Краб остановил прямо у входа в парк. Я посмотрел на часы, было половина одиннадцатого.
- Выходим, - сказал я.
Ежик и Толстый вышли из машины. Два моих самых преданный бойца, всю эту бадягу с травой я готов был проворачивать только с ними.
- Значит, как договорились, - обратился я к Крабу, - ждешь час, если от нас нет вестей, проезжаешь с той стороны парка, мимо того пустыря. Ты понял, о каком я толкую?
- Конечно, - ответил он.
- Проезжаешь, смотришь, дальше по обстоятельства. Если мы там, с нами что-то не так, помогаешь, везешь в больницу там, если нет – ищешь. Я думаю, разберешься.
- Разберусь, конечно.
- Но я рассчитываю, что все пройдет гладко.
После этих слов я вышел на улицу.
- Пошли, - бросил я ребятам, и мы двинулись.
Они оба были одеты по всей форме, типичные бритоголовые, их не с кем не спутаешь. Мы прошествовали через весь парк к его дальнему углу, месту, где стояла та самая лавочка для влюбленных пар. Расположена она была и впрямь удачно, со всех ее окружали деревья, а с одной даже находился старый заброшенный небольшой домик с заколоченными окнами и дверьми. Если вы искали уединения, то лучше места сыскать сложно. Нам повезло, сейчас здесь никого не было, так что не пришлось никого сгонять. Я уселся на лавочку, вглядываясь в ту сторону, где находился пустырь. Обзор отсюда и впрямь был неплохой, сквозь ветви деревьев и кустов были видны машины, проезжающие по дороге, так что если кто-то вздумал бы там остановиться, мы бы непременно их увидели, а нас здесь в неосвещенном месте разглядеть было практически невозможно, учитывая, что было уже достаточно темно. Ежик и Толстый сели рядом со мной.
- Тихое тут местечко, - признал Еж.
- Да, даже удивительно, что настолько тихое, принимая во внимание, сколько времени.
- А что здесь должно быть? – осведомился Толстый.
- Тут обычно по ночам глобальный трах происходит, - ответил ему Ежик, - сюда в теории сейчас очередь должна быть.
- Похоже, мы ненадолго забьем это местечко.
- Как бы не вышло, что надолго, - скептически заметил я.
Вокруг нас кружились кучи комаров, что, конечно, доставляло определенный дискомфорт. Толстый в очередной раз ударил себя по шее, потом посмотрел на свою ладонь.
- Загрызут нас здесь.
Комары в этот момент волновали меня меньше всего. И Ежик, И Толстый были спокойны. Для них это было обычное, почти рядовое дело. Я сказал им, что тут состоится сделка по передаче наркотиков между казахами, сделку нужно предотвратить, изъять у них наркотики и деньги и по возможности отделать хорошенько. Ничего сложного. А они привыкли полностью доверять мне. Еще бы, я ведь никогда их не подводил. Но я-то знал, что сегодня все не так просто. В действительности я ведь понятия не имел, с чем нам предстоит столкнуться. Сама идея этого мероприятия была ведь придумана практически на ходу, в каком-то пьяном разговоре. Я, проснувшись утром, даже не сразу вспомнил об этом, потому что напились мы тогда очень даже неслабо. Всплыл этот факт только за завтраком, во время разговора с Иркой. В общем, тогда уже отступать было некуда. Ден с Вованом весь день пытались налить мне, чувствуя мое напряжение, но я упорно отказывался. Во-первых, дело было ответственное, и ответственность я нес ни за одного себя, по поводу себя, к слову, я переживал как-то меньше всего, в любом случае я не имел права косячить, а во-вторых… В общем-то, сейчас, когда я уже решил окончательно завязать с нацистскими закидонами, я понимаю, что мне будет этого не хватать. Нет, не самого бритоголового окружения, мне будет не хватать таких вот номеров, таких вот акций. Когда у нас подолгу не было каких-нибудь экстремальных вылазок, я начинал скучать, впадал в легкую депрессию. Я сидел на собственном адреналине, как на наркотиках, я любил это томительное ожидание, любил нервную муть в животе, любил учащенное возбужденное сердцебиение. Все это было в числе тех вещей, за которые я любил свою жизнь. Если выпиваешь, то ощущения не такие острые, теряется вся прелесть. Отчасти именно поэтому я никогда не пил перед этим делом.
