СИНОПСИС

«Осень патриарха»

С замечательным поэтом, живым классиком калмыцкой литературы Давидом Никитовичем Кугультиновым автор заявки встречался не однажды. В первый раз – лет тридцать назад, в Москве, в секретариате Союза писателей, на улице Воровского. Потом приезжал к нему домой, в Элисту. Беседовали в его маленькой, забитой книгами квартирке.
В результате появился сценарий документального фильма «Душа слова», который был принят худсоветом Нижне-Волжской студии кинохроники, одобрен редколлегией Роскино – и «ласково задушен» Отделом пропаганды Калмыцкого обкома КПСС, потребовавшим от автора таких поправок, что он, автор, предпочёл вернуть студии аванс. Замысел был отложен, как говорится, «до лучших времён».
Не знаю, можно ли назвать нынешние времена «лучшими». Но, во всяком случае, сейчас можно рассказать всю правду о судьбе поэта – без умолчаний, намёков и «кукишей в кармане».
Что же так раздражало партийное начальство в том, весьма скромном – на двадцать минут экранного времени – сценарии образца 1976 года?
Приведу один из эпизодов. Давид Кугультинов рассказывает:
«…В шестьдесят первом? Да, в шестьдесят первом… Приехал я, после долгого отсутствия, в свой родной хотон…
Знакомые холмы, ложбины… Как после далекого сна… Но странно… Всё было поразительно маленькое. Не такое, как в памяти. Огромный курган был всего лишь небольшим бугорком, с горб верблюда… А в детстве казалось, с него можно было достать звёзды с неба!
Мой старенький дядя показал мне едва приметную насыпь – след нашего дома. Она была сплошь изрыта норками полевых мышей…
И тут я увидел большую степную гадюку. Ну, понятная реакция – схватил обломок черепицы, хотел замахнуться… Но дядя испуганно перехватил мою руку:
– Такая хорошая примета! Ведь не какая-нибудь лягушка – могучая змея стережёт место твоего рождения… твой кишиг, твоё счастье!
– Вы что, не помните, какое у меня счастье?! – Горько усмехнулся я.
Дядя смотрел на меня серьёзно-серьёзно:
– Помню… Ты горел в огне войны – и остался жив! Разве это не есть счастье? Да, ты много лет был оклеветан, лишён свободы. Но имя твоё осталось чистым. А старики говорят: пусть лучше жизнь умрёт, чем имя…
А потом дядя показал мне маленький холмик и сказал:
– Здесь лежит твоя тётя. Она умерла до твоего рождения…
Я посмотрел на холмик – и ничего не почувствовал. Ничего! Ведь я же никогда не видел той женщины.
И тут дядя – а человек он был спокойный – вдруг рассердился:
– Был голодный год, – сказал он. – Ты, Дава, был еще в материнской утробе. Твоя тётя знала, что еды всем не хватит и что она скоро умрёт. Она не ела свой кусок, а по праву старшей заставляла есть младшую сестру. Твоя мать отказывалась, плакала… Но та приказала: «Не тебе даю, а тому, кто в тебе. Пусть он живёт сто лет за месяц, не дожитый мною, бери!» Так, ещё не родившись, я впервые принял помощь человеческую, жертву во имя того, чтобы я жил… видел свет…»
В этом синхронном эпизоде должны были прозвучать две неудобные темы… Беспощадный поволжский «голодомор» двадцатых годов… И такой же беспощадный «верховный гнев» сорок третьего, загнавший в ссылку целые народы…
Давид Никитович рассказывал: «О высылке калмыков в Сибирь я узнал на фронте… Не спал всю ночь… А незадолго до рассвета написал письмо… Никому его не прочёл, не показал. Написал адрес: «Кремль, Сталину». И отправил. А через два дня меня с группой других офицеров-калмыков вызвали в Москву. Якобы для беседы. Но никакой беседы не было. Сорвали погоны, награды – и в Норильск…»
Уже потом Кугультинов узнал, что текст его бесстрашного письма непонятно каким образом стал известен соотечественникам. Калмыки его переписывали от руки, учили наизусть…
В Заполярье поэт пробыл десять лет. Тяжело работал. Тяжело болел. Чуть не умер от истощения. Его выходила, поставила на ноги молоденькая женщина-врач. Там же, в Норильске она не побоялась зарегистрировать с «врагом народа» брак.
С тех пор они не расставались...
…Когда автор заявки спросил, как относились к ссыльным русские сибиряки, поэт помолчал… А потом прочитал короткое стихотворение. Оно было написано от первого лица. О том, как в лютый мороз конвой гнал колонну заключённых… Как догнала его маленькая русская старушка… протянула горбушку горячего хлеба – и перекрестила…
«Я спрятал хлеб за пазуху. Шёл … И этот кусок грел моё сердце».
«А знаете… в детстве я с наивной гордостью считал, что на свете существует только два великих народа: русские и калмыки!– Засмеялся.
– Как это?
– А потому что у Пушкина калмыки упоминаются чаще других. Помните: «Прощай, любезная калмычка!..» Или хрестоматийная строка: « Друг степей калмык…» Кстати, сейчас мало кто знает о том, что именно эта строка одно время была изъята из Большой Советской энциклопедии. И – что уж совсем символично – была сколота, стёрта с гранита знаменитого опекушинского памятника, что на Тверском… Так что сталинские репрессии коснулись и наследия величайшего русского поэта!»

В том – теперь уже далёком – варианте сценария 1976 года – автор всячески пытался расцветить и разнообразить изобразительный ряд сценария. Сейчас мне кажется – создатели будущей ленты должны прежде всего думать о её архивной ценности.
Поменьше авторского самовыражения, побольше – героя фильма. Его воспоминаний, размышлений мудрого человека – о прошлом, настоящем, будущем. Ну и, конечно, побольше стихов в авторском исполнении.
Автор заявки, работая на Нижне-Волжской студии кинохроники в качестве режиссера, несколько раз снимал и монтировал для местного киножурнала сюжеты о Д.Н.Кугультинове. Точно помню – в одном из них поэт (тогда он был в расцвете творческих сил) читал прекрасное стихотворение «Дайте, дайте первую удачу!». И еще знаменитое «Никто не помнит своего рожденья, никто не вспомнит свой последний час…», восхитившее когда-то С.Я.Маршака.
Эти кадры наверняка сохранились в студийном архиве. Мы используем их в картине.

Предполагаемый объём фильма – 50 минут экранного времени. Реализовать проект готова саратовская студия «Иванов». Режиссер – Марина Алексеевна Иванова. Она много и успешно работала в Калмыкии. Снимала и Д.Н.Кугультинова. Всё это поможет быстрее установить во время съёмок необходимую атмосферу полного доверия между киногруппой и героем будущей ленты.

Марина Иванова кинорежиссер