Это было восемнадцатое декабря. Мой отпуск закончился четыре дня назад. Но на работе мне сказали, чтобы я не беспокоился. И я каждое утро приезжал в эту больницу. Чтобы купить дорогое лекарство и отдать в реанимацию. Врачи врали мне. Не знаю зачем, но врали. Что ИВЛ уже отключили, что все идет хорошо. А в тот день даже сказали, чтобы я купил внутризондовое питание. И, смешно, но у меня не хватило денег. После того дня у меня всегда в бумажнике денег больше, чем нужно. Мы учимся всю жизнь… Ирка оставила в аптеке свой зеленый паспорт чужой страны в залог. А когда мы вышли на улицу, я закурил, посмотрел на кружащийся в воздухе снежок и сказал, что мама умрет. Я понял это так ясно, словно кто-то просто вложил мне эту мысль в голову.
После обеда я вышел с собакой на улицу. Подростки готовились к новому году, повсюду трещали петарды. Пес неожиданно дернулся и потащил меня домой. Как я не пытался заставить его погулять еще, он лишь упирался всеми четырьмя лапами, ехал по снегу, но идти не хотел ни в какую. Возможно, он просто испугался хлопка петарды. Или и вправду что-то почувствовал. Кто их знает, что творится в чердачке у этих животных… Но я совсем не удивился, когда через пару-тройку часов сестре сказали по телефону, что мама умерла.
Это было странно – сидеть на судебке и заказывать какие-то немыслимые вещи. Посмертный макияж. Тампонаду губ и щек. Что-то еще, я не вникал особо – им там видней, что нужно делать. Заказал морозилку. На всякий случай. Я ведь перенес похороны на один день, вдруг кто-то не сможет приехать вовремя. Меня потряхивало, словно я замерз. Хотя сидел в помещении в верхней одежде. А в голове вертелись мысли, спасительные мысли о том, что надо еще сделать. Договориться на кладбище, забрать вещи из больницы, заказать поминки, купить водки… Не расслабляться сейчас, всё потом… И я гонял эти суетные мысли, протягивая девушке из морга пакет с одеждой и косметикой для посмертного макияжа…
Странно было собирать эти вещи. Заходить в эту комнату, ставшую за неделю нежилой. Видеть тонкий слой пыли, уже осевшей на баночках с косметикой, каких то записочках с телефонами, написанными рукой уже мертвого человека. Тут как ни где ощущались внезапно оборванные планы на завтрашний день, ставший уже вчерашним. И какой смысл жить завтрашним днем, если он может никогда не настать? А в голову лезли недавние воспоминания. Как мать мечтала о норковой шубе, а потом пожалела денег. А я не настоял на покупке. Хотя мог бы. Она была бы рада. Я указал сестре на голубой костюм – думаю, она хотела бы надеть его