Вовчик подошел к шкафу с дисками.

- У тебя есть что-нибудь нормальное послушать? – спросил он Дена.

- Смотря, что ты считаешь нормальным, - ответил тот.

- Я уже нашел.

Он вытащил один диск. У Дена их было много, нынче это редкость, все хранят музыку на компах, но Ден во всем был своеобразен и оригинален. Вован вставил диск в ноут и врубил какой-то роковый мотивчик. Он встал, двигаясь в такт музыке. Пьяный Вовчик реально был ржачен.

- Знаешь, что играет? – спросил он у меня.

Я отрицательно покачала головой.

- Это «Guns’N’Roses» «Welcome to the Jungle», - похвастал он.

- Весьма занимательно, - ответила я.

Он посмотрел на меня, как на дурочку, а потом принялся танцевать посреди комнаты. Ден стоял рядом и подначивал его, периодически подавая ему банку с пивом. Костик с невозмутимым видом, чуть улыбаясь, сидел, развалившись в кресле. Данька сидел на краешке дивана спиной ко мне, попивая пиво.

В школе мы с ним встречались одно время даже как будто бы по-настоящему. То есть я вполне официальна была его девушкой, что для меня   не слишком характерно. Поклонников у меня было много, а Данила был задиристым и ревнивым, потому дрался по поводу меня направо и налево. Почти постоянно ходил какой-то покоцанный, с синяками и ссадинами. Вообще говоря, мы были странной парой, я, такая гламурная и пафосная, и прямой как штык, злой на все Данька. Многие удивлялись, как мы могли быть вместе, но меня тогда все устраивало. Кажется, я действительно была влюблена. Но потом разница жизненных позиций дала о себе знать, каждый тянул одеяло на себя, мы стали постоянно ругаться, и по итогу наши жизненные пути разошлись. Сейчас я смотрела на него и понимала, что, наверное, это было неизбежно. Каждый из нас стал тем, кем хотел. Я жила в роскоши и процветала, он жил в забвении в одному ему нужном мире. И все-таки он был клевый.

Я вдруг почувствовала необычайный прилив нежности по отношению к нему и села сзади него, обняв его за плечи и прижавшись к нему. Он повернул голову ко мне и вопросительно кивнул. Я не знала, что ему сказать, а потому просто поцеловала его в шею, чуть пониже уха. Ему определенно понравилось, даже мурашки на спине появились. Кажется, я была уже заметно пьяная, но мне не хотелось об этом думать, мне просто было хорошо. Данила отхлебнул еще пива и, поставив банку на пол, повернулся ко мне. Мы долго смотрели друг на друга, врубаясь, что происходит, а потом принялись целоваться. Все произошло быстро и неожиданно, будто бы само собой разумеющеюся. Он чуть отстранился, и мы опять посмотрели друг на друга. Я ждала, что Даня что-нибудь скажет, но он молчал. Выглядело это, наверно, тупнинно.

- Извини, я слегка пьяная, - скорчила я из себя невинную овечку.

- Да, - ответил Данила, - это здорово.

Я не смогла не засмеяться, он был таким милым и забавным. Мы одновременно оглянулись по сторонам, было интересно, как на все происходящее отреагировали окружающие, но, как оказалось, Вовчик и Костян даже ничего не заметили или, по крайней мере, сделали вид, что ничего не заметили. Откровенно пялился на нас только Ден. Он выглядел явно удивленным. Он ухмыльнулся, помахал нам своей пустой банкой из-под пива и кивнул в сторону кухни. Он спрашивал, принести ли нам еще пива. Мы оба ответили отрицательно.

- Пошли в другую комнату, - предложила я.

- Да, давай, - согласился Даня.

Мы переместились в другую комнату, там не было ничего кроме стула, стола и полуразвалившейся тумбочки со стоящим на ней старым неработающим телевизором советских времен. Дизайнерские вкусы у Дена были столь же своеобразны и непонятны окружающим, как и все остальные. Впрочем, в этой комнате почти никто никогда не бывал, и Ден даже не занимался ее оснащением. Мы были вынуждены лечь прямо на пол, благо ковер там все ж был положен. Данила приподнялся надо мной на локте.

