Если бы Мариенгофа и имажинизма не было, то его должен был бы выдумать Шершеневич (впрочем, есть мнение, что изначально было имажинизмов было несколько — возникших независимо друг от друга и ничего друг о друге не знающих):

 

«Казанская гимназия, где я был одним из первых учеников, несмотря на то, что только по усиленным просьбам отца я был принят моложе разрешенного возраста я поступил в первый класс девяти лет), видела меня в своих стенах недолго.

 

Буйное сердце несовершеннолетнего «социал-демократа» требовало активного выступления. И будучи в четвертом классе, я в два дня решил стать самым популярным революционером.

 

Я всегда был честолюбив. А тут, как на грех, один из гимназистов во время обыска был нечаянно ранен в руку полицейским. Рана была пустячная, но восьмиклассник с таким устало-важным лицом носил раненую руку на перевязи, что в перемену вся гимназия сбегалась смотреть на «боевого» революционера. Этого я перенести не мог. Во время большой перемены я подошел к инспектору и демонстративно смазал его по спине тряпкой, которой вытирали мел с классной доски. На синем мундире осталась полоса. Инспектор обернулся, и «отчаянный социал-демократ» быстро спрятался в толпу. Инспектор все же поймал меня за ухо (уши у меня торчат с детства), и мое реноме первого ученика было подорвано. Но так как внимание от раненого восьмиклассника перешло ко мне, то я решил это внимание закрепить на себе навсегда по праву, и на другой день, во время той же большой перемены, вся гимназия заинтересованно наблюдала, как я по пожарной лестнице лез на крышу гимназии для того, чтобы над входом прикрепить красный флаг. За мною был послан в погоню гимназический сторож, но где было ему угнаться за озорным мальчишкой, который лез не только водрузить флаг, но и завоевать мировую славу. До сих пор помню, что в моем мозгу в то время, как я карабкался с обезьяньей быстротой по лестнице, мелькало отчетливое сравнение меня с лучшими русскими революционерами. Сторож, не имевший таких ассоциаций и перспектив, застрял где-то на втором этаже, несмотря на гневные окрики директора, вышедшего для такого случая из кабинета. Овации товарищей подстрекали меня. Я повесил флаг и сел отдыхать на крыше.

 

Слез я только для того, чтобы немедленно получить приказ: «Отправляться домой и впредь не беспокоить себя хождением в гимназию». В этот момент я понял сладкий яд достигнутой славы и совершенного подвига».