XLIII

Аттик Сити приветствовал нас сгущающимися грозовыми тучами и, пробивающимися сквозь них, вспышками молний. Если тип, помешанный на упаковках, меня и не ждал, то дождь, казалось, только посвятил этому всего себя. Тяжелые капли гроздьями падали на лобовое стекло, и в гроздьях этих было больше гнева, чем во всех участниках перестрелки в мотеле. Оставив Марка в ближайшей больнице (в названии значилось что-то там, связанное с добрым сердцем), мы с Рэнтом направились дальше. Прежде, чем я вообще задался вопросом, куда меня везет Колдфилд, мои мысли еще какое-то время занимали рассуждения о больнице и её названии. Использовать в названии слова "добрый" и "сердце" - это знаете, очень мудрый ход. И далеко не такой тривиальный, как в случае ребят из "Голден Фиш". Вопрос был только в том, достаточно ли добры сердца сотрудников больницы для того, чтобы помочь парню, в свою очередь оказавшему помощь беглому заключенному. Рэнт, вероятно, сказал бы... Да, точно, Рэнт. 
- Куда мы едем? - спросил я, пытаясь разглядеть происходящее на улице сквозь залитое дождевой водой стекло.
- Лично я еду перекусить. Но, да, так как транспорт у нас один на двоих, ты определенно едешь со мной. 
- Да, - хмыкнул я, - может, это даже далеко не худшая из идей. 
- Еще бы, - сказал Рэнт с каким-то хладнокровным пониманием. - И да, при мальчишке я этого говорить не стал, но мне будет гораздо проще помочь тебе кого-нибудь ограбить. Не смотри на меня так - это же простая истина. Грабеж гораздо проще охоты на маньяка. 
- Да не охоты... – Начал было я, но Колдфилд по своей хорошей традиции меня перебил.
- У тебя есть история, которую ты не хочешь рассказывать. С этим - полный порядок, потому как я совсем не уверен, что хочу её слышать. Но есть, по крайней мере, часть истории, которую мне узнать понадобится. И сейчас я попробую сделать из этого всего единственный вопрос. Так вот: ты хочешь убить того психа и сесть за убийство или перепугать всех старых знакомых и сесть за побег?
- За побег и грабеж, - заметил я, - если верить твоему плану.
- Ну, грабеж целиком на мне, так что он будет как раз единственным, за что тебя не попытаются посадить.
- А остальное тебя, значит, устраивает?
- Это твой план. И этот план ведет тебя к определенному исходу. 
- Я открыт ко всем предложениям, - невесело рассмеялся я. - Может, у тебя и на такой случай запасной план имеется?
- Мм... - протянул Рэнт, как будто сам пытался вспомнить, что хотел сказать. - План у меня пока только один. Вот, как думаешь, продают здесь где-то брусничный пирог? Хрустящий коржик, сочные ягодки... Слыхал о таких?
- По правде, я даже думать не думал о том, что бруснику кладут в пироги.
- А они кладут, - заметил Колдфилд с видом истинного знатока. - Один парень - он, правда, потом себя взорвал - пек исключительно вкусные пироги с брусникой.
- Я так понимаю, рецепт погиб вместе с ним? 
- Скорее всего. Тогда я об этом вообще не думал. 
- Тогда, хорошо, что взорвал он только себя. 
- Этого он как раз не планировал. Он хотел делать тротил. Зачем - не помню. Но вот заработком он планировал делиться со мной. Представляешь теперь, какая это значительная потеря? Источник денег и пирогов подрывает сам себя, а тебе достается что? Снимок его обуглившейся морды.
Рэнт, надо заметить, посвятил немало времени описанию этой самой морды. Пересказывать я не буду. Если для целостного повествования что и важно, так это то, что эта морда обгорела. Но вот её сходства с подрумянившимся пирогом можно, пожалуй, опустить. Я вообще просто хотел сказать, что Колдфилд рассказывал об этом обгоревшем мужике минут двадцать, то есть всю нашу дорогу к ближайшему кафе. Рэнт, знаете, как будто накопил в себе слишком много слов, а теперь испытывал острую потребность в избавлении от них. Может, это не так уж важно, но, слушая его историю о горе-изготовителе тротила с обгоревшим лицом, я впервые подумал о том, что совсем не обязательно быть треплом, чтобы хотеть выговориться. Рано или поздно это с вами всё равно случится (если вы, конечно, не немой). И вот это уже по-своему важно - хранить мысли не только на задворках собственной памяти. 
- Лучшие пироги в городе, - проговорил Рэнт, указывая на вывеску кафе, и я обрадовался, что обгоревшая морда его старого приятеля больше не курсирует в диалоге. 
Вывеска, укрытая от дождя под брезентовым навесом, любезно зазывала жителей города и его гостей отведать лучшие пироги во всем Аттик Сити. Помимо выразительного текста на вывеске имелось также изображение куска пирога с руками, ногами и подобием лица. Один глаз был закрыт и как бы подмигивал, но вот второй был круглым и огромным. Пирог улыбался широкой джентльменской улыбкой, и, казалось, оставался единственным на улице, кого не занимал дождь. 
- Если остановимся здесь, - сказал я прежде, чем мы с Рэнтом выбрались наружу, подставив под ливень наши уставшие тела, - грузовик отгонит эвакуатор. А у нас там, если помнишь, ценный груз.
- Тем лучше, - невозмутимо ответил Колдфилд. - Рано или поздно его там найдут. Да и ты сам подумай: он оттуда в нормальную погоду вылазить не хотел. Что, по-твоему, будет сейчас? 