- Ты в жизни еще красивее, чем… - он запнулся, - чем мне казалось.

- Ты не знал, как я выгляжу? – подкалывая его, спросила я.

- Знал, конечно, но забыл, что настолько.

- Я тоже забыла, какой ты.

- А я сильно изменился?

- Нет. Немного. Но заметно. В тебе, кажется, чуть больше человечности.

- В чем это проявляется? В том, что я постоянно ною?

- Не стремись принизить себя. Уж я-то знаю, какой ты. Впрочем, ты всегда был чуточку добрее, чем хотел казаться.

- Полсотни человек, которых я в свое время отдубасил, позволят себе с тобой не согласиться.

- Им просто не повезло. Вернее не повезло тебе. Ты в свое время пошел не по тому пути.

- Может, я и сейчас по нему иду.

- Может, но ты уже, кажется, видишь тупик впереди.

- А ты? Ты идешь по тому пути?

- Не знаю. Это сложный вопрос. Я всегда избегала его себе задавать.

- Возможно, время пришло?

- Не сегодня. Сегодня слишком хороший день.

- Потому что ты встретила своих старых друзей?

- Да.

- Это отличный повод.

Отмазался. Я-то знаю, что он хочет услышать.

- Еще сегодня я встретила тебя.

- А ты скучала?

- Вряд ли. Скорее немножко другое. Это сложно объяснить.

- А ты попробуй.

- Мне казалось, я ничего не чувствовала, возможно, даже так оно и было. Но сейчас я чувствую, что раньше мне как будто бы чего-то не хватало в жизни, и я, наконец, понимаю, чего именно, и от всего этого становится как-то хорошо, тепло и спокойно на душе.

Данька почесал подбородок, вникая в смысл сказанных мною слов.

- Как ты думаешь, у всего в этой жизни может быть второй шанс?

Его голос вдруг показался мне хриплым, каким-то почти загробным.

- Не знаю. Это какое-то очень широкое обобщение. Есть мнение, что в одну реку нельзя войти дважды. А бывает реки такие мутные, что страшно даже пытаться.

- Знаешь, я всегда жил с набором каких-то принципов, каких-то правил. У человека же должны же быть какие-то жизненные принципы, плохо прослыть беспринципным. А потом в жизни появляются моменты, когда жизненный путь, сделанный из твоих правил, идет вразрез с жизненным путем, который делает тебя счастливым, и становится трудно понять, что делать дальше. Выбор очевиден, когда твое счастье будет стоить счастья другим, но ведь бывают случаи, когда нарушение этих самых принципов обойдется тебе в пару косых взглядов. А в условиях современного мира, когда по большому счету всем на все плевать, нарушение своих принципов оставляет долги только лишь перед самим собой. И вот тут становится совсем невмоготу. И все думаешь, зачем тебе все это нужно. Неужели нельзя вот так просто? Никому ведь ничего не докажешь. Только себе. Не могу понять. Как-то все это глупо устроено.

Пьяные разговоры примечательны тем, что, будучи лишенными какой-либо конкретики, сплошь наполненные пустой абстракцией, они умудряются цеплять тебя по-настоящему, залазить в такие уголки твоей души, о существовании которых ты уже давно не помнишь. В сущности ведь мы оба понимали, о чем мы сейчас говорим. А бывает еще такое, что говоришь об одном, а думаешь о разном, ведь любую абстракцию, извернув должным образом, можно примерить на себе.

- Хочешь, чтобы я дала тебе совет по этому поводу?

- Не знаю. Возможно.

- Не думаю, что я имею на это право.

- Почему?

- Во-первых, потому что я чувствую, что я косвенным образом являюсь заинтересованной стороной в этом вопросе. А во-вторых, это ведь твои принципы, тебе с ними жить и по счетам платить тоже самому себе. Для меня ответственность слишком высока.

