Вот такие мысли я пыталась разложить по полочкам, пока добиралась до нужного мне места, и, как обычно после размышлений на эту тему, я поднялась со своего места со слабой головной болью.
Когда я вышла на улицу из душных коридоров метро, я вдруг поняла, что совсем уже не хочу туда, куда я собиралась. Я планировала заглянуть к одной своей знакомой, а потом погулять в одиночестве, посидеть на скамеечке в тени густо-зеленых деревьев. Знакомая меня ждала, но мне совершенно расхотелось ее видеть. У меня не было настроя на общение с ней, потому что оно требовало живости, эмоций и громкого голоса, - такая уж была моя знакомая, - а меня вместо всего этого наполняла сейчас какая-то апатия, лень, и ко всему прочему, как вам известно, у меня болела голова.
Постояв в нерешительности некоторое время, я наконец надумала к знакомой не идти. Но тут мне уже расхотелось и сидеть на лавочке в тени, и вообще гулять, а появилось единственное желание оказаться дома и залезть в горячую ванну с пеной. Больше всего меня отталкивало душное, жаркое метро, и я, повернувшись к нему, чтобы продолжить свой путь в обратном направлении, осознала, что не смогу туда сейчас войти ни под каким предлогом, настолько оно мне противно.
Сморщив лицо в недовольной гримасе, я снова застыла на месте. Кажется, входящие и выходящие из подземки люди рассматривали меня и даже оглядывались, но мне снова было не до них. Я присела на корточки возле здания метро и, установив локти на коленях, а лицо на ладонях, задумалась. Не знаю, сколько я так просидела, но подняться мне пришлось из-за того, что я краем глаза узрела сердобольную тетушку с выражением глубокого сочувствия и сопереживания на лице, которая стремительно направлялась ко мне. Скорее всего, она думала, что мне нехорошо, и чтобы заставить ее в этом усомниться, я резко встала, даже слегка подпрыгнув, глядя при этом в ее сторону дикими глазами. Она дернулась от неожиданности и замерла на месте, потом как-то странно опустила глаза и, медленно развернувшись, убралась восвояси. А я полезла в задний карман джинсов, выудила оттуда две смятые пятидесятирублевые бумажки и, горестно вздохнув, отправилась ловить машину. Ну, не могла я больше сегодня видеть метро, не могла.

* * *
Когда я вернулась домой, благополучно проехавшись на бежевых «Жигулях» пятой модели и полностью загрузив водителя интересной темой про мозги, да так, что он не взял с меня денег, я, наскоро смыв с ресниц и губ неподобающий им тональный крем, завалилась спать. Было примерно около семи часов вечера, но мне очень хотелось спать, поэтому я быстро стянула покрывало с кровати и, небрежно бросив его на пол, влезла под одеяло. Как ни странно, сон бродил где-то поблизости, ожидая подходящего момента, поэтому я сразу же оказалась в его владении, как только сомкнула веки.
Но сон не в ночное время обычно чреват довольно специфическими сновидениями, которое, естественно, посетило меня и на этот раз. Конечно, я запомнила лишь отрывки и отдельные детали, но и их по-моему вполне достаточно, чтобы задуматься о моей психике. Мне снились странные люди. Даже не то чтобы люди, их и людьми-то можно было назвать с большой натяжкой. Но во сне они назывались людьми, а именно: Человек-Рука, Человек-Нога и Человек-Голова. Может быть, мне снились и еще какие-нибудь особи, но в памяти остались лишь эти трое.
Самым прикольным существом был Человек-Нога (почему-то мне представлялось, что эта особь принадлежит к мужскому полу). У него было две ноги, как и у нормальных людей, но при этом вместо рук у него тоже были ноги, правда поменьше и покороче, чем нижние конечности. И вместо головы тоже была нога, причем левая, здоровенная ступня, а вместо шеи - часть голени. Мне не запомнилось строение лица Человека-Ноги, потому что глаза помещались то на пятке, а при этом рот оказывался на пальцах, так что все вместе это отдаленно напоминало собачью морду. А периодически глаза вдруг попадали на пальцы, а куда девался в таких случаях рот, у меня в памяти не отложилось.
Человек-Рука была женщина, и все строение ее напоминало строение Человека-Ноги, только что там, где у него находились ноги, у нее были руки. Плоское лицо располагалось на ладони, и иногда она сжимала пальцы головы в кулак, пряча от кого-либо свою странную физиономию. И еще мне показалось, что передвигаться ей было довольно трудно, так как она была довольно грузная, а ручонки в качестве нижних конечностей - вполне тонкие.
Наверное, вы уже можете приблизительно представить, как выглядел Человек-Голова, пола которого, правда, я так и не идентифицировала. Он был маленького роста, и вообразите себе только, какие звуки издавал он при ходьбе! На всех четырех конечностях его тоже были лица, причем лица совершенно непохожие друг на друга. Мне он показался самым неприятным из этой троицы. Две нижних конечности орали при каждом шаге Человека-Головы, и подозреваю, что все их затылки были покрыты здоровенными шишками. Вместо хватательных движений верхними конечностями, Человек-Голова совершал кусательные, если можно так выразиться, иными словами, он брал все, что ему нужно, ртами двух голов. Мне почему-то очень противно сейчас это вспоминать, а еще противнее было, когда я только проснулась.
Что происходило в том сне, я помню и вовсе слабо. Против своей воли я вынуждена была общаться с этими тремя уродами, мы с ними куда-то ходили и что-то обсуждали. По счастью, я довольно скоро проснулась от ночных подоконных песен (то есть тех, которые распеваются подгулявшими людьми по ночам под окнами), поэтому не слишком долго была в столь ненормальной компании. Но сон меня впечатлил до такой степени, что я излила его здесь настолько подробно, насколько смогла.
Была глубокая ночь, когда я пробудилась, а мне уже больше не хотелось спать. Я посидела в оцепенении некоторое время на кровати, свесив ноги, потом взяла с тумбочки в изголовье пульт управления и включила центр.
«У меня есть от унитаза ручка,
У меня есть от него же крышка,
У меня есть все, что нужно, чтобы мир перевернуть!» -
надрывался молодой голос, прорвавшийся ко мне из конца восьмидесятых. Когда я успела поставить эту кассету, ума не приложу, но послушать ее я была не против.
Я в задумчивости просидела всю песню, предаваясь воспоминаниям. Наверное, пора было обдумать то, что я увидела вчера в метро. А именно - того парня, как две капли воды похожего на мальчишку из лужи. Все это было очень бредово и нереально, но было же… Песня закончилась и ее сменила другая, медленная и депрессивная.
«Помойка», - произнес низкий недобрый голос, и музыка продолжалась. «Это первый куплет», - отметила я по привычке и, поднявшись с кровати, подошла к занавешенному окну. Отодвинув штору я вгляделась в пространство неба за домами, и оно показалось мне очень красивым. Вверху небо было темно-синее, а если опускать взгляд, удаляя его, оно становилось все светлее, достигая в самом видимом низу почти ядовито-голубого цвета. Я вытащила из ящика в столе фотоаппарат-«мыльницу» и пару раз щелкнула это небо. Вряд ли на пленке это запечатлелось так, как в жизни, но я не могла этого не сделать.
«Помойка!» - вторично завопил низкий голос. Это был второй куплет. Песня мне весьма нравилась. Всего два слова в сочетании с подходящей музыкой давали очень яркую картину для воображения. Я подошла к центру и выключила его, потому что почувствовала, что сон снова где-то рядом, и опять плюхнулась в кровать. Сон не заставил себя долго ждать.

Ева Колганова