- Слышь, Большой Брат, - начал Ежик, - я тут недавно болтал с одним моим знакомым. Он говорит, что если, например, нас повяжут на какой-нибудь вылазке, то мне скорей всего ничего не сделают, потому что я несовершеннолетний, а вот тебе грозит утяжеление наказания. На тебя и всю бадягу эту спишут, да еще и впаяют пропаганду нацизма. Как думаешь, это правда?
- Не исключено, - не стал распространяться я.
- То есть ты не знаешь точно?
- Абсолютно не знаю.
- И тебе не стремно по этому поводу?
- Чего мне стрематься?
- Я просто думаю, может, тебе бы стоило получше изучить законодательство в этой области, чтобы знать, к чему быть готовым.
- Зачем?
- А то впаяют тебе что-нибудь, а ты даже ничего и не сможешь ответить.
- Будь уверен, если мне захотят что-то впаять, они это сделают независимо от того, отвечу я им что-нибудь или нет.
- Так просто они все равно это не сделают. Будет судебное разбирательство, можно всегда потягаться.
- Никакого разбирательства не будет. Суд будет быстрым и показательным. Власти скажут: «Вот так мы боремся с нацизмом в нашей стране». Наши лидеры сделают из меня невинную жертву государственного произвола. Всем это будет выгодно. Вопрос только в том, кому окажется больше. А я стану очередной песчинкой, утрамбованной в фундамент здания системы, очередным жертвенным бараном, принесенным на алтарь во имя вечной борьбы за власть сильных мира сего.
- Ты какую-то уж очень печальную картину обрисовал.
- Потому что так и есть.
- Убежден, за тебя заступятся. Ты ведь не какой-то левый.
- Не говори глупостей. Кто за меня заступится?
- Мишаня, например.
- И что он сделает? В лучшем случае передачки мне будет приносить.
- Всем плевать.
- Не понимаю.
- Не понимаешь? Тогда смотри. То, в чем мы участвуем, это война. Войны ведь тоже разные бывают. Мы защищаем нашу Родину от иноземных захватчиков. Это война не ведется открыто, обе стороны ведут ее из-под полы, но все о ней помнят. Есть и те, кто сохраняет нейтралитет, но такие ведь всегда найдутся, у которых жопа самая ровная. Нами командуют командиры, они смотрят карты, составляют планы и отправляют нас в бой. А мы с тобой солдаты на передовой, на линии фронта. Я такой сержантик, а вы подчиненные мне рядовые. И вот мы ебошим. А солдат жалеть никогда не принято, нас не считают, отправляют в бой, как мясо. Задача поставлена – выполняйте. Уверен, кто-то на нас еще и неплохие деньги делает.
- И давно ты решил, что это так?
- Да я всегда это знал.
- Тогда мне уж совсем непонятно.
- Что тебе непонятно?
- Если все действительно так, как ты это обрисовал, или, по крайней мере, ты искренне веришь, что все именно так, почему же ты этим занимаешься? Можно ж все бросить и уйти.
- Я занимаюсь этим, покуда верю в то, чем занимаюсь. Я делаю это не, потому что кто-то сказал мне это делать, а потому что я сам этого хочу. Кто-то же должен это делать. Если всей уйдут, мы проиграем. Знаешь, Ежик, ты ведь еще совсем молод, я бы даже сказал, юн, и я хочу, чтобы ты знал, то, что мы делаем, это не игрушки, это все очень серьезно. Это затягивает. Просто не забывай, что для тебя твоя жизнь важней чьих-то чужих прихотей. Если почувствуешь, что тебя больше не прет, что тебе надоело, что ты не понимаешь, ради чего ты в это ввязался, бросай все это к херовой матери. Не слушай никого, кто будет уговаривать тебя остаться, ни ребят, ни тем более Мишаню. Ему плевать на твою жизнь, ему нужны мы в качестве боевых единиц. Если занимаешься этим, занимайся этим для себя. Если надумаешь завязать, я тебя ни разу не буду осуждать, мое отношение к тебе, как к человеку, не изменится. Ты понял меня?
- Да, думаю, понял.
- Нет, ты не понял. Ты только сказал, что понял. Подумай об этом в ближайшие дни. Подумай, ради чего ты это делаешь.