- Ирка… Моя маленькая смышленая девочка. Откуда ж ты взялась такая умная? Всегда все правильно говоришь.

- Я просто хорошо тебя знаю и знаю, что тебе сказать, чтобы это было правильно.

- Снова в точку. Просто ты как-то очень легко играешь моими мыслями, а я вот тем же в отношении тебя похвастаться не могу.

- И здесь разгадка на поверхности. Я не закрытая книга в отличие от тебя. Я не перегружаю себя глубокими внутренними размышлениями. Я всегда говорю, что думаю, и делаю то, что говорю. Ты другое дело. Ты привык держать все в себе и выдавать только конечный результат своих рассуждений. Потому, когда кто-то начинает понимать тебя, для тебя это несколько непривычно.

- На самом деле ты гораздо глубже, чем пытаешься казаться.

- Жаль, что возможно ты единственный, кто это знает.

Он заулыбался, польщенный таким признанием. К слову я уже не понимала, что сейчас происходит. Я твердила себе, что мы просто искренне разговариваем, однако ж, меня не покидало ощущение, что это очередная из моих уловок.  Паук, опутывающий муху паутиной. Наверное, мою стервозную сущность невозможно изменить.

- Убежден, что это не так.

- Хватит говорить шаблонами. Мы с тобой свободны от этого. Банальные утешения я и сама себе могу высказать. Будь честен со мной. Я всегда ценила тебя за твою прямоту и простой незамудреный взгляд на вещи.

- Хорошо. Я скажу тебе все, как есть. Что ты хочешь услышать?

- Ты счастлив?

- Нет.

- Почему?

- У меня нет поводов для счастья.

- А какие они должны быть?

- У каждого они свои. У меня все просто: хорошая работа, хорошая девушка и просто быть человеком.

- А все эти расистские войны?

- К черту! Я устал от этого. Складываю оружие.

Тут в комнату ввалился пьяный Вован с широченной улыбкой на лице.

- А вот вы где, - пробасил он, - а то мы вас потеряли.

Он как-то совсем не вписывался в наш вечер. Мы с Данькой тут же приняли сидячее положение. От Данилы ждать было нечего, он был слишком пунктуален в общении с друзьями, даже чересчур. А уж как он уважал Вовчика, ситуация вообще была пропащая. Потому я решила, что действовать надо мне. Я повернула его голову к себе и, посмотрев в его грустные глаза, спросила:

- Если я сейчас пойду домой, ты проводишь меня?

- Да, конечно, - чуть удивленно ответил он.

Я схватила его за руку и потащила в прихожую.

- Я домой. Данька меня проводит.

- Ты еще вернешься? – спросил Вовчик у Данилы.

- Пока не знаю, - ответил тот.

Все вышли нас проводить. Вован смотрел на нас, не вдупляя, что происходит, по Костяну как всегда невозможно было ничего понять, лишь Ден смотрел на нас, улыбаясь и хитро прищурившись. Уж он-то точно все понимал.

- Насчет завтрашнего боулинга не забудьте, - сказал он.

- Да, конечно, - ответил Данила, - ориентировочно в семь?

Ден кивнул в ответ.

- Тогда завтра еще созвонимся, - решила я.

Даня пожал всем руки и вышел на лестничную площадку.

- Всем пока! – помахав рукой, крикнула я и двинулась вслед за ним.

Ребята попрощались со мной, и я покинула квартиру. Мы с Данилой вынырнули из подъезда. Заходящее солнце уже не было видно за домами, и лишь небо на заходе отливало красным. Было совсем не жарко и даже слегка прохладно, пахло вечерним асфальтом. Я обхватила Даньку за руку двумя руками. Он будто вовсе не изменился, разве что стал чуть поплечистее.

- Я чувствую себя школьницей, - сказала я ему.

- Я чувствую себя старым, - ответил он.

- Слушай, кончай ныть. Ты всем ноешь или только мне?

- Никогда об этом не задумывался. Не думаю, что всем.

- Не положено?