- А если ему, ну, не знаю, захочется отлить?
- Поверь, - совсем легко Рэнт похлопал меня по плечу, - там ему гораздо лучше. Пойдем. 
И спустя несколько минут мы оказались промокшими насквозь. Одежда, определенно требующая стирки, липла к телу, в мере ничуть не меньшей требующему мытья. По правде, даже брезент, укрывающий от неблагоприятных условий вывеску кафе, сейчас казался куда чище меня самого. Да и всё остальное на улице тоже. Здания, высокие и низкие, чередующиеся и идущие вперемешку, напоминали игрушечные макеты из рождественских шаров. Потряси - пойдет снег. Ну, или дождь, если для снега еще не сезон. 
Быстро оглядевшись по сторонам, я поймал себя на том, что порядком отвык от такого рода масштабов. Я имею в виду, масштабов города. Аттик Сити был по-настоящему большим. Необъятным не только для глаза, но и для воображения. Потеряться здесь было не сложнее, чем в густом лесу. И разница, если она вообще была, состояла в том, что в лесу теряться вам было бы гораздо комфортнее. 
- Подожди, - остановил меня Рэнт, когда я уже принялся тянуть на себя дверь кафе. 
Покопавшись в кармане полупальто, Колдфилд извлек пачку сигарет (такую же, как та, что попалась мне в бардачке) и радостно помахал ею у меня перед носом. 
- Верный и безошибочный способ получить немного удовольствия, - заключил он, отправляя слегка помятую сигарету себе в рот. Затем, спрятав пачку, Колдфилд достал спичечный коробок, маленький даже по меркам самих коробков.
- Вот, знаешь, в чем проблема? - говорил он невнятно, с сигаретой крепко зажатой в зубах. 
В ответ я вопросительно посмотрел на Рэнта и вскинул плечами. 
- Спички, - коробок он протянул так, чтобы я мог получше к нему приглядеться, - они тоже мокнут, если мокнешь ты. 
Резко развернувшись, Колдфилд направился к женщине средних лет, стоящей по другую сторону навеса. Прямо за ней - белая монотонная стена и окно с вывеской точь-в-точь такой же, что и у входной двери. Волосы женщины, основательно пронизанные сединой, почти гармонировали с располагающейся поблизости стеной. Глаза, словно выцветшие от длительного наблюдения за происходящим вокруг, смотрели на Колдфилда еще задолго до того, как тот заговорил. 
- Не найдется зажигалки? Или спичек? - спросил тот. 
Глаза женщины, прищуренные еще секунду назад, во мгновение округлились. Тонкие искусанные губы, разойдясь в широкой улыбке, быстро сошлись обратно, а затем образовали идеальную букву "О". 
- О, - заговорила женщина, не скрывая радости, - вы это мне?
Голос её, чтоб вы знали, звучал до ужаса пискляво. То есть, если вам давно перевалило за сорок, вы наверняка ожидаете, что голос ваш будет звучать соответствующе. Нет, я не имею в виду, старым, но хотя бы зрелым, да? И даже если не совсем зрелым, то хотя бы не позволяющим проводить прямые аналогии с персонажами диснеевских мультфильмов. Но, знаете, я искренне надеюсь, что у всех вас нормальные голоса. Потому, что даже одного обладателя подобного голоса вполне достаточно, чтобы свести с ума пару-тройку случайных прохожих. Вот уж можете поверить мне на слово.
Вообще, я бы с радостью этого диалога избежал. Даже если ради этого потребовалось  бы пожертвовать маленьким желанием Колдфилда. Но здесь решение он принял куда быстрее меня, и к моменту, когда я задумался о наших шансах избежать этого самого разговора, Рэнт уже полностью в нем погряз.
- А знаете, - снова заговорила женщина, как только убедилась в том, что Рэнт обращался именно к ней, - зажигалки у меня нет. И спичек. Вообще ничего, что может жечь. А вы сами курите, да? Я в молодости тоже много курила. Почти без остановки курила. Вот честное слово. Мне очень нравилось, ну, это, курить. Выкурить сигаретку, потом еще...
- Спичек, значит, нет? - переспросил я.
- Нет, молодой человек, - ответила она с почти театральным огорчением, - спичек нет. Но вы тоже курите, да? Говорю вам, я раньше курила. Очень  и очень много. Мне это нравилось.  Очень даже нравилось. А потом... 
Вероятно, решив, что лучше один раз показать, чем десять - рассказывать, женщина подкатила рукава желтой шелковой блузы, и, как только ткань поднялась выше локтей, протянула руки вперед. 
- Смотрите, смотрите, - говорила она, поворачиваясь то к Рэнту, то ко мне. 
Руки её, покрытые бесчисленными язвами, напоминали то, что зачастую показывают в фильмах о массовых эпидемиях. Покрасневшая, шелушащаяся кожа походила на истончившуюся ткань, которой определенно не помешала бы пара новых заплаток. Но куда уместнее, конечно, оказался бы волшебник страны Оз. Ну, знаете, там с парой новеньких рук и красивым голосом в качестве подарка. 
- Видите? - женщина прервала цепочку моих рассуждений, как и десятки других людей до неё.
- Ммм... - протянули мы с Колдфилдом, от чего ситуация, неудобная и неприятная, стала пропитываться неуместной иронией.
- Это всё разрушительный образ жизни. Я раньше много такого творила, и хочу, чтоб вы знали... - Замешкавшись на секунду, женщина крепко зажмурилась, а когда глаза её снова посмотрели на нас, в них читался немыслимый восторг. - Вы на концерт Фолсомских Фламинго, да?

