Я проснулась в незнакомом помещении. Оно сильно напоминало больничную палату или комнату в самом дешевом пансионате. Размер – примерно три метра в ширину, четыре в длину. Серо-голубая краска на стенах. Цвет блеклый, но не потому что стена выцвела, а просто такая краска, хотя явно нанесена недавно – ни трещин, ни надписей, ровная, слегка блестящая поверхность. На полу такой же несимпатичный светло-коричневый линолеум, но тоже новенький.
Я находилась в постели и оттуда разглядывала комнату. Обычная больничная палата, только что-то в ней не то. Я попыталась встать. Мне казалось, что если я в больнице, то стало быть чем-то больна, и встать мне будет затруднительно. Но я вспорхнула, как бабочка. В теле царила необыкновенная легкость. Странное состояние, непривычное.
Я подошла к окну. Обычный больничный застекленный четырехугольник, обрамленный безрадостными белесыми занавесками. Я не могла определить их цвет. Может быть, когда-то у них он был. Только сейчас они были настолько застиранными и выцветшими, что казалось, они никогда не имели цвета. Я не представляла, где я нахожусь, и то, что предстояло увидеть мне за окном, должно было сообщить мне хоть что-то о моем местонахождении. За тусклым стеклом густел туман. Царство тумана. В жизни не видела такого! Просто сплошная туманная стена.
Мне стало любопытно, я потянула на себя створку окна. Она подалась, и я высунула руку за пределы комнаты. Ладонь и часть предплечья тут же скрылись в тумане. Одновременно их пронизало такое неприятное чувство, что я резко втянула руку в комнату. Не холод, не влага, а просто словно что-то чужое обволокло мою руку. Что-то густое и жидкое, и при этом злое, которому не нужна была моя рука там, за пределами комнаты. Я даже осмотрела руку, не осталось ли следов этого жидкого густого на ней. Она была чистой, покрытой мурашками. Я почувствовала, что меня знобит.
Что же случилось? Почему я здесь?
Я уселась на кровать, - она тут была единственным предметом мебели, - и попыталась хоть что-то вспомнить. Ничего не приходило в голову. Как я вчера легла? Тоже затрудняюсь ответить.
Удивляясь себе, я вдруг подскочила и буквально подбежала к двери в комнату. Сейчас выйду и все спрошу у медсестер, должна быть хоть одна дежурная!
Я подергала дверь - она не поддавалась. Меня заперли. Вот еще новость! Где это видано, чтобы больных запирали в палатах. Разве только в домах для умалишенных, но не похоже, что я в таком доме. Я еще подергала ручку двери, громко и гулко постучала, но никто не отозвался. Я опять разместилась на кровати, сложив ноги по-китайски.
Сидела я не знаю сколько, но начала уже клевать носом, когда меня словно ударило воспоминанием. Я явственно вспомнила машину, несущуюся на меня. Я перебегала улицу на красный свет, я помню! Я всегда была уверена, что водитель должен меня пропустить в любом месте, где бы я не переходила улицу. Пешеходы – это святое. Так нас учили на курсах вождения. Мало кто ходил на такие курсы. Сейчас многие покупают права, и правила знают, только про святость пешеходов им неизвестно. Я увидела автобус, подъезжающий к остановке. Этот автобус – редкая редкость, его отловить очень сложно. Мне надо было попасть на него обязательно, иначе можно было проторчать на остановке еще пару часиков. Мне предстояло перебежать две дороги, - автобусная остановка находилась прямо за перекрестком, и на другом его конце была я. Но я решила все упростить, и ринулась по диагонали. Конечно, я была неправа…
А потом эта «Волга», из ниоткуда… Я совсем не испугалась. Я бежала на автобус, «Волга» летела на меня, но я не думала, что она долетит. А потом – гудки, скрежет, больше ничего. Кажется, мне и больно-то не было. Наверное, сразу сознание потеряла. Глупая. Вот будет мне урок.
Мне почему-то стало очень стыдно, и я запереживала за водителя злосчастной «Волги». Он ведь не виноват, и все равно, раз меня сбил, его мурыжат где-нибудь. А скоро наверное будут и меня доставать. Придут и начнут расспрашивать. Как я шла, какой свет горел… Понятно, почему я в больнице. Спасибо, что я тут, а не небом выше, и чувствую себя прекрасно. Буду выгораживать водилу как смогу! Только бы меня отперли, и поесть не мешало бы. Интересно, когда хоть кто-нибудь ко мне зайдет?

* * *
Шло время, я валялась на кровати, как и подобает больной. Не понятно, почему тут даже шкафа мало-мальского нет. Где моя одежда?
Никто не приходил. Я понимала, что про меня не могли забыть. Просто такое очень доброе отношение. Узнаю советскую больницу, как-то доводилось лежать. Но ведь я даже не могу никого позвать. Ни звоночка нет, ничего… А мой стук в дверь, похоже, никого не беспокоит. Наконец, я не выдержала, и заколотила в дверь кулаками. Тишина.
Может, ко мне особое негативное отношение, раз я побежала перед машиной, подставила водителя? Глупо. Тогда в чем проблема?
Тут забрезжила трезвая, но совершенно удивительная мысль. Я ведь все-таки была сбита машиной на полной скорости. Почему у меня ничего не болит, и даже ни малюсенького ушиба не наблюдается? Неужели я родилась в бронежилете и меня ничто не трогает?
Я лежала и лежала. Мысли скакали с одного на другое. В основном они были о том, где я нахожусь, и почему эта комната настолько пуста!
И вдруг я вспомнила боль. Это была Боль с большой буквы. Мне было ужасно. Ведь эта «Волга» вошла в меня, как нож в масло. Все ярче и ярче становилась картина происшедшего. Я вспоминала. На меня неслась машина, потом мы с ней склеились, и тут стало так больно, как никогда. Я еще какое-то время неслась вместе с ней, хотя и замедляя ход. Я приклеилась болью к капоту, я это помню. Я помню, как ненавидела эту рожу, что находилась за лобовым стеклом. Эта рожа смотрела на меня почти с такой же ненавистью, ее руки до побеления костяшек вцепились в руль. Причем здесь руль, дурак. Тормоз надо нажимать, тормоз!
Затем рожа зажмурилась, нас с машиной развернуло, мы всем загородили проезд, и все это время мне было страшно больно. На самом деле это длилось секунды, но боль – это такая вещь, которой время подарило себя. Для боли времени гораздо больше. Боль всегда длится дольше. Я проживу минуту, и не запомню ее ни за что, но если в эту минуту мне будет больно, она – минута – будет ползти и тянуться как час. За что время сделало боли этот подарок? Чтобы учить нас, смертных? Так нам и так несладко приходится. Вот как мне.
Я опять замкнулась на том, что после жуткой нечеловеческой боли лежу здесь себе и чувствую себя превосходно. Может быть, уже прошло много времени? Может быть, я все время боли была без сознания? Я понимала, что когда-то мне дадут ответы на все мои вопросы, но сейчас я изнывала от бездействия и неизвестности.

* * *
Время шло и шло. За дверью по-прежнему была тишина, а за окном туман. Я вдруг поняла, что есть-то мне не хочется. Мне вообще не хотелось ничего такого естественного.
Вдруг передо мной снова развернулась картина происшедшего. Несущаяся на меня «Волга», сильная боль… Я вспомнила хруст. Этот звук сопровождал все действие. Был ли это хруст моих костей? Если это так, то на мне живого места не должно остаться! НО - я была целехонька и живехонька. И чувствовала себя замечательно, если бы не мысли. Что же это значило? Или у меня атрофировались все чувства, или…
Я не могла о таком думать. Я не могла предположить, допустить, представить. Я старалась вообразить себе причину, почему я здорова и мне не больно. Что-то давило сверху и заставляло принять иной ответ.
Я верила в жизнь после смерти. Мне очень хотелось, чтобы было так, как я себе представляла. Но сейчас… Сейчас я не верила, что меня уже нет. Это как-то иначе должно было случиться, и почувствовать я должна была все иначе. Не может быть, что я умерла!
Я вскочила с кровати и подошла к туманному окну. За стеклом ничего не изменилось. Та же белая пелена, начинающаяся сразу за окном. Если бы я умерла, был бы какой-то полет, - так я читала, - по тоннелю. Затем свет… Сейчас никакого света не было. Я вот тут в больничной палате. Никого рядом нет. Ничего не происходит. Бред.
Я опять направилась к двери и постучала. Тишина. Куда мне деваться? Туман и тишина – это все, что меня окружает. Так не должно быть по канонам загробной жизни. Так меня учили.

* * *
Прошло время. Не могу сказать, какое, потому что мне ничего не хотелось – ни есть, ни в туалет… Просто я чувствовала, как идет время. За окном тоже ничего не менялось. Дня и ночи как будто не существовало. Был один туман, всепоглощающая пена. Тоска накрыла меня. Я не знала что делать. Я кричала, звала. Я пела. Я выла. Стучала. Ничего не менялось. Я оставалась в этой жуткой нудной комнатке одна.
Ева Колганова