- Да, я же для многих пример для подражания. Мне надо держать марку.

Мимо нас пошел какой-то армянчик лет тридцати, волосаты, в обтягивающей футболке. Кажется, они чуть зацепились с Данилой плечами, и я почувствовала, как Данька напрягся. Они оба обернулись, оценивающе посмотрев друг на друга. Сейчас я больше всего не хотела каких-нибудь разборок, потому чуть с усилием потащила Данилу дальше. Но вероятно ребята и сами не настроены были драться. Это, наверное, у пацанов развлечение такое, помериться друг с другом обычавшим взглядами и этим и ограничиться. Со времен животного мира у самцов повелось на понт брать. По итогу они, не став останавливаться, прошли друг мимо друга, даже толком не замедлив движение.

- Зачесались руки? – спросила я.

- Немного. Просто непонятный мудак. Видит, что я с девушкой иду и то попытался разойтись, а он хоть бы шаг в сторону сделал. Они вообще обнаглевшие. А только их прижмешь, начинают орать об экстремистских настроениях и нарушениях прав человека.

- Ведь не все из них такие.

- Да, но у них модно быть таким. У них закладывается при воспитании противопоставление себя нам. Они даже могут хорошо с тобой общаться, но все равно смотрят на тебя с презрением.

- Ты говоришь как фанатик.

- Ты говоришь как либерал.

- Чем плохи либеральные взгляды?

- Они знаменуют собой пассивность. Права человека, ненасильственное сопротивление – чушь собачья. Она никому никогда не приносила пользы. Реальная власть насаждается силой, насаждается действиями.

- Это не твои слова. То, что ты сейчас говоришь, было сказано тебе другими. А ты привык насаждать это как безаппеляционные истины. Ты с тем же успехом мог бы вдалбливать всем, что мужики лучше женщин, если бы тебе это внушили.

- А ты не чувствуешь, что тебе внушили, что все ровно?

- Ладно. Все равно мы ничего друг другу не докажем.

- Потому что ты не слушаешь меня. Я доказываю тебе конкретно, оперируя фактами. А ты просто говоришь, что это неправильно. Без доказательств.

- Господи, да что ты завелся! Тебе нужны факты? Факт в том, что у человека двадцать три хромосомы, независимо от цвета кожи, что как белые, так и негры принадлежат к одному виду Homo Sapiens – Человек разумный. А ты делишь их по какому-то выбранному тобой признаку, как будто у тебя комплекс, как будто тебя в детстве как-то сильно обидели эти злобные хачики.

Данила ненадолго замолчал, а потом продолжил.

- Хорошо. Допустим, изначально в людях нет принципиальных отличий. С некоторой долей допущения при рассмотрении конкретной задачи можно утверждать, что люди равны. Хорошо. Мимо нас прошел мудак, который сейчас умышленно толкнул меня. Ты можешь говорить, что это он один такой мудак, в семье не без урода, но это не так. Ты ведь видишь, как они порой ведут себя в клубах, на рынках. Они наглые, они пытаются доказать что-то. Убежден, тебя и саму это порой бесило.

- И что ты теперь предлагаешь? Получается замкнутый круг: ты ненавидишь их, потому что они ненавидят тебя, потому что их ненавидишь ты.

- Получается. А что ты предлагаешь?

- Надо что-то менять!

- Вот я и меняю!

- Если хочешь изменить мир, начни менять его с самого себя!

Мы вдруг оба резко замолчали. Разговор перешел в спор и почти ссору. Похоже, мы оба это почувствовали.

- Ладно, извини – сказал приглушенно Данила после паузы, - не знаю, что на меня нашло. Понесло просто.

- Ничего. Бывает.

- В чем-то ты права, конечно. Злость, ненависть, это все ослепляет. Мешает контролировать себя. Это сидит где-то глубоко внутри меня. Это очень трудно изжить. Хотя я чувствую, что надо. И порой мне кажется, что у меня получается. Но как только я с этим сталкиваюсь, это как красная тряпка для быка. Ты никогда не поймешь, как с этим тяжело нормально жить.

