастьем?
Вот проснешься и ответишь мне...
(стихотворение нагло сперто у Петра Давыдова – прим. Автора)

В воздухе повис, постепенно затихая, последний аккорд. Снежок тихо мяукнул.
- Это… Так красиво… Так мило…
Алина придвинулась и села ко мне на колени.
- Ты у меня просто гений.
- Нет. Я просто тебя люблю.
Она поцеловала меня. Ее аромат… Он сводит меня с ума...
- Я люблю тебя…
- Я тоже тебя люблю…
Я провел рукой по ее волосам, наслаждаясь каждым мгновением… Говорят, что когда теряешь какой-либо орган чувств, остальные усиливаются в несколько раз. Правду говорят. Каждой клеточкой своего тела я впитывал ее аромат, чувствовал наслаждение от ее близости… Не представляю, как бы я жил без нее. И пусть я лишился зрения, но у меня по-прежнему есть она… А это все, что мне нужно для счастья…