- Я сказал людям из полицейского автомобиля ехать обратно, - торопливо ответил он, не отрывая глаз от асфальта.
- Из полицейского автомобиля? - в голосе моем должного удивления, может, и не послышалось, зато удивление это с головой захлестнуло меня изнутри. Отогнав назойливый рой неожиданно возникших вопросов, я принялся дожидаться, пока парень снова заговорит.
И когда голова Рэнта спряталась в салоне грузовика, он продолжил. Сказал француз не так много, но это и ясно. В конце концов, ему было сложно, как это называется, идти на вербальный контакт. Да и Колдфилд вряд располагал терпением, что позволяло бы спокойно дожидаться, пока один парень, остановивший его грузовик, выговорится другому парню, сбагрившему ему не ездящий пикап. Так что я был даже рад, что он говорил по существу.
- Можете обойтись без своего "спасибо", - сказал француз. - Это всё не ради вас. Grenier... Помните? Там осталось много важного. Я бы не хотел, чтобы они начали искать. Это очень смешно, правда? Вы бы тоже не хотели, чтобы они начали искать. Но сделал я это не ради вас. Вы поняли?
- Ну, - пожал я плечами, - кажется, понял. Если это для тебя так важно. И пока ты не потерял сознание, я поспешу тебе напомнить, что меня послали устранить препятствие.
- Вы же... Нет! - вскрикнул вдруг тощий парень. Глаза его на какой-то миг встретились с моими. Они, точно два стеклянных шарика с мутной жидкостью внутри, неожиданно задрожали, как бывает порой во время слабого землетрясения.
Глупо, Томми, это было очень глупо. Даже законченный идиот распознал бы угрозу подобной фразе. И что ты скажешь теперь? Прости, я хотел пошутить. Разбавить, значит, обстановку? Отличная попытка, Томми, что и говорить. Я бы тебе даже похлопал, не будь я самим тобой.
- Я не то хотел сказать, - проговорил зачем-то я. Но вряд ли это было важно. Опершись на локти, француз принял позу, в которой обычно принято изображать собаку, и, оглянувшись на меня, резко поднялся на ноги.
- Здорово, - подумал я, - эволюция на автостраде. С четырех на две. Осталось изобрести огонь и смастерить кирку.
Француз же, воспользовавшись нападением моего воображения на мое же сознание, засеменил в сторону обочины со скоростью испуганной улитки.
- Браво! - послышалось вдруг за моей спиной, и я понял, что обернувшись, снова увижу выглядывающего из окна Колдфилда.
- Ну вот, - размышлял я по пути к грузовику, - я превращаюсь в Колдфилда. Испугал парня, перекинувшись с ним парой слов. Это, если подумать, вообще жутко. То есть, не конкретно это, а вот то, что, к примеру, живете вы себе, живете... Формируете образ жизни, находите цели, обретаете страхи. В общем, вы намечаете план, которому по своему же усмотрению должны следовать, и следуете ему с переменным успехом в надежде, что цели будут достигнуты, а страхи побеждены. Вы продвигаетесь так довольно долго, потому что весь этот процесс сам по себе затяжной. Но вы знаете, что такая у всего цена - время. Вы продвигаетесь дальше... И тут - БАЦ - Колдфилд. Пришел, запугал вас, и испортил вам все планы. Отвратительный мужик. Честное слово, отвратительный. Но и не менее полезный. Он мне еще наверняка пригодится на моем пути... То есть, на моем обратном пути.
Кстати, обратный путь можно представить с помощью невероятно простой схемы. Набора самых что ни на есть примитивных действий, направленных на сокращение дистанции посредством расхода времени. Почти всегда обратный путь значит, что шагами своими вы это время утрамбовываете. Готовите его, подобно фундаменту, дабы потом сооружать на нем постройки из других событий этаж за этажом. Также обратный путь всегда дает гораздо больше возможностей для размышлений, но вот по времени, кажется, занимает меньше. Всё потому, что вы больше не знакомитесь с маршрутом. Особенности маршрута, какими бы запоминающимися они ни были, вы приметили еще по пути туда, верно? Потратили на это время, и всё такое. Расставили в памяти контрольные точки, ожидая, что те помогут при дальнейших перемещениях по этому маршруту. Это, - скажите вы потом, - путь, который я знаю, как свои пять пальцев. И, быть может, пробегать вы его будете быстрее, чем загибать пальцы на руке. Но это уже потом, с опытом. А сейчас вы просто идете обратно. Причем, делаете это впервые. И, может, было бы куда уместнее думать о подобном, возвращаясь после действительно захватывающего путешествия, а не проделывая несколько шагов к грузовику. Но уместных мыслей, если на то пошло, у нас в голове вообще не много. А если речь о мыслях моих...
- Ты, я погляжу, сегодня очень задумчив, - Колдфилд вытянул руку из окошка и постучал указательным пальцем по моей голове. - Может, поедем, капитан?
Рэнт попросил Марка открыть дверь, и, когда та возмущенно заскрипела, давая знать, что вход открыт (хоть и без её желания), я забрался обратно в душный салон.
- Куда держите путь, парни? - полюбопытствовал Рэнт, когда грузовик начал набирать скорость.
Ветер, всё еще прохладный, щекотал кожу, словно подбадривая перед дорогой. Мусор на обочине, подгоняемый этим самым ветром, уныло плелся за грузовиком, тогда как последний силился вырваться вперед с почти человеческим усердием.
- Город, - ответил я, по-прежнему увлеченный рассуждениями о дороге обратно.
- Ах, значит, город. Ну, это очень исчерпывающе. Тебе любой город подойдет?
- Ему нужно в Аттик Сити, - ответил вдруг Марк, и удивил меня даже больше, чем Колдфилда.
- Откуда...
- По радио, - продолжил парень прежде, чем я успел сформулировать вопрос, - об убийствах говорили не так много, Но там точно были маньяки из Аттик сити. "Оригинал и его подражатель" - так они сказали.
- А он здесь причем? - спросил Колдфилд, даже не пытаясь строить догадки.
- А я по мнению полиции подражатель.
- И они решили искать тебя во вшивом мотеле, зная, что убийства произошли в Аттик Сити?
Безразличие, с которым Рэнт говорил об убийствах, должно было пугать. То есть, оно и пугало, но, знаете, по-своему. Когда тебя несколько раз пытаются подстрелить, причем, не из случайности, а полагая тебя маньяком, безразличие в чистом виде переходит в список вещей не столь опасных. Вот безразличие с примесью чего-то еще - это уже другое дело. Но только не чистое. Чистое - нет. Ну, а Рэнту было просто плевать.
- "Из Аттик Сити" - ответил я, - думаю, значит, что я оттуда родом. И, видимо, он тоже.
- Оригинал и подражатель, - Колдфилд издал сухой смешок. - И ты хочешь сказать, что из этих двоих ты...
- Никто, - оборвал я его.
- Так, погоди-ка, - уклончиво начал Рэнт, - теперь ты меня запутал. Оригинал - не ты, подражатель - не ты. А в Аттик Сити всё равно едешь ты?
- У меня там, скажем, свои дела.
- Дела с маньяком? - Ну, - хмыкнул Рэнт, - интересное партнерство.
- Об этом долго рассказывать, - безучастно ответил я. - И правда, уверяю, будет не многим лучше вранья.
- Цугцванг, - вздохнул Колдфилд, и это был очень показательный вздох. Так вздыхают только те, кто привык к определенной ситуации настолько, что уже забыл о существовании других.
- Он делает хорошее дело, - снова заговорил Марк, будто решив, что не оправданным в этом диалоге меня оставлять нельзя. - Он хочет спасти кого-то.
- Лучше бы хотел убить. Так шансов погубить себя куда меньше.
- Это только план, - пожал я плечами. - Надеюсь ли я по-прежнему, что сумею его осуществить? Да. Уверен ли я в том, что именно так всё и получится? Нет, конечно. Да и, если подумать, за всё время моего "путешествия" ничего вообще не шло по плану. Даже то, что не должно было мешать в силу того, что не входило в план, удивительным образом становилось его частью, дабы потом этот самый план разрушить. Так что...
- И при постройке планов лучше быть осторожнее, - снова прервал меня Колдфилд.
- И, видимо, с самого детства, - добавил я.
- В детстве, - заговорил Рэнт, метнув взгляд в сторону бокового стекла, - мой план состоял в том, чтобы стать древним греком. Ходить себе в тоге, хлестать вино из амфоры, и всё такое. Много чесать языком, заложить основы какой-нибудь науки, назвать треугольник своим именем. Этот план, он состоял из огромного количества пунктов, и его по всем расчетам должно было хватить даже на ооочень долгую жизнь. Но что я обнаружил потом? - выдержав небольшую паузу и поняв, что вопросов задавать никто не будет, Рэнт продолжил. - Я не очень-то любил чесать языком. И не был готов носить платье. Но в основном, всё таки, не любил чесать языком.
- А план был, может, дальше получше моего, - невесело рассмеялся я.
Смех, кстати, пришел не от сказанного Колдфилдом. План его, конечно, был в меру забавным, но, знаете, не до смеха. При текущих обстоятельствах мой собственный план казался куда смешнее, да и пользы от него было в разы меньше, чем от поиска нового вида треугольника.
