XXXI

- Хорошо, что ты не сказал об этом жирдяю, - пробормотал я, сам до конца не понимая, кому адресовалось сказанное.
- С ним говорить я больше не стану, - ответил Марк, и во взгляде его впервые за все время можно было разглядеть уверенность. 
Я же, в свою очередь, хорошо понимал, что к такой реакции моего спутника полицейский жетон никакого отношения не имел, а если и имел, то самое косвенное. Толстяка Марк невзлюбил с самого начала. Удивляться не стоит - так повел бы себя любой, испытывающий трудности с подбором слов, человек, завидев того, кто испытывает адские мучения при попытке замолчать хотя б на миг. А Марк вдобавок был уверен, что этот конкретный болтун - еще и лжец, в чем теперь убедились мы все. Хорошей новостью назвать это, конечно, было сложно, но Марк был прав, и, кажется, это одновременно пугало его и приводило в восторг. Он был тем, кто оказался прав, и теперь не знал, что делать. Так что парень просто смотрел на меня, задавая глазами десятки вопросов, а я тупо смотрел на него и осознавал, что вопросов у меня сейчас ничуть не меньше.
Быть может, вам нужна помощь, мистер Эйкли?
Вот о нем-то я совсем забыл. То есть, начал забывать. Просто не находил времени на то, чтобы думать о болтливом голосишке. Но разве допускал я хотя бы на секунду, что он и вправду отступил? Исчез просто потому, что меня сбил пикап. Нет-нет, Томми такого мало. Если хочешь перемен, головой нужно биться посильнее. Лучше её вообще отбить к чертям или высадить себе мозг, чтобы у чертова голоса не осталось ни единого укрытия. Но легкий удар - нет. Таким и мухи не убить. Попробуй теперь скажи, что ты об этом не знал. Но что говорить-то? Знал, знал, конечно же, знал.
- Вы знаете, что нам делать? - окликнул меря Марк, и я обнаружил, что настукиваю по столу обеими руками.
Осмотрев помещение в поиске дополнительных выходов, и не обнаружив ничего, кроме двери в туалет, я кивнул в её сторону:
- У них здесь что, даже подсобки нет?
- Не знаю, правда, не знаю. Я здесь раньше не был. 
- Это риторический...ай, да ладно, - махнул я рукой. - Если он успел связаться с кем-то, когда отходил, времени у нас не много. 
- О! - вскрикнул парень, поспешно зажав рот ладошкой. - Так вы думаете, что он здесь из-за вас?
- Если он и вправду меня не узнал, мы с тобой имеем дело с самым дезинформированным полицейским в стране.
Только сейчас, снова взглянув на входную дверь, я обратил внимание на застывшего у неё худосочного помощника управляющего. Видимо, на принятие решения организм его расходовал слишком много сил, чего он по очевидным причинам позволить не мог. Силы ему требовались для того, чтобы продолжать подавать признаки жизни. Хотя, судя по взгляду парня-скелета, сейчас он и сам жалел, что их подает. 
- Мы не расправимся с тобой, пока твой друг отошел, - обратился я к нему.
Выпучив глаза так, что те едва ли не лопнули подобно фруктам, переспевшим на солнце, тощий тип стал шарить руками в поисках дверной ручки.
- Она ниже. Не потеряй сознание, пока будешь на неё нажимать.
- Да чтоб его, - тихо выругался он, хотя голос его наверняка громче звучать попросту не мог. Тяжело вздохнув, "скелет" сполз на пол и, плюхнувшись задницей на грязный кафельный пол, зажал голову между коленей.
- Я в этом вообще участвовать не хочу, - продолжал он. - Не хочу, d'accord?
- На самом деле, - начал я, - ты можешь даже не сдвигаться. Если ты продолжишь так сидеть, когда они вернуться, будет даже лучше. Препятствие из тебя, конечно, хреновое, но лучше такое, чем никакого вообще, так? По правде, единственное, что нужно от тебя лично мне - это ответ на вопрос. Как думаешь, справишься?
- Qui... - голова его наконец вынырнула наружу. - Да, я хотел сказать, да. 