Я знал, что подобного рода разговоры могли повлиять по-разному. Я мог заставить ребят задуматься, еще раз все переосмыслить, но с другой стороны они могли мне не поверить, и тогда это скорее уронило бы мой авторитет в их глазах. Если ты ведешь воинов в бой, не дай сомнениям закрасться в их головы. Но сейчас мне было все равно. Я делал это в последний раз. Один раз я позволил использовать ребят в своих корыстных целях. Конечно, мне было немного стыдно из-за этого, но, кажется, после стольких верных лет службы я мог себе это позволить. Я пошел на сделку со своей совестью. Именно сегодняшняя облава позволит мне завязать, начать новую жизнь. Кажется, я никому не делал хуже.
- Я никогда это не брошу, - вдруг заявил Толстый.
- Никогда не говори «никогда».
- Нет, серьезно. Я понимаю, о чем ты говоришь. Но это не про меня. Это моя жизнь. Мне нравится этим заниматься. Это мое призвание. Это все, что я умею делать хорошо.
- Тогда, пожалуй, это даже хорошо, что ты знаешь, в чем смысл твоей жизни.
- А ты нет?
- Я не зарекаюсь.
Я посмотрел на часа. Было без пяти одиннадцать. Где же они, черт возьми? Напряжение достигло пика. Последние минуты тянутся, как водится, бесконечно долго. У нас нет права на ошибку, у меня его нет. Наверное, из нас троих я сейчас самый напряженный, хотя мне следовало бы быть самым спокойным. Но я знал, что все это только сейчас. Скоро они подъедят, и все станет на свои места. Я вновь буду предельно последователен, собран, рационален, враг будет повержен.
Ослепительный свет фар отвлек меня от моих размышлений. На пустырь вкатилась машина. Она ехала так быстро, что я даже испугался, что она улетит в лес, однако она все же успела затормозить, подняв вокруг себя облако пыли. После этого фары ее погасли, и в темноте остался виден только ее силуэт. Я пытался понять, что это за модель, на по внешним очертаниям догадаться не мог, я был уверен лишь в том, что это не троевская «Ауди», о которой говорил Ден.
- Они, кажись там уже укуренные, - сказал Еж, намекая на их быструю езду.
Мы ничего не ответили. Вполне возможно, что так оно и было. Но начинать было рано, нам нужны были две машины. Прошла еще пара минут, прежде чем появилась вторая. Она ехала куда как более спокойно. Это была «Ауди» в этом я был уверен. Ее характерный длинный профиль медленно, с вальяжной уверенностью въехал на пустырь, упершись передом в другую машину, пронизывая ее лучом фар. Это была зеленая «десятка», теперь это можно было определить. «Ауди» остановилась, и некоторое время ничего не происходило. Наконец дверь ее переднего пассажирского сидения распахнулась, и оттуда вышел человек. Он встал на свет между машинами и приветственно поднял руку, в руке была сумка.
- Кажись, вот один, - сказал Толстый.
- Ни черта это не казах. Это татарин, - ответил я более самому себе.
- Думаешь?
- Поверь мне. Уж казаха от татарина я пока еще могу отличить.
Все остальное же сходилось: «Ауди», две машины, посланник с сумкой денег. Кажется, я как-то так себе все это и представлял. Татарин забрался на заднее сидение «десятки», и дверь за ним захлопнулась. Фары «Ауди» погасли.
- Пора, - решил я, - действуем, как договаривались, дальше – по обстоятельствам. Деньги в салоне, наркотики в багажники. Все готовы?
Парни молча кивнули.
- Тогда начинаем, - дал я отмашку.
Толстый вытащил из-под куртки биту, мы с Ежиком достали ножи. Все надели маски. После этого все трое по возможности бесшумно лесом двинулись к пустырю, от которого нас отделяло метров сорок. Мы быстро преодолели их, и тут мои опасения по поводу небезопасности езды «десятки» подтвердились. Дело в том, что пустырь достаточно круто обрывался в придорожную канаву на примерно метровую высоту. Переднее колесо машины держалось на весу над обрывом, заднее тоже почти слетело, но все же наполовину еще опиралось на землю. Если бы водитель нажал на тормоза хотя бы секундой позже, машина непременно опрокинулась бы в кювет. Я молча кивком головы указал парням на этот факт.
- Гонщики херовы, - шепотом подтвердил Толстый.
Впрочем, на наш план это особо не влияло. Мы с Ежом прокололи ножами два колеса со стороны леса, я переднее, он – заднее, затем, вынырнув из обрыва, на корточках обежали машину и пробили покрышки с другой стороны. Я щелкнул пальцами, то был условный знак для Толстого. Его кругла фигура вползла на пустырь, и он на четвереньках обошел машину. Мы с ним сидели вдвоем друг напротив друга перед водительской дверью. Я кивнул ему, и понеслось. Мы оба резко встали, и Толстый нанес удар рукоятью биты в стекло. Стекло треснуло на куски, которые повисли на тонировочной пленке. Толстый нанес еще один удар, посыпались осколки, однако пленка по-прежнему не потеряла своей сплошности. Завелся мотор «десятки».
- Вот блядь, - выругался я.
И тут раздался оглушительный хлопок. Прежде в меня никогда не стреляли, но сомнений в том, что это был именно выстрел, у меня не было. Не знаю, из чего, но он был без глушителя, такой громкий, что через минуту все менты в радиусе двухсот метров будут здесь. Я отшатнулся от машины от неожиданности и напряг все нервы своего тела, пытаясь понять, ранен ли я. Боли я нигде не почувствовал, выходит, пронесло. И тут я вспомнил про ребят, я же был здесь не один. Толстый стоял прямо около меня, вопросительно глядя в мою сторону, Ежик стоял позади «десятки». Кажется, оба были целы. А ведь Ден, ублюдок, говорил, что пушек у них нет. Вечно этот разъебай накосячит! Блядь, вот это пиздец! Надо съебывать отсюда нахуй, я на такую хуйню не подписывался. В общем, первые мои мысли были направлены в сторону того, чтобы спрыгивать в обрыв и валить отсюда лесом. Но потом я вспомнил, для чего и для кого я здесь. Я обещал Вовану, что все сделаю. Я не имел права его подвести. А Ирка? Разве мог я подвести ее? Нет, уж лучше я сдохну здесь. Со щитом или на щите. Позади зажглись фары «Ауди». Тут только я заметил, что бокового водительского стекла уже не было, видимо оно было добито выстрелом. Из окна на нас смотрело испуганное казахское лицо.
- Убей мудака, - прорычал я несвоим голосом.
Толстый не заставил просить себя дважды. Он уверенно шагнул вперед и. не целясь, задвинул рукоятью биты в лицо водителю. Я подлетел и заметил, как в сторону Толстого поднимается рука с пистолетом. Я схватил ее, направил вниз и резким движением вывернул кисть. Раздался выстрел, пуля ушла куда-то в пол, и пистолет выпал из рук. Я дернул стрелка на себя и несколько неловко съездил ему кулаком по носу. Тут мне в голову пришла внезапная идея.
- Помоги мне, - сказал я Толстому и уперся руками в борта машины.
Он понял мою задумку и навалился на машину своим телом. Заднее колесо соскользнуло в обрыв, и машина, потеряв устойчивость, начал неохотно заваливаться на бок. Теперь ее правые двери оказались заблокированы, и ублюдки были в полном нашем распоряжении. Тут ко мне подбежал Ежик и кивком головы указал куда-то позади меня. Я обернулся. Водительская дверь «Ауди» распахнулась, и оттуда вылез человек. Он и правда был здоровенный как наш Вован, и я понял, что это и есть тот самый пресловутый Утюг. Он двинулся к нам, по пути засовывая магазин в пистолет.
- Помоги Толстому, - обратился я к Ежу, - я разберусь с этим.
После этого я спрыгнул в канаву, сделал пару шагов и вынырнул обратно прямо перед этим громилой. Левой рукой я схватил его за руку с пистолетом, а правой, не потеряв движения, апперкотом нанес ему удар в подбородок. Удар и вправду получился хорош, чуть накось, с вложением всего корпуса, мне даже показалось, что я услышал, как хрустнула его челюсть. Пистолет тут же выпал из его руки, он постоял мгновение, будто бы соображая, что случилось, а потом почти прямо рухнул лицом вниз. Я чуть постоял над ним, мысленно гордясь, что мне удалось отправить в нокаут такого амбала одним ударом. Затем опустился на корточки и поднял пистолет. До этого пистолет мне доводилось видеть только на военных сборах в школе. Я повертел его в руках, нашел рычажок предохранителя, повернул его, после чего вытащил обойму. Нажал на спусковой крючок, дабы убедиться, что патрон не остался в патроннике. Раздался щелчок, но выстрела не прозвучало. Я посмотрел на ребят. Они активно обрабатывали тех троих. Толстый делал это с таким увлечением, что я подумал, что он может перестараться и отправить кого-нибудь на тот свет. Но хер с ними, в тот момент мне было их совершенно не жалко. Эти суки стреляли в меня, эти суки пытались меня убить, не вижу причины не отплатить их тем же. Но время поджимало.
- Все, парни, пора, - сказал я, - берем сумки с деньгами, товаром и сваливаем отсюда к херам. И пошустрей.
После этого я спрыгнул вниз. Пистолет по-прежнему был у меня, и я не спешил с ним расставаться, пока все не закончилось. Лучше быть с пистолетом, чем в нужный момент пожалеть о том, что его нет. Через некоторое время ко мне присоединились Ежик и Толстый. У Ежа в руках была небольшая сумка, та самая, которая была у татарина, Толстый же был с большой спортивной сумкой.
- Побежали, - приказал я.
Мы пустились бегом через лес. Кажется, уже все было позади, но, учитывая, сколько сюрпризов уже подкинула сегодняшняя сделка, я был готов к любым неприятностям.
- Не выбегаем на дорогу, - скомандовал я, - двигаемся между деревьями. Лишние свидетели нам не нужны.
По факту мы там такой шум подняли, что я не удивлюсь, если парк уже отцепили. Толстый, видимо, зацепившись в темноте за какой-нибудь корень, споткнулся и упал. Мы остановились, я подбежал к нему и подхватил его за плечи, помогая подняться.
- Вставай, мужик, чуть-чуть осталось, - увещевал я его.
- Я в порядке, - ответил он, - не беспокойся.
Мы резали парк наискось по кратчайшему расстоянию к центральному входу. Надо было договориться, чтобы Краб подобрал нас у какого-нибудь бокового входа. Но хорошая мысля приходит опосля. До него уже оставалось метров тридцать, я вынырнул из леса, когда на территорию парка вошел милицейский патруль в составе трех человек.
- Стоять! – я резко остановился и поднял левую руку, пытаясь остановить ей бегущего прямо следом за мной Ежика.
Все произошло так быстро и внезапно, что у меня не получилось аккуратно остановить Ежа, а вместо этого у меня получился удар рукой в грудь. От этого удара или скорее от неожиданности он повалился на спину. Ежик сразу смекнул, что к чему, и, пятясь, пополз обратно под укрытие деревьев и кустов. Я тоже бросился обратно. Мы втроем присели, тяжело дыша, и принялись наблюдать за происходящим. Патруль, кажется, не имел никакого отношения к произошедшему на пустыре. Они шли спокойно, о чем-то беседуя, и даже, кажется, смеялись над чем-то. Вероятнее всего это был обычный дежурный обход. Я посмотрел на парней, мы по-прежнему были в масках.
- Чулки-то снимите, - сказал я, стягивая маску с себя, - теперь они нам более навредят, нежели чем сослужат.
- Что, Большой Брат, какие мысли? – спросил Толстый.
- Эти менты похоже не по наши души. Дежурный обход вроде. Сейчас пройдут и двинемся дальше. Еж, ты как? Я тебя не сильно шибко двинул?
- Нет, все в порядке, я скорее сам упал, - ответил тот.
Его голос был тихим. Я глянул на него, даже в темноте было видно, как блестит его лицо и как текут по нему крупные капли пота. Еж дышал неровно, похоже, он сильно нервничал. Я уже был и не рад, что впутал его в это дело, парню-то было всего пятнадцать.
- Держимся, парни. Не расслабляемся. Осталось немного, но накосячить сейчас было бы обиднее всего.
Я-то по своему опыту знал, что именно в последний момент чаще всего все и обламывается. Нельзя терять концентрацию. Отряд прошел.
- Все, встаем, - решил я.
Толстый поднял, а Ежик остался сидеть.
- Еж, - окликнул я его, - Еж!
- Да, да, - наконец встал он, - туплю.
- Толькой сейчас не бежим. Просто быстро идем.
Мы двинулись на выход. «Четырнадцатая» Краба уже ждала нас. Мы залезли внутрь, покидав обе сумки в салон.
- Все, поехали, - приказал я.
Машина рванула с места, увозя нас от этого проклятого парка. Теперь все позади. Я старался сообразить, не напортачили ли мы где-нибудь. Конечно, наши отпечатки там можно найти, но попробуй найти по этим отпечаткам нас. Лиц наших вроде тоже никто не видел. Чуть не забыл. Я вытащил из штанов пистолет и магазин к нему и принялся осматривать их. Краб покосился на меня.
