Знаешь, что я пишу на твоей спине,
пока ты сидишь, обратившись лицом к стене,
и в тебя не проходит ни звук извне,
ни тем более слово?

Я пишу, не касаясь кожи: "Ну, здравствуй, грусть.
Я тебя ночами читала, веришь ли, наизусть,
и цветы печали росли, обживая грунт,
да моя основа
никогда не зиждилась только на трёх китах:
одержимой вере,
слепой надежде,
любви оглохшей.
Оставайся с миром, заблудшая пустота."

И веду чутким пальцем по бусинам твоего хребта,
пробираюсь наощупь:
у надежды большие глаза — ослепла последней.
Но любовь уходила мучительней.
Умерла намедни,
подарив на долгую память пускай и не тяжкий крест,
но весомый крестик.
Правда, вера осталась — так вера всегда со мной,
и поэтому ты, обращённый ко мне спиной,
лелеющий тень и лукавящий с тьмой больной,
знай, что я ухожу не одна — мы уходим вместе.



Уже Другая