- Раздражает, однако, эта наивность...

Тусклый свет луны, рвущийся в комнату сквозь плотные занавески, наконец-то удостоился такого-же тусклого, лишенного всякого интереса, взгляда. Улыбка уже давно не растягивала сухие обветренные губы. Сердце снова сжимается от опустошенности и тоски. Теперь в ее груди зияет дыра, которую вряд ли можно залатать без чьей-либо помощи. С утра она перед зеркалом тренируется в натягивании фальшивой улыбки. Выходит только кривая ухмылка. Становится мерзко. Ночью отвращение к жизни то нарастает, зажимая тисками легкие, не давая вздохнуть, то, обиженно фыркнув, отходит далеко в сторону, не затрагивая прогнившие ненавистью, нестерпимо болящие при прикосновении, участки души. Став мрачной и не разговорчивой, она окончательно замкнулась в себе. Об ее доверии теперь можно даже не мечтать. Это уже не та веселая девчонка с открытой на распашку душой. Однажды дав одному человеку нож и развернувшись к нему спиной, она получила немало ранений. Начиная с маленьких царапинок и заканчивая огромной сквозной раной. Верила. Искренне. О чем теперь жалеет. Но она не так проста. Взяв в руку тот же самый нож, она отправилась "втираться в доверие" тому, кто когда-то ранил ее. Теперь пришла ее очередь. Теперь она нанесет удар в спину. Но это будет потом... А сейчас она продолжит обмениваться тоскливыми взглядами с луной, купаясь в ее серебрено-желтом свете. А потом перешептываться со снегом. И гасить близоруким печальным взором свет в окнах домов.

- Раздражает, однако, эта наивность... Но сегодня я про нее забуду. И про то, что я человек, тоже забуду.