8 июля отмечается новый государственный праздник ― День супружеской любви и семейного счастья. Эта дата выбрана не случайно: в этот день Русская Православная Церковь чествует святых благоверных князя Петра и княгиню Февронию Муромских, которые являются покровителями семьи и брака. Их брак является образцом христианского супружества, примером нравственности, чистоты и возможности спасения в семье.
Неразлучные
Юрий Фанкин
Печатается в сокращении
Давным-давно, когда дедушка моего прадедушки еще в зыбке не качался, жил-правил во славном, красном граде Муроме князь Павел. Вокруг Мурома была тьма лесов, и было на земле нашей всякой Божьей твари в достатке: и летучей, и рыскучей. Любил князь Павел ездить за охотою — лисиц, зайцев поганивать, гусей, уток постреливать. А пока князь охотой тешился, сатана тоже без дела не сидел: взял да и отрядил своего посланца, змея-оборотня, в княжеские покои. И сумел тот змей, законным мужем обернувшись, жену князя обольстить. И только брат Петр помог справиться со злым змеем. Все бы хорошо, да забрызгался Петр черной змеиной кровью, и пошли у него по всему телу язвы зудящие, незаживные. Каким только лекарям страдальца не поручали -- ни одна трава-ворожба не помогла. ДАЛЕЕ....
И вот дошел до Петра слух: возле города Рязани красна девица живет, свежи раны затворяет, от прострела избавляет, добрым словом хвори рушит, лечит банею-парушей. И собрался Петр повидать ту девицу. Сел он со своими подручниками на коней обседланных, и поскакали они в древнюю землю Рязанскую. Один день ехали, второй день почали. Тут Петр и говорит спутникам: «Устал я, мочи нет. Вы уж без меня девицу эту поищите, а я в ближнем сельце подожду».
Слуги-гонцы по лесным дорогам рассыпались... Сколько поискам не длиться, а тому, что будет, сбыться. Въехал княжеский посланник в одну малую деревеньку, ласково постучался в крайнюю избу. Подождал немного, открывает дверь:
— Бог помочь, красная девица! Не Февронией ли звать тебя?
— Так и есть! — отвечает девица.
— Я из Мурома славного, города православного. Пришел бы я к тебе и по своей воле, да теперь нужда-неволюшка заставила. Не поможешь ли ты нашему князю Петру?
И описал княжескую болезнь. Феврония выслушала внимательно, говорит:
— Уврачую я вашего князя, если он меня, дочь древолазца, в жёны возьмёт.
Умчался гонец, а Феврония за прежнюю работу села. Слуга нашёл князя, рассказал про девичье условие. Застонал Пётр от зуда-боли, говорит:
— Авось женитьба не напасть — лишь бы от болезни не пропасть.
Слуга, не мешкая, опять в Ласково. Выслушала Феврония гостя, принесла жбан с квасной гущей и начала приезжего наставлять:
— Вы своему князю баньку протопите, каменку хорошенько накалите. Пропарьте, протомите князя без чаду едучего, без пару колючего, а потом каждую язвицу-болячку квасной гущей смажьте. Только одну оставьте, что напротив сердца.
И перекрестила Феврония жбан с квасом. Уехал слуга, доложил князю все по порядку. Петр, помолясь, в крестьянскую баньку отправился. Исполнил Петр все наказы Февронии: смазал болячки квасной гущей, кисляджей, а одну маленькую, что напротив сердца, оставил. И быстро дело у него на поправку пошло. Однако не пожелал князь на крестьянке жениться, послал ей деньги откупные, немалые. Не приняла Феврония откупные, а гонцу сказала:
— Не больно-то крепко княжеское слово. Передай князю: до тех пор ему придется коней в Ласково гонять, покуда сватов не зашлет.
Живет-поживает князь Петр в граде Муроме, окреп телом, похорошел лицом, да вот краснеет метинка супротив сердца, разрастается: была с коготок, а теперь с локоток. И не понять толком: то ли язва свербит, то ли сердце болит. Делать нечего, снарядил князь кареты и поехал со сватьями в Рязанскую землю. Не труднее птице в апрельский день напиться, чем голубю сизому с голубкой белокрылой в брачный сговор войти. Глянули Петр и Феврония в глаза друг другу и поняли: не болезнь их сводила, а сам Господь Бог свел.
Вскоре сочетались Петр и Феврония законным браком по Апостольскому преданию и Святых Отцов правилу. Обручал Петра с Февронией протопоп седовласый, и певчие согласно пели. Подавали жениху и невесте скляницу со сладким вином, и было им пожелание доброго здравия и многолетия. И, как на Руси водится, завершилось дело пиром-пированьем.
