Здравствуйте друзья дорогие! Давно я уже не входил в Интернет. Уезжал повидать знакомых, - повидал, отдохнул, порыбачил, пострелял, попил горилки. Оставляли они меня ещё на недельку, но как я мог оставаться в стороне, когда вся передовая Россия праздновала двадцатилетие ГКЧП.
Загрузив в багажник запасные канистры с бензином, чтобы не останавливаться на заправках, я дунул домой. На ходу, поочерёдно, включаю радио и теле, везде разговоры о заговоре, двадцатилетней выдержки. Путь не близкий, у теле и радиоведущих достаточно времени, чтобы задурить мою доверчивую голову.
В сознании рисуются картинки, одна краше другой. Представляю, что в городе, сейчас, толпы людей празднуют, веселятся, ставятся театрализованные представления. По улицам разъезжают бутафорские танки, местные актёры, ряженые под ГКЧПистов, исполняют «Лебединое озеро», и исполнитель роли Ельцина, с башни броневичка, клянётся лечь на рельсы, если продукты в магазинах, уже частных, подорожают хоть на копейку.
Но когда я въехал в город, всё было спокойно. На рынке женщины торговали грибами, - это был единственный шанс улучшить семейное благосостояние. Про заговоры никто не говорил, потому как не до пустословия простым людям. Надо деньги зарабатывать на бесплатное образование детям. Да и себе, на бесплатное лечение, тоже надо. Одними грибами тоже, сыт не будешь.
Правда, более продвинутые, торговцы запчастями для машин, говорили: «Если бы не этот ….Горбач, пи - пи - пи!» Мне стало тоскливо, сколько тысяч, таких как я, прослуживших и оставшихся не с чем, могли-бы наговорить: «пи – пи - пи», и Горбачу и Ельцину, и всей их бригаде.
От грустных мыслей меня отвлекло неожиданное появление моей старой знакомой. Её нельзя было не заметить. Это очень красивая, очень стройная, изящная женщина. Но, Бог решил, что такой красоты должно быть много. Метр девяносто, ростом, копна рыжих волос, развитые бёдра спортсменки, и всё остальное. Мужики оглядывались, но заговаривать не решались, очень хилыми выглядели они рядом с этой богиней. Римма, так её звать, со студенческих лет не бросала спорт. Зимой это были лыжи и прыжки с трамплина, летом, прыжки в воду с вышки. Она и меня хотела приобщить к этому, но у меня комплекс. Когда мне было лет двенадцать, я нырнул с крутого берега, там подходили баржи, и глубина должна была быть достаточной. Но я не знал, что под водой лежала притопленная старинная деревянная баржа. Мне не повезло! Теперь, когда я хочу нырнуть, у меня включается какой-то стопор, ноги прирастают к земле. Но это не мешает нашей дружбе. Когда мы с Риммой встречались чаще я, сидя подальше от воды, ждал, когда она наныряется. Близко у воды сидеть было опасно. Когда Римма прыгала в воду, часто выбрасывало на берег, волной, незадачливых купальщиков. Однажды, выбросило на берег спасательную лодку, вместе с матросами. Но, что поделаешь, это цена за её красоту, за её фигуру греческой богини.
Зимой, когда Римма, в туче снежной пыли, летела с трамплина, мне казалось, что это выполняет упражнение «летающий» танк Т-90.
Мы зашли в кафешку и, Римма от которой я не слышал ни одной жалобы, сказала мне, что у неё стала болеть спина. Так, надо думать! Сколько тысяч раз она пробивала толщу воды своим темечком! Вот позвоночник, наверное, стал выказывать недовольство. Сдавала анализы, и всё, что положено, в таких случаях, но хвори не нашли. Знакомый патологоанатом, проработавший в этой должности лет тридцать, и, наверное, свихнувшийся, с сожалением говорил: «Прижизненные комиссии редко дают правильный результат, а вскрытие, почему-то, в народе, не популярно!». Мы вспомнили события двадцатилетней давности, Римма, с воодушевлением, сказала, что если бы отмотать назад два десятка лет, она перецеловала бы, всех ГКЧПистов. А того, с усами, утащила-бы с собой, под воду - «Люблю винтокрылых мужиков!»
Я поревновал маленько, - я не винтокрылый, да и в число заговорщиков не вхожу. Да и не было ни какого заговора. Это обычный политический трюк. Так же, как позвоночник Риммы. Уж я- то знаю, что она будет и дальше, нырять и прыгать. А ГКЧПистов, она целовала-бы не за политические заслуги, а потому, что была на двадцать лет моложе. Мы все были на двадцать лет моложе!