Вот, кстати, помните, я упоминал о неуместных вопросах? Вернее сказать - вопросах, которых лучше не задавать, если вы хоть сколько-то дорожите собственным временем. Прежде всего – вопросы о Творце. Да, как я уже неоднократно говорил, их лучше избегать всякой ценой, но это еще далеко не всё. Существует едва ли не бессчетное множество других вопросов, и, как вы догадались, все они опасны по-своему. Опасны именно потому, что возникают в диалоге со случайными встречными и обрекают на выслушивание развернутого и обстоятельного ответа. Конечно, вы можете сказать, что развернутый ответ – это очень даже хорошо. В разы лучше скупой горстки несостыковующихся слов, верно? Но здесь, скажем так, требуется важный компонент – неподдельный интерес. Этот развернутый ответ, он должен быть вам интересен. То есть, вам должно по-настоящему хотеться слушать. Почти так же, как хотелось нам.

- Фолсомских Фламинго? – спросил Рэнт, и я обрадовался, что хотя бы этот вопрос мы не задали в унисон.
- Только не говорите, что вы не знаете, - откатывая обратно рукава блузы, женщина принялась сочувственно качать головой. – Молчите? И вправду, значит, не знаете. Но ничего. Это не так страшно.

После того, как глаза её покончили с оценкой степени нашей с Рэнтом безнадежности, обладательница писклявого голоса и болезненных рук принялась расстегивать собственную блузу. Пальцы её скользили от одной пуговицы к другой до тех пор, пока не дошли до середины. Дальше,  замечу сразу, они так и не продвинулись. Собственно, они вообще перестали шевелиться, а затем дернулись лишь раз. Нырнув под блузу левой рукой (на удивление проворной), женщина достала оттуда помятый буклет и протянула мне.

- Это же не очередной свод заповедей? – покосился я на Колдфилда.

- Ну, - Рэнт подцепил протянутый буклет указательным и средним пальцами, - сейчас узнаем.

На этот раз, никаких заповедей. Только Фолсомские Фламинго. Четыре улыбающихся парня в добротных розовых фраках.  Один лысый и трое обладателей пышных шевелюр. В руках  у лысого – банджо, на носу – квадратные очки в роговой оправе. Двое парней по центру прижимали к себе какие-то духовые инструменты, а вот тот, что был левее всех, просто улыбался, протягивая вперед руку с пальцем вверх. Фолсомские Фламинго, если верить буклету, группа-феномен. «Не пропустите» - говорилось дальше. «Альбом «Заложники сна»».

Забавно, подумал я, разглядывая буклет. И снова вспомнил о сне с немым барменом и субтитрами.