Я даже подумывал спросить парня, как в таком Господом забытом месте очутился француз, но решил, что судьбу испытывать не стоит. Если он вдруг решит, что это и есть тот самый мой вопрос, и поспешно сорвется с места (верилось в это с трудом, но кто не захочет перестраховаться), я потеряю время и останусь ни с чем. 
- Так вот, - снова заговорил я, прочистив горло, словно готовился произнести торжественную речь. - Есть отсюда выходы помимо того, который ты забаррикадировал собой? 
Голова тощего типа замоталась из стороны в сторону, как обычно случается с головами игрушек, прикрепленных в салонах автомобилей перед лобовым стеклом. Когда же голова снова вернулась в стабильное положение, взгляд маленьких испуганных глаз, посаженных слишком далеко от переносицы, был устремлен к барной стойке. 
- Здесь есть grenier, - указал он на потолок чудовищно тонкой рукой. - Запасы они берут оттуда. Но многое из запаса, как бы это сказать, не совсем приемлемо. Поэтому там есть еще один выход, через крышу. Если лестницу никто не унес, она всё еще там.
Лестница. Это было чертовски хорошее слово. Настоящая услада для ушей, в разы превосходящая по сладости ту, о которой болтал толстяк. Будь у меня достаточно времени, я бы наверняка подобрал с десяток отборнейших метафор, заключающих в себе и наилучшим образом передающих всю ценность лестницы в данной ситуации. Но чего у меня не было, так это времени. Да и пребывание в окружении двух людей, способных распознать метафору только при наличии характерного указателя, в подобном деле совсем не вдохновляло. В общем, от бесполезной затеи я отказался очень быстро, и бросив худощавому французу что-то вроде "спасибо, продолжай сидеть там, где и сидел", направился к барной стойке. Марк, в свою очередь, решил, что последняя моя фраза касается его в той же мере, что и нашего французского приятеля, и теперь, отказавшись от каких бы то ни было движений, он сидел за столом, точно кукла, усаженная ребенком, надумавшим поиграть чаепитие. 
На полпути я попросил Марка бросить мне ключи от пикапа ("Мало ли, что получится. Но я нас точно вытащу. То есть, точно попытаюсь вытащить..."), и тот, не задавая лишних вопросов, извлек связку из кармана, а затем отпрвил её прямиком в мои руки.
- Вот, теперь точно всё, - едва слышно пробормотал я.
Взобравшись на стойку (она, надо заметить, была куда крепче, чем казалось на первый взгляд), я принялся ощупывать потолок. Маленькое насквозь проржавевшее колечко обнаружить было несложно. Куда сложнее было с его помощью привести в движение дощатый навес, который, несмотря на свое древнее, почти историческое происхождение, рыхлым совсем не являлся. Уцепившись в колечко указательными пальцами обеих рук, я принялся тянуть его на себя, пытаясь при этом не свалиться со стойки. Это, чтоб вы знали, была уже частичная победа. В какой-то момент навес начал поддаваться, и доски, из которых он был сколочен, всё больше и больше накренялись ко мне. Это была частичная победа, и не было ни одного повода сомневаться в том, что со временем она стала бы победой полноценной. В конце концов, любую доску можно оторвать, а любую дверь открыть. Помешать в таком деле вам может разве что внезапная смерть или отсутствие рук. Ну, и, конечно, толстяк-полицейский, слишком рано возвратившийся в кафе.