- Все прошло не так гладко, как планировалось? – спросил он.
- Да, были некоторые накладки.
- Настолько накладки, что можно считать, что нам повезло, что все обошлось благополучно?
- Настолько накладки, что можно считать, что нам повезло, что мы остались живы.
Краб ничего не ответил, врубив, что сейчас лучше не продолжать эти расспросы. Черт, а ведь мы действительно могли погибнуть, все втроем. А мы все вышли целыми и невредимыми.
- Кто-нибудь ранен? – на всякий случай спросил я.
Ответа не последовало. Я окончательно успокоился на этот счет. Вот так фартануло, их было четверо, нас – трое, у них были пушки, у нас – только биты и ножи. И, тем не менее, мы победили по всем статьям. Чему меня научила жизнь? Если сегодня удача платит щедро, завтра она потребует назад то, что отдала. Короче, я был ни хрена не рад. Не так все должно было быть. Ладно, я сам вписался в это говно, я ведь сам на него и подписывался, а вот ребята были ни в чем не виноваты, а я их впутал в это дело. Я решил заплатить им. Вот так грубо и цинично. Подкупить и их, и себя, и свою совесть. Это было вовсе не обязательно, я не всегда платил деньги за наши акции, мы ведь боремся за идею. Но это был единственный способ хоть как-то облегчить мою вину перед ними. Я залез в карман, вытащил кошелек, достал оттуда купюры и принялся перебирать их, соображая, сколько у меня денег и сколько я могу отдать. Тут только я заметил, как сильно у меня тряслись руки, я даже из-за этого разглядеть номинал на банкнотах не мог в полумраке салона. Заметил это и Краб, он удивленно посмотрел на меня. Я покачал головой, давая ему понять, чтобы он ничего не говорил по этому поводу. Он все понял и молча отвернулся. Я услыхал щелчки зажигалки позади и, обернувшись, увидел, как Ежик нервно пытался прикурить сигарету. Толстый, тоже обратив внимание на это, взял у него зажигалку и помог справиться с этой нелегкой задачей.
- Дай мне тоже, - попросил он Ежа.
Тот неловко взял пачку и вытащил из нее сигарету, но она тут же выпала из его рук. Толстый забрал у него пачку, поднял сигарету, дунул на нее на всякий случай и будто бы спокойно закурил.
- Ты как, Еж? – спросил я.
- Нормально, - прохрипел он, - все нормально.
Проклятье, кого я обманываю? Парни рисковали своими жизнями, а я хочу им дать по пятихатке.
- Дай мне сумку.
Еж взял стоявшую около него на заднем сидении сумку татарина и протянул ее мне. Я открыл ее. Она сплошь была забита тысячными купюрами, аккуратно стянутыми резиночками в пачки, штук по пятьдесят в каждой. В жизни не видел такого количества денег. Я вытащил три пачки и, не считая, раздал их парням.
- Больше дать не могу, - оправдался я скорее для себя, - но, думаю, пропажу трех пачек никто не заметит. Тем более, вряд ли кто-нибудь точно знает, сколько их должно тут быть.
Мне было ужасно стыдно. Я врал самым наглым образом, но иначе поступить в этот момент я не мог. Вероятнее всего никто из них даже не спросил бы у меня про эти деньги. Я чувствовал себя последней свиньей. Чтобы хоть чем-то отвлечь себя, я решил заняться пистолетом. Я достал из кармана свой носовой платок и принялся тщательно протирать им пистолет. Выглядел он совсем новым, магазин был полной, все восемь патронов. Конечно, соблазн оставить его был очень велик, но я отчетливо осознавал всю невозможность этой задумки. Без лицензии такую штуку держать дома я не мог, тем более это была бы стопроцентная улика против нас. И еще неизвестно, в кого и насколько успешно из этого пистолета стреляли.
- За следующим домом останови, - обратился я к Крабу.
Он послушно остановился недалеко от перекрестка. Я вышел и направился к стоявшим здесь неподалеку мусорным бакам. Подойдя к ним, я огляделся и, убедившись, что меня никто не видит, засунул пистолет в один из баков, утрамбовав его поглубже под мусорные пакеты. Обойму я в такой же манере положил в другой бак. Я еще раз огляделся по сторонам, улица по-прежнему была безлюдна, и я с чистой совестью пошел к машине. Я понюхал свои руки, от них несло помойной вонью, поскольку воды у меня не было, я просто вытер их о свитер. Я сел в машину, и мы двинулись дальше.
- Дайте мне вторую сумку, парни, - попросил я.
Толстый протянул мне большую спортивную сумку, я поставил ее на колени и открыл, желая посмотреть ее содержимое. Там действительно была трава, расфасованная по небольшим пакетам. Убедившись, что и здесь все в порядке, я убрал сумку в ноги, после чего спокойно откинулся в кресле.
- Все происходило ведь совсем не так, как ты планировал, а, Большой Брат? – вдруг спросил Толстый.
- Не так, - признал я.
- Про пушки ты ведь не знал? Не знал, что они у них есть?
- Не знал.
- И я не знал. И когда он стрелять начали, я растерялся. Не знал, что делать. А ты не растерялся, сообразил, что делать, слова нужные нашел. И этих двух хуев с пистолетами ты обезоружил, и ментов тех заметил вовремя. Я бы не заметил, думаю. Вообще об этом в тот момент не думал. Мне просто кажется сейчас, если здраво рассудить при учете всех раскладов, это ведь чудо почти, что мы сейчас здесь сидим, что мы жопы свои оттуда унесли. И во многом это твоя заслуга. Мало кто кроме тебя бы справился, а ты справился. Молодец ты все-таки. Сколько лет тебя знаю, есть в тебе что-то. Чтобы не делал ты, хорошо все складывается.
Он говорил быстро, сбивчиво и будто бы искренне. Мне, безусловно, польстили его слова. Хоть в чем-то я чего-то добился.
- Может, у меня просто удача прокаченная?
- Может и удача. Да, наверное, есть немного. Но ведь везет сильнейшим.
- Хорошо, если так. Видит Бог, парни, не знал я, что там такой пиздец будет. Неправильно я вас в это дело впутал.
- Ладно уж. Кто-то ведь должен был это сделать.
- Может и так.
У меня, кажется, даже уши горели, так мне было неловко. Никто не должен был этого делать. Я один. А действительно, чтобы я сделал, если бы знал все? Отказался бы? Да и отказался бы. И плевать, кто и что там обо мне подумает. В конце концов, я ведь им ничего не должен. В этот момент я реально был готов убить Дена, да и Вована с Иринкой. Почему я должен был заниматься этой херней? Давай, Дань, сделай, только ты можешь это сделать. Не сделаешь ты – не сделает никто. А по факту опять отправили как мясо на самую грязную работу, об которую руки марать больше никто не хочет. А если бы меня там пристрелили? Что бы было? Кто-нибудь расстроился бы? Наверное, расстроились бы. Поплакали, погоревали бы. Похоронили бы, вон, как Михана. Опять напились бы все, Ирка, небось, по пьяни еще к кому-нибудь в постель нырнула бы. Да и забыли бы все. Плевать. Все это было настолько неправильно, что я даже прикусил губу от обиды. Они там сидят, жопы греют в тепле, а мы тут по кустам шароебимся. По-хорошему эти деньги надо раздать сейчас между нами четверыми, а наркоту вывезти куда-нибудь за город, да и сжечь там. А вот почему я так не делаю? А потому что знаю, что если я сделаю, как было задумано изначально, мне будет от этого лучше. Потому что знаю, что там ребята смышленее, влиятельней, перспективнее, мне с ними выгодней водиться, чем с этими. Этим я сейчас раздам весь баблос, и что будет? Пропьем его просто и делов. Прогнулся, выходит, под очередную систему. Вот так всю жизнь и кочуешь от одной системы к другой, где местечко удобнее, туда и лезешь. А все принципы картонные, которые сам себе придумываешь, ничего на деле не значат. Да и, в общем, ничем ты не лучше остальных. Говно ты, Строгин, гнилой человек, насквозь прогнивший. Впрочем, решение ведь еще не принято, ты еще можешь поступить по совести. У тебя еще есть выбор. Да, выбор у меня действительно еще был. И я его сделал.
- Останови здесь, Краб, - сказал я.
Тот послушно остановился.
- Все молодцы, всем удачи, всем отсыпаться, - не стал долго рассусоливать я, взял обе сумки, вышел из машины, закрыл за собой дверь и удалился в ночь.