Как только свадьбу сыграли, сразу же последняя язва у Петра зажила. И сердце молодое болеть перестало. Стали жить Петр и Феврония в ладу и согласии.
Вскоре князь Павел умер, и стал Петр единолично Муромской землей управлять. Феврония в мужнины дела не вмешивалась. Жене-христианке и своей заботы хватает: она детей своих уму-разуму учит, сирот обшивает, нищим милостыню подает... Не по нраву сатане лад семейный, христианский. Стали бояре потихоньку князю нашептывать: что-то жена твоя ведет себя за столом бесчинно, хлебные крошки, словно нищенка последняя, собирает. Князь позвал Февронию обедать. Она откушала чинно, а потом тихонько хлебные крошки сгребла. Держит в кулаке и стыда не ведает.
Князь рассердился:
— Покажи, княгинюшка, что в руке таишь?
Феврония пальцы разжала. Смотрит князь: у нее в руке ладан благовонный. Всю трапезную дивным ароматом обдало. Пожалел князь, что жену свою благочестивую на подозренье взял.
Дошли и до Февронии боярские пересуды. Она и говорит боярам:
— Вижу, не ко двору я вам пришлась. Так и быть: уйду из Мурома. Но и вы мою просьбу исполните: дайте мне то, что попрошу.
— Бери что душа пожелает! — обрадовались бояре.
— Тогда отпустите со мной богосуженного моего, князя Петра.
Опешили бояре: как же пастве без пастыря оставаться? А бес-смутитель им внушает: нашли о чем жалеть! Послушал Петр своих советчиков и говорит:
— Я Февронии муж венчальный, а она мне жена вековечная. Не будет у князя Петра другой жены!
То не сон-трава качается, то супруги с Муромом прощаются. Помолились они Николе Можайскому, заступнику дорожному, поклонились на все четыре стороны и пошли, головушки кручинные, на окский берег, где их две лодки поджидали. И поплыли на тех лодочках изгнанники наши вниз по Оке-реке, к озеру Кстовскому, в котором благоверный князь Константин, сын киевского князя Святослава, муромлян-язычников крестил. Там, где Ока-река заворачивает, оглянулись в последний раз князь и княгиня на свой город, и с той поры закрепилось за ближним левобережным местом название «Ямская Глядячая слобода».
Привела их Ока-река к месту, где ныне город Жайск стоит. Не успели они к берегу пристать, смотрят — что за люд-народ за ними стремится: по реке плывут, по суше идут, руками машут; уж не тати ли какие подорожные?
А это боярские посыльщики за ними в сугон пустились. Едва успели Петр с Февронией Муром покинуть, а уж бояре из-за княжеской шапки лбами перестукались, чуть до кроволития дело не дошло. Что тут поделаешь — каждая ложка мнит себя плошкой. Честили бояре друг друга, костерили, наконец к здравомыслию стали клониться: а ведь с Петром-то было лучше, чем без Петра. Да и женка его рязанская не так уж плоха: богомольна, нищелюбива, да и умом ее Господь Бог не обнес. Повалились боярские посылыцики князю в ноги:
— Бояре муромские тебя в Муром кличут. Иди и правь. Коль обиду не вспомянешь, согласишься, будут они за тебя вечно Богу молиться, верою-правдою служить!
Согласились Петр с Февронией. Пересели они на самые лучшие лодки и поплыли вверх по Оке, меж холмов-бугров окатистых, бережков речных урывистых. Гребцы на радостях песню затянули. Встретили бояре своего князя хлебом-солью, от самых сходен прогибистых до терема златоверхого ковры постелили. Как только Феврония праведная на муромскую землю ступила, в овраге Бучиха новый родник пробился: завился, зашевелился в траве-мураве, словно длинный пастуший кнут. Расцвели, укоренились в Муроме Петр с Февронией, как те дубки окские. Но бывают ли дубки без отросточков? Вот и отросточки появились, к небу Божьему потянулись: Святослав, Юрий, Ярослав, Давид...
Князь Петр старался мирно править, воинскими походами не промышлял. Однако княжьи раздоры и его стороной не обошли. Старался Петр князей замирить, а коль доброе слово не помогало, то обидчика копьем осаживал, а слабого да обиженного с земли подымал. Когда Петр с муромским воинством из города уходил, Февронии день за неделю казался, а неделюшка за месяц шла. Зато сколько радости жене-детям было, когда князь, вернувшись, шелом запыленный с головы снимал. От жизни княжеской Феврония не загордилась, не зачванилась: бывало, перекинет расписное коромыслице через плечо и павой на родник, к Оке, плывет, а то печку, не дожидаясь слуг, растопит, красную светелку сырым веником подметет. Научилась рязаночка шелком-золотом шить, но и врачеванье свое древнее не забывала: то болящего-лежащего на ноги поставит, то девицу пригожую от сглаза вылечит. Много времени отдавала Феврония молитве. Придет она в церковь соборную, опустится на колени перед иконою и молится, поклоны низкие бьет. И хоть тут гром греми, во весь голос кричи - ничего Феврония не слышит, никого не видит, кроме нашего Христа Спасителя.
Так и жили Петр с Февронией в ладу и согласии, а когда старость пришла, решили они монашеской постриг принять; и просили они Господа Бога, чтобы прибрал он их в один день и час и чтобы тела их бренные, не разлучаясь, лежали в гробу каменном, который они загодя припасли и поставили в соборный храм Рождества Богородицы. Разошлись супруги неразлучные по разным монастырям, чтобы в новой жизни навек соединиться: Петр — в Спасский монастырь, а Феврония — в Крестовоздвиженскую обитель. Пребывали праведники муромские в строгом посте и молитве, хлебом-солью с нищими делились, будущих супругов на подвиг самоотверженной любви благословляли.
Но вот болезни стали удручать Петра. Чувствует он: душа в небесные кущи стремится. Посылает Петр монаха-гонца в Воздвиженский монастырь: мол, так и так, скоро преставится инок Давид. Феврония — в иночестве Ефросинья — в то время покров для их общей гробницы дошивала.
Говорит Ефросинья: «Скажи ему: пусть потерпит. Я еще покров дошиваю». Монах передал. Петр закрыл глаза: «Так и быть, потерплю! Однако смерть не любит ждать».
— Поди в женский монастырь! — просит Петр гонца. — Мой срок пришел.
Монах заторопился: «Умирает праведник наш!»
Вздохнула Феврония:
— Не подождет ли еще? Мне только три ниточки серебряные положить...
Петр снова ждал, а когда совсем невмоготу стало, говорит:
— Сходи к ней... Последний раз прошу...
Положила Феврония в узор последнюю нитку, убрала иголку и в одно время с мужем свои глаза закрыла. Случилась та кончина в лето 6735 июня в 25 день. И был к тому времени Петр «подобием стар и сед, брада аки Богоотца Иоакима кудревата, ризы преподобническия и в схиме. Феврония образами и ризами аки Евдокия, и в схиме». Однако не исполнили бояре муромские завещание Петра с Февронией, не положили их купно, в одном каменном гробу, а развели по разным домовинам; Петру соборный храм Рождества Богородицы определили, а Февронию оставили лежать в церкви Воздвиженского монастыря. Тогда многие говорили: «Не гоже иноку с инокиней в одном гробу быть».
Но не дано ни человеку, ни врагу рода человеческого разделить то, что связано незримым скрепом Божьим: наутро оказались праведники в одном тесаном гробу - только перегородка невысокая их друг от друга отделяла.
Бояре же, отступу не зная, велели праведников на прежнее место возвратить. Но и на этот раз чудо повторилось. А когда в третий раз муж с женой в едином гробу обрелись, поняли бояре-разлучники, что не переиначить им Божью волю. И «не смеяху прикоснуться к святым их телесам и положища я во едином гробе».
И как только богоугодное дело свершилось, начались чудеса необыкновенные у гроба святых твориться: слепые прозрели, немые заговорили, болезные с постелей встали, глухие слышащих превзошли. И пошла слава о муромских праведниках-чудотворцах по всей Великой Руси. Пусть живет благочестие древнерусское и верное супружество, скрепленное Божьим благословением! Пусть Господь отринет и посрамит нечестивцев, выдающих животный блуд за истинную любовь! Да запомнятся каждому вдохновенные слова из службы святым Петру и Февронии:
«Какими песенными добротами восхвалим Петра блаженного с прехвальной Февронией, как благоразумные крыла, прилетевшие от земли на небо и приблизившиеся к престолу Святой Троицы. И с ангелами весело ликующие и Христу молящиеся об устроении мира и о сохранении земли российской и от нашествия супротивных и междоусобной брани. Их же любовью восхваляют и непрестанно почитают...»
Воздадим же святым благоверным Петру и Февронии честь и славу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
[533x698]