Возвратившийся - так я это сказал? К сожалению, слово это не самое подходящее, но для начала хватит и его. Это просто, чтоб вы знали о его присутствии в помещении. Но если уж говорить о способе его возвращения, лучше сразу указать на то, что в кафе теперь не хватает двери. Её, стеклянную и хрупкую, он безжалостно высадил ногой, заставив тем самым парня-скелета спикировать носом в пол. Закричав, что есть силы, парень схватился за лицо и пополз в сторону противоположную двери. Кричал он, должно быть, не от боли, а от неожиданности, но от этого крик его отнюдь не становился приятнее. Парень вопил, как вопят баньши в старомодных фильмах ужасов, и полз точно так же, как ползут испуганные их криками горе-приключенцы. На какой-то миг костлявый француз стал живым воплощением ретро-кинематографа и заставил всех отвлечься от главного виновника торжества - меня. Я же к тому времени успел собраться с последними силами и еще раз потянуть кольцо. Опустившись слишком резко, навес едва не столкнул меня на пол, однако цепкости моих рук, пусть и не успевших зажить после столкновения с асфальтом, оказалось достаточно. А затем, кивнув Марку в надежде, что тот интерпретирует мой жест соответствующим образом, я резко подтянулся вверх и вывалился на чердак. Другого подходящего слова я, к сожалению, подобрать не могу - так оно и было. Теперь, развалившись на пропитавшихся влагой досках, я лежал, самому себе напоминая рыбу, выброшенную волнами слишком далеко на сушу. От мысли о собственной беспомощности меня едва ли не стошнило, и я принялся подниматься. Очутившись в сравнительно устойчивом положении, я услышал голос, доносящийся с первого этажа, и тот час же признал в нем толстяка Вернера. Смеха или хотя бы легкого намека на него в голосе больше не слышалось. Обращался толстяк не ко мне, а, вероятно, к одному из сотрудников мотеля. 
- Этот подонок может оттуда выбраться? - говорил он, едва ли не срываясь на крик.
- Может, - отчеканил мужик в шапке, и после этого никто уже не говорил. 
Характерный скрип, исходящий снизу, свидетельствовал о том, что теперь барной стойке предстоит удержать на себе толстяка. Вообразив его тушу, балансирующую на узкой деревянной подставке, я невольно улыбнулся, однако решил, что для смеха время можно выбрать и более подходящее. 
Развернувшись на 180 градусов, я уперся взглядом в старый шкаф, забитый чем-то под названием "Полыневый абсент Тода". Из-за шкафа выглядывало несколько старых матрасов, подпирающих собой местами дырявую крышу, и большое велосипедное колесо с торчащими во все стороны спицами. Чуть ближе ко мне мелкие дыры в крыше из потрескавшейся черепицы сменялись одной большой, затянутой прозрачной клеенкой. Держаться клеенке позволяли несколько металлических шестов, выкрашенных в грязно-коричневый цвет, и раскладная лестница, стоящая особняком, чуть левее. 
Прислушавшись, я не сумел разобрать ничего кроме пыхтения толстяка, порождаемого его огромным телом. 
Сейчас, Томми. Сейчас или после долгих судебных разбирательств. 
Шесты я решил сразу выбивать ногой. По одному удару на каждый, чего, кстати, оказалось более, чем достаточно. С грохотом повалившись на пол, импровизированные металлические подспорья повлекли за собой клеенку. Последняя, однако, не имея возможности долететь до пола, повисла на раскладной лестнице, превратив ту в компактное подобие вигвама. Потянув клеенку на себя, я вернул лестнице её прежний вид, и тот час же занес ногу над одной из её ступенек. В этот самый момент, то ли по вине обстоятельств, то ли благодаря Марку, верно истолковавшему мой жест, снизу послышался громкий стук. Такой вам ни за что не воссоздать без предварительного поглощения тонн пищи на протяжении десятка лет. И, может, только этот стук вам ни за что не спутать любым другим. С таким звуком жировой мешок избивает кафель. С таким звуком погибают результаты стараний бригады рабочих. И, если уж на то, именно с таким звуком к любому беглецу приходит осознание того, что момент для побега наступил самый подходящий. Так что, на какое-то время очистив голову от мыслей, я вскарабкался по лестнице на крышу, и, не успев толком оглядеться, направился к тому её углу, откуда торчали перила от лестницы пожарной.
Толстяк проклинал Господа, мою мать и называл кого-то придурком. Расслышать это не составляло труда даже на крыше здания, а сам жирдяй, должно быть, и не думал останавливаться. Как, впрочем, не планировал останавливаться и я. Добежав до пожарной лестницы, я практически соскользнул вниз. Больно приземлившись на пятки, я прибавил скорости и побежал к пикапу. Да-да, я знаю, что вы думаете. Так поступают только подлецы. Убегают, не дожидаясь тех, кто им помог. Но у меня был план. Знаете, как в лучшие мои времена. И состоял он не только в том, чтобы дать на педаль. Конечно, согласно плану, прежде всего мне предстояло добраться до пикапа и рвануть с места так, чтобы даже шапка на голове флегматичного управляющего мотеля подпрыгнула на пару футов. Но имелся в плане также пункт, касающийся моего возвращения. В идеализированном варианте я спасаю Марка от жирдяя и его новоявленных помощников, а затем мы спокойно, можно сказать расслаблено, укатываем отсюда под песни из последнего альбома CCR.  В общем, идеализированный план постулировал всё именно так, но, несмотря на его существование, идеалистом я отнюдь не был. Пытаясь не запутаться в собственных ногах и ощущая предательское покалывание в левом боку, я искренне надеялся на то, что старый "Додж" сберег в своем баке достаточно бензина для того, чтобы позволить мне подогнать его к тому, что осталось от двери кафе. Бензин, необходимый для продолжения пути, я надеялся стащить, когда всё закончится. А закончиться всё могло только при условии временного устранения Дэвида Вернера.

XXXII

Добравшись до пикапа, я попытался разом отогнать все мысли о Ли. По какой-то причине именно в этот момент мне стало жутко стыдно за то, что я опаздываю. Конечно, можно было оправдать себя и тем, что Ли меня совсем не ждала, а, может, даже продолжала пребывать в неведении касательно моего побега. Но кто точно не опаздывал, так это подонок-упаковщик. Уж он-то приходил всегда вовремя, и подарки свои преподносил без запозданий. Да он был пунктуальнее любого чиновника или банкира, каких вам только доводилось встречать, а я... Я просто закрылся в пикапе.
Быть может, вам хочется знать, почему я так редко вспоминаю Ли, если так рвусь её спасти. Я знаю, что это может напоминать. Мать его, дьявольское хладнокровие, так? И парень с вымороженными чувствами, одержимый какой-то идеей, идущий на поводу у своих обсессий - этот парень в центре всего происходящего, и этот парень - я. Не сомневайтесь, я прекрасно знаю, как всё это выглядит, но, клянусь вам, это не так. Правда же куда тривиальнее и прозаичнее. Она состоит в том, что мысли о Ли меня парализуют. Сделают беспомощным и забросят прямиком в гнездо кукушки. Заставят метаться из стороны в сторону в надежде, что пребывание на каждой из сторон в конце концов сведет мои счеты со старым добрым миром и позволит получить желаемое. Я стану тем, кем был в начале. Именно тем, кого Ли так возненавидела. Придурком, который составляет списки, пребывая в полной уверенности, что только пошаговое выполнение одного пункта за другим даст ему то, чего он так хотел. И я хочу, чтоб вы знали, что Ли никогда не была в этом виновата. Она стала катализатором, дала причину для составления списков, но никогда не была причиной того, что я испытывал в этом необходимость. Ли напротив пыталась меня спасти. Она была лекарством, панацеей или чем-то вроде того. Просто я не знал, что с этим лекарством делать. Представьте себе дикаря, по воле обстоятельств подхватившего заразу, а затем по их же милости откопавшего аптечку, полную медикаментов. Представьте этого дикаря отчетливо, и вы разглядите в нем меня. Конечно, я был не совсем уж дикарем - я знал, как всё это контролировать. Но, по правде, никакой контроль не мог унять ощущения того, что внутри меня движутся тектонические плиты. Дрейфуют с колоссальной скоростью, а затем сталкиваются, заставляя целые континенты откалываться и разлетаться по сторонам. Это было 10 по шкале Рихтера, и эвакуировать себя из эпицентра я никак не мог. Так что, да, я просто закрылся в автомобиле и пытался не думать о Ли.
Самое ужасное пришло потом, уже после того, как я отогнал все отвлекающие меня мысли. Это, знаете, был слон в гостиной. Огромный, вонючий и явно пребывающий в самом конце своего жизненного пути. Это был слон сокрушительных габаритов, и даже гостиная размером с мою память была для него мала. А еще он был зол, недоволен и точно не планировал уходить. В планах его было уничтожение моих планов. И единственного усилия было вполне достаточно, чтобы спