Он за покой тогда бы всё отдал.
Но - с ней, покой?
Ты шутишь, Леонардо.
Не зря ведь
песня уличного барда
Не в силах заглушить её скандал.
Кто даже думает
О тишине с такой?
Там, в спальне, крест его,
Тяжёлый крест -
Мадонна!
Мегера, стерва,
Украшенье дома,
И всё, что хочешь,
Только не покой.
Явилась.
Ангел.
Села перед ним.
И он портрет её
Закончил сходу.
Она.
Окно,
с лазурным небосводом.
Над нежным личиком,
колечком тонким -
нимб.
Художник и модель
По мотивам картин Франсиско Гойи "Маха одетая" и "Маха обнаженная"
Ну, что же ты?
Палитра и мольберт
Тебе милей заждавшейся модели?
Кисть на холсте выводит силуэт,
Касаясь мягко, нежно, еле-еле,
И вот уже на шелковой постели
Не тень моя томится – я сама
Ловлю движенье кисти влажной кожей.
Пылая, медленно схожу с ума…
Еще мгновенье, и ничто не сможет
Остановить лавину жаркой дрожи.
Придворный живописец знает толк
Во всех искусствах.
Опущу ресницы,
Пока в ушах гул крови не умолк…
Пусть взгляду сытой кошки удивится,
Лишь выполнив сегодняшний урок.
Он прав: любви поспешность не нужна.
Растает ночь в руках послушным воском,
А с ней – моих покровов пелена.
В наряде Евы, тонком и неброском,
Я награжу художника сполна.
Вкус холода у яблок. На полу –
Разбросанные листья: красный с желтым,
Иглистый запах. А на стенах – иней.
Полутеатра-полукабака
Шальная обстановка, и на стенах –
До потолка – все иней. На полу –
Осенняя листва пожаром линий
Неслышно тлела, отражаясь в стеклах.
Она вошла, разделась, – о, как зябко!
Одежды разбросала – запах яблок
От тела. Осень, колкий холодок.
Она в окно глядела, и горела
Листва пожаром линий – красный с желтым,
И иней вторил отблеском на стенах –
До потолка – на стенах мастерской.
10.
Печку растопили – все же легче,
У огня погрелись, покурили.
– Как живете, мастер? – Слава богу.
Краски есть, не истрепались кисти.
Красной масти – пламя, желтой – листья,
Крыши за окном и голубятни.
Как играет пламя вязью линий,
Отражаясь в инее, – в каком
Веке это было? Осень стынет
Инеем – и листья на полу.
И среди разбросанной одежды –
Как попало – путаницей пестрой –
Женщина на стульчике складном –
Об одном все: – Как живете, мастер? –
Распустила волосы, смеется:
– Мастер, как живете? – Как прекрасна
Линия распущенного тела
Среди груды листьев – желтый с красным,
И дрожанье груди, и осенний
Сладкий запах яблок, и вот это:
– Мастер, как живете? – Слава богу.
11.
Спасибо тебе за последний мазок,
За отдых, за листья, за иней на стенах,
За воздух осенний и грязь мастерской,
За мир из окна и плетение линий.
За то, что она у тебя под рукой
Вдруг оживет, засмеется, спустившись
С холста, – о, как зябко! – одежды раскинув.
И в волосы – листья, и волосы – ветру.
А женщина встанет со стульчика: – Мастер,
Пора уходить. – Соберется, и скоро
Уйдет, осторожно ступая по листьям.
– Вот так и живете вы, Мастер? – Спасибо,
Вот так и живу. – Запах яблок, и осень
В разбросанных листьях, и иней на стенах.
На улице. Художник и модель.
Из цикла "Наброски по памяти"
- Ты – пустота. Ты – очертанье тьмы.
Ты – только то, что я окинул взглядом.
А прочего и прочим знать не надо.
Ты – полость или – экстерьер тюрьмы.
Все, что ты есть: надежды, боли, страхи,
Изгиб бровей, неправильности рта
Сейчас мой грифель возвратит бумаге, -
Поверхностное – плоскости листа.
Сиди спокойно. Спорить бесполезно.
Сейчас мой грифель – острие луча.
Поскольку мир – разверзшаяся бездна,
С оригиналом незачем сличать.
Поскольку этот мир – автопортрет,
Я наделен не меньшими правами,
Чем тот, кто простирается над нами,
Или чем тот, кого над нами нет.
Ты не нужна (не шевели плечом!).
Ты не нужна, - мне нужен формы слиток.
Все, что ты есть, сейчас наполнит смыслом
Мой карандаш. И ты тут не при чем.
- Я неподвижна только потому,
Что милосердие мое безмерно:
О чем бы ты ни думал, что б ни делал,
Останусь я, - а ты уйдешь во тьму.
Твой карандаш – всего лишь жалкий раб,
Вымаливающий у формы крохи …
Смотри, ты видишь свет звезды далекой,
Своей души, блуждающей впотьмах?
Какими ты правами облечен?
Здесь, на листе, клочке плохой бумаги,
Как ты осмелишься оставить знаки,
И как их назовешь моим лицом?
Смотри, кого ты взял поводырем,
Кто водит хрупкой палочкой графита…
Но Фауст мертв, мертва и Маргарита.
А я – жива. И ты тут не при чем.
Ирэна Белаш
И чтоб мужчинам-натурщикам было не очень обидно, несколько картин с ними!