- Да, пожалуй, не пойму.

- Это все утрированная гордость. Я ставлю себя выше их. Мне сложно стерпеть их укоры, насмешки, косые взгляды. Хотелось взять его за голову и херануть об стену. И еще неизвестно, чем бы все кончилось, если бы тебя не было рядом.

- Полагаю, если б меня не было рядом, вы бы прекрасно разминулись на дороге.

- А я вот в этом ни разу не уверен.

- Будем работать над тобой.

- Да, твоя помощь мне бы пригодилась.

Это было так странно. В Даниле при всей внешней силе было столько внутренних слабостей, при всем внешнем спокойствии, уверенности, столько внутренних сомнений и тревог. Наверное, ему действительно нужен был человек, который всегда был бы рядом, который был бы надежной опорой. Но я едва ли подходила на роль такого человека при всей моей ветрености и беспечности. Иногда, когда мне становилось совсем уж тоскливо, я сама думала о том, что мне нужен человек, за которого я могла бы зацепиться.

- Почему у тебя нет девушки?

- Все девушки, которых я знаю, делятся на два типа: которые раздражают меня и которых раздражаю я.

- И каких больше?

- Надеюсь, что первых. Хотя, наверное, примерно поровну.

- А я к какому отношусь?

- Определенно не к первым.

- Определенно не ко вторым.

Данила чуть усмехнулся. Между тем мы подошли к дому. В подъезде было как-то на редкость темно и накурено. Я открыла дверь своей квартиры и вошла в прихожую, Данила застыл на пороге.

- Ты не пройдешь? – удивленно спросила я.

Он сглотнул так, что я заметила, как дрогнул его кадык.

- Ведь в одну реку нельзя войти дважды.

Где-то в глубине души, думаю, так оно и есть, но это слишком много философии для таких молодых людей, как мы.

- Забей ты.

Даня был уже готов к такому ходу дела, по сути, он ждал только решительного «да» от меня. Он шагнул вперед и, не нагибаясь, ногами стащил с себя кроссовки. Я скинула туфли, и мы прошли в комнату. У нас не было никакого желания устраивать долгие прелюдии, мы оба знали, для чего мы здесь. Я прежде никогда не спала с ним, наш роман закончился раньше, чем мы узнали прелести физической любви. Но сейчас все происходило так, как будто бы в наших отношениях не было никакого перерыва. Хотя секс и был для меня обыденным явлением, я никогда не воспринимала работу и личную жизнь одинаково. Мы разделись быстро, просто поскидывали с себя всю одежду и повалились на кровать. Мне вдруг стало мучительно больно при мысли о том, что могло быть, но не случилось, да и не случится уже никогда. Иногда очень сложно выполнить свой зарок ни о чем не жалеть. Мы кончили быстро и почти одновременно. Он смотрел на меня сверху вниз, дыхание его было почти ровное, уж точно ровнее моего. Все-таки себя он поддерживал в хорошей физической форме. Данька перевернулся на спину, мы минуты три лежали молча, таращась в потолок.

- Ты не уснул, - наконец, спросила я.

- Нет, - ответил Данила.

- Я так, просто спросила.

- Я нынче плохо сплю.

- Почему?

- Не знаю. Время такое. Сны какие-то постоянно сняться.

- Какие?

- Хрен знает. Я их не запоминаю.

- Вообще никогда?

- Редко очень.

- Расскажи какой-нибудь, какой помнишь, а я расскажу тебе, что это значит.

- Я не верю в это.