- Иронично, - проговорил я зачем-то, не обращаясь ни к кому конкретному.
- Иронично, - возразил Колдфилд, - это когда некий мужчина средних лет открывает офис предприятия под названием "Склад ума", а через два года оказывается, что он хранил там головы своих жертв. Банально? Да. Но иронично - не то слово.
Рэнт закончил говорить, и я подумал, что это именно та реплика, на которых хорошо заканчивать выступление. После таких слов всегда здорово опускать занавес, потому что всё уже сказано, и добавить больше ничего нельзя. Теперь все могут расходиться. А если не разойдутся, то рано или поздно кто-то всё равно заговорит, и процесс запустится сначала. Затяжной диалог. О чем угодно и обо всем под ряд. Такой диалог изматывает, поэтому лучше и вправду остановиться, пока представляется такая возможность. Лучше ехать и молчать. И... Слушать, как что-то стучит в грузовом отсеке. Причем, стучит громко и систематически. Бум-бум-бум. "Я люблю стучать по всему, что позволяет это делать". Бум. "Кажется, я устал". Бум (на этот раз громче). "Ну же, парни. Обратите вы уже внимание или нет?".
- Звучит скверно, - сказал Марк, обернувшись назад в заведомо обреченной на провал попытке понять, что происходит.
- Всё так, - заключил Рэнт и принялся переключать радиостанции на старой магнитоле.
За каждым щелчком следовало шипение, а за шипением - еще один щелчок. Магнитола возмущенно огрызалась на каждое действие Рэнта, и, будь у неё зубы, почти наверняка согласилась бы отобедать парой его пальцев.
- Ну, - протянул Рэнт, - не получилось. Придется слушать авторскую музыку .
- Может, там что-то вышло из строя? - спросил Марк почти испуганно.
- Кто-то вообще интересовался, какой у нас багаж? - подключился я.
- И, я так понимаю, - Рэнт вздохнул с тяжестью человека, на чьи плечи возложили бремя слишком большое и совсем ненужное, - никто из вас не успокоится, пока мы не узнаем, что там стучит.
- Не то чтобы... - начал было я, но Марк, игнорирующий едва ли не все предыдущие диалоги, неожиданно открыл в себе оратора.
- Там может быть что-то основательно важное, - заговорил Марк. - И кто из вас может сказать...
- Что там может быть, - закончил за него Колдфилд, сворачивая к обочине.
Грузовик, громоздкий и неповоротливый, проделав по инерции еще часть пути, остановился в двух ярдах от сломанного телефонного столба. Провода, служащие когда-то кровеносными сосудами линии передач, сбились в комок, и теперь покачивались из стороны в сторону, не в силах сопротивляться ветру. Верхняя часть столба, болталась, повиснув на проводах, удерживать которые в былые времена полагалось ей самой. Подобно застывшему маятнику, столб слегка накренился вбок, и, казалось, ждал момента, чтобы снова прийти в движение. Чуть ниже, там, куда не дотягивались даже самые длинные из проводов, висело объявление. Текст, несмотря на большие буквы, из которых тот был составлен, разглядеть на таком расстоянии возможным не представлялось. Однако, покинув салон грузовика вслед за Рэнтом и сделав несколько шагов в направлении столба, я легко разобрал незамысловатую надпись "Полусвет", выведенную красным шрифтом на сером фоне. Поля, где требовалось указать контактные номер и адрес, так и остались незаполненными, однако, приглядевшись к букве "О" из заглавного слова, можно было обнаружить мелкие буквы, которыми та была исписана. "Вы всегда можете позвать Эла" - гласили те, собираясь в слова. А Эла я, кстати, знал. И это именно от него я помог отделаться Хуарезу пару месяцев (целую вечность) назад. Вы можете его помнить. Нет? Смуглая кожа, спутанные волосы, шрам над правым глазом, блок Б. В общем, это его я, если можно так выразиться, спас. А он взамен мне помог. Сказал, что сам убегать не станет - ему и так два месяца до выхода. А мне... "Пускай будет хоть один хороший поступок за всё это время". Странные, я тогда подумал, у мексиканцев представления о хороших поступках. Но спорить, ясное дело, не стал - на пользу мне бы такое точно не пошло.
Но сейчас всё это уже не важно, так? Ценность для повествования, наверное, представляет только Эл. Да и то, не Эл, которому я сломал руку в двух местах, а другой Эл, которого можно всегда позвать.
- Кто вообще такой этот Эл? - окликнул я Колдфилда, не оборачиваясь.
- Вот знаешь, - ответил он, открывая задние дверцы грузовика, судя по сопутствующему звуку, - у меня вопрос не менее интересный.