По мрачным улочкам Гарлема шла весёлая процессия: впереди красовался гроб, в котором лежал бочонок безалкогольного пива. Теперь, весной 1933 года, он действительно стал "покойником": отменялся Сухой закон, и пиво становилось, как ему и положено, с градусами. А ведь ещё вчера всё выглядело иначе: алкоголь был вне закона, и его пили, ухмыляясь, в подпольных клубах будто чай, из чашек. Сначала потребляли местную отраву, что гнали нью-йоркские самогонщики, а потом — никакая печень не выдержит! — перешли на импортное зелье, доставляемое с канадской границы. Пил виски даже американский президент, державший для того личного бутлегера. В ночных клубах Гарлема от него не отставали: алкоголь жёг нутро, а джаз и "гёлс" на сцене разогревали душу. Между танцами к захмелевшим посетителям выходила чернокожая красавица. "И снова — Леди Дей, которая исполнит песенку "Вечерняя прогулка"" — кричал трубач, и она начинала петь. Её странный, дребезжащий голос наполнял притон вымученным весельем, сквозь которое сквозила печаль.
Только и труба теперь не слушалась мистера Кларенса: наглотавшись немецких газов на полях Европы, ветеран Первой Мировой отныне лишь хрипел в мундштук, и, пытаясь заработать кусок хлеба, взялся за гитару. Перебирание струн ему удалось: молодой негр даже устроился в оркестр, но денег мать ребёнка так и не дождалась. Отчаявшись, мисс Фэгэн уехала в Нью-Йорк, и скоро её силуэт обрисовался на панели Гарлема. Скоро рядом с ней и встала и молоденькая дочь…
С улицы – на сцену
Когда обеих, мать и дочь, арестовала полиция, Эля в участке расплакалась… Полисмен — а он тоже был негром — с сочувствием посмотрел на девушку: совсем молоденькая, она привлекала взор красотой, не часто встречающейся в чёрной расе. "Что же ты, мамаша, дочку на углах продаёшь? Господь про тех, кто совращает невинных что сказал? Мельничный жернов таким на шею и — в воду…" — повернулся он к старшей Фэген. На помятом лице матери отразилось страдание: "Да что Вы знаете, мистер?! Не я её совратила… Элечку изнасиловал один мерзавец, когда её было одиннадцать лет… С тех пор на девочку порядочный и не посмотрит…"
Потомок рабов
Сценическое имя певицы отныне звучало как Билли Холидей, а в кругу музыкантов её назвали Леди Дей. По английски Дей — это день, и в джазе столь светлое прозвище ещё встретится, например, у восходящей звезды белого джаза Дорис Дей. Но в ту пору чёрный и белый джаз звучали с разных подмостков, и цвет кожи на сцене не смешивался — сегрегация. И пока Билли пела в негритянском оркестре Каунта Бейси, голос её услышал кларнетист и руководитель белого джаза Арти Шоу. Экспериментатор в душе, он схватил изюминку в пении Холидей: она то затягивала музыкальную фразу, то меняла тональность, то пускалась в диссонанс, делая это с единственной целью — разнообразить звучание. Дело в том, что лучшие композиторы, люди европейской крови, писали для белого джаза, и новые мелоди сразу скупались владельцами грамзаписи. И поэтому музыкальные шедевры, потом ставшие "джазовыми стандартами", доставались белым исполнителям. Это и понятно: пластинки покупают американцы с тугим кошельком, а у таких, как правило, белая кожа. Чернокожие в этих условиях играли второсортные мелодии или поднадоевшие шлягеры прошлых лет. Сделать их выразительными составляло труда, и Леди Дей с этим справлялась.
"Не хотите ли петь у меня?" — предложил ей Арти, и скоро она отправилась в турне с его джазом. К несчастью, оно прошло по южным штатам. Там вокалистку ждал полный провал: сиплый, дребезжащий голос и "ленивая" манера пения не понравилась южанам. Не могли снести они и присутствие на сцене потомка хлопковых рабов. И потому , гневные выкрики, демонстративный уход из зала, обидные шутки — всё это вынудило расстроенного Шоу расстаться с певицей.
По наклонной доске
Провал среди белой аудитории только оттенил успех в Гарлеме: в 1943 году Билли Холидей заняла первое место в опросах журнала "Эсквайр", оттеснив негритянскую певицу Эллу Фитцжеральд, имевшую "европейский" тембр голоса. Теперь Билли записывала песенки для музыкальных автоматов: механическая рука сама ставила пластинки, которые звучали на танцплощадках. Известность росла, и Холидей получала 4 тысячи долларов в месяц — деньги бешеные по тем временам. И только поставщик наркотиков знал, что половина суммы пойдёт ему в карман: певица не могла жить без героина…
Не спасало и замужество: музыкант Джимми Монро сбежал от жены-наркоманки, и, наконец, менеджер певицы сдал её полиции. В 1947 году Билли отправилась за решётку, и полгода тюрьмы, казалось, наконец, образумили несчастную. В Америке была такая практика: алкоголиков и наркоманов не пускали в ночные клубы, где легально торговали алкоголем, а нелегально — героином. Стоило там появиться — и ты в участке. Для певицы это был удар: она лишилась сцены, ведь у чернокожих в ту пору не было концертных залов и артистических кафе. А наркоторговцы продолжали преследовать её, с ухмылкой предлагая свой "порошок". Билли снова взялась за старое, и в 1959 году измученное сердце женщины, которой было только 44 года, остановилось… Вписав яркую страницу в историю джаза, Леди Дей ушла, оставив свой голос, в котором сквозила печаль…