- Короче, недавно снился сон. Я с моими чуваками тусовал. Подходит ко мне один, Стас зовут, и говорит: «Там на дороге валяется мусор, есть вариант его сдать и нехилый баблос срубить по этому делу». Мы естественно пошли его собирать. И вот тащим мы куда-то этот мусор с друганом моим Ежиком. И тут Стас к нам подбегает и говорит: «Будьте осторожны, там дежурный отряд ходит. Я забыл вас предупредить, то, что мы делаем, это незаконно». Вот так сюрприз. Идем мы дальше и видим, что этот дежурный отряд наших ведет. В дежурном отряде трое, все такие бугаи, каких я в жизни не видел. Ежик мне говорит: «Я знаю вон того первого, их главного. У него ножа такой длинный, он его тебе в руку втыкает и говорит: «Скажи еще, что тебе больно». А я смотрю, у него и впрямь нож такой здоровенный, как мачете, только поуже. И повели они наших в лес куда-то. Мы решили проследить за ними. А они нас заметили и погнались за нами. Мы убегаем, а там обрыв отвесный. Мы, недолго думая, принялись по нему как-то спускаться. Спустились, а они уже там. Видать, короткий путь какой-то знали. Мы от них дальше убегать. А земля стала какой-то мягкой болотистой, и речка впереди. Я к этой речке бегу и чую, меня сзади кто-то догоняет. Разворачиваюсь, а это один из тех бугаев. Я остановился, под него занырнул и бросил через себя. Он кувыркнулся, и тут их главный подбегает со своим ножом здоровенным и говорит: «Догоняйте того, а этого я на себя возьму». Я от него дальше убегаю. Забежал в речку, он за мной. Я разворачиваюсь, он уже ножом замахивается. Я нож поймал, прям за лезвие. У меня даже кровь потекла, только боли не было. А он мне говорит: «Скажи еще, что тебе больно». А мне не больно, и я держу этот нож и думаю, что если я его сейчас выпущу, он точно меня убьет. И я как-то сзади него зашел, и нож ему прямо в живот на пол-лезвия всадил, и говорю: «Скажи еще, что тебе больно». А дальше он этот нож как-то из себя вынул и в меня всадил. И я проснулся. Такой вот сон.

- Знаешь, что это значит?

- Что?

- Что ты ебанутый.

- Прикололась. А на самом деле?

- Ты же в это не веришь.

- Просто интересно.

- А я в этом не разбираюсь. Надеюсь, к счастью.

- Ты меня прям обнадежила.

- А ты ничего так.

- Солидная оценка. Да, ты тоже. Хотя это вовсе не удивительно.

Мы оба замолчали. Комната была наполнена вечерним сумраком. Деревья за окном бросали колыхающиеся тени на потолок. Если долго смотреть на них, наверное, можно было здорово повтыкать. Данила лежал рядом, я прям чувствовала его тепло, хотя и не смотрела на него. Я подумала, что мне сейчас спокойно. Давно так не было.

- Ты любишь людей? – спросил Данька.

- Да, конечно. А ты?

- Не очень.

- Почему?

- Свинские существа.

- Ты и свиней не любишь?

- К ним я получше отношусь. Знаешь, после терактов одиннадцатого сентября в Нью-Йорке на место трагедии приезжали таксисты и предлагали везти раненых в больницу по десятикратным тарифам. Представляешь? Если бы у нас такое случилось, и подошел бы какой-нибудь хрен отвезти, например, раненую тебя в больницу за бешеные деньги, что бы я сделал? Я бы ему в грудак двинул, он бы бесплатно повез и еще денег на медикаменты дал бы.

- Не все такие. Ты же любишь меня, друзей, своих родителей. Они хорошие люди.

- Просто это яркий пример. Как правило, люди эгоистичны и самовлюбленны в мелочах.

- Ты тоже эгоистичен и самовлюбленен?

- Конечно. В первую очередь я забочусь о себе, потом о близких людях и только потом, если есть время и не впадлу, о других.

- Это логично. Было бы странно, если бы ты прежде заботился о других, а на себя хрен положил.

- Я немножко не так, я толкую, что если бы все помогали друг другу, все было бы лучше. Люди были бы людьми.

- Мне кажется, у тебя искаженное утрированное понимание понятия «быть человеком». Если ты человек, это не значит, что ты помогаешь победить другим, это прежде всего означает, что для достижения своей победы тебе не пришлось перешагивать через других, не пришлось никому ставить ногу на грудь.

- А если я скажу, что я в своей жизни нередко перешагиваю через других?

- Я скажу, что тоже так делаю. И мне плевать. Зачем ты пытаешься подловить себя?

- Потому что я много плохого сделал в своей жизни.

- И решил мне исповедаться?

- Вроде того.

- Люди грешат, потом приходят на исповедь и думают, что им можно грешить дальше. А если что, всегда можно исповедаться еще. А я думаю, что если ты согрешил, оставь это при себе и не делай так больше. А если тебе плевать, не делай вид, что это не так.

- Ты меня упрекаешь?

- Я хочу, чтобы ты двигался дальше. Если ты ошибся, исправляй ошибки. Если же нет – забей и забудь.

- Делай, что должен, и будь, что будет?

- Да, примерно так.

- Все не так просто. Все истины затерты лишь на словах. Каждую из них все равно проживаешь и переживаешь сам.

- Это называется горе от ума.

- О чем мы сейчас говорим?

- В смысле?

- Я просто не пойму, для чего я завел этот разговор.

- У тебя просто сложный период в жизни.

- Да, быть может. А можно несколько личный вопрос?

- Задавай.

- Сегодня у Дена, когда я сказал тебе, что из тебя получилась бы отличная мать, почему ты так расстроилась?

- О, Господи! Да не обращай внимания. Просто перегрузилась. Даже со мной такое бывает.

- По поводу?

- Вот прицепился. Просто я ведь тоже женщина. Ничто женское мне не чуждо. Когда я задумалась о своей жизни, о своем будущем, мне стало тоскливо. Конечно, иногда я думаю, что хочу семью, хочу детей. Но это невозможно. Невозможно даже представить мужчину, который всегда будет рядом со мной.

- Почему? Разве ты не сможешь полюбить кого-нибудь на всю жизнь?

- Дело не во мне. Может, когда-нибудь я и полюблю кого-то по-настоящему. Я не представляю, кто бы смог полюбить по-настоящему меня. Бог мой… Когда-то я просто хотела получать от жизни удовольствие и ни о чем не жалеть. Но время идет, жизнь идет. Я ведь уже не девочка. Пройдет еще десять лет, и я вообще уже никому буду не нужна. Возможно я бы хотела все это остановить, но я не могу. Это как будто бы мое проклятие. Тебе не понять.

- Нет-нет, я все понимаю. А если я скажу тебе, что я буду с тобой? Я хочу быть с тобой.

- Нет. Ты не представляешь, насколько это тяжело быть со мной.

- Все так говорят. Со мной тоже непросто.

- Это другое дело. Я не смогу. Я принесу тебе только горе. Поверь мне.

- Если мы оба этого захотим, мы справимся.

- Ты готов пойти на это?

- Я пойду на это.

- Как ты себе это представляешь?

Он встал и заходил взад-вперед по комнате.

- Ты покончишь со своим кино. Навсегда. Я покончу со своими играми в войнушку. Тоже навсегда. Мы будем работать на нормальной работе. В идеале работать буду только я. Будем жить для нас. Мы оба достаточно попробовали в жизни и оба решили, что нам нужно другое. Ведь так? Я знаю, будет сложно. Но мы справимся. Мы ведь оба не дураки. Я справлюсь. Если ты будешь рядом со мной, я со всем справлюсь, я через все пройду. Если только ты будешь рядом. Просто дай мне шанс.

Сказав это, он остановился и посмотрел на меня. У меня слезы на глазах наворачивались от его слов. Маленький глупый мальчик, такие мечты, он не понимал, во что ввязывался. И все же мне так хотелось ему верить. Кому, если не ему. Мы нужны друг другу. Да, это точно.

- Хорошо, давай попробуем. Я вся твоя. Только не покидай меняю

Данька лег и обнял меня, прижав к себе. Теперь он моя жизнь. Его сердце бешено стучало. Он чуть отстранил меня, и мы посмотрели друг на друга. Я почувствовался его возбуждение.

- Давай еще разок.

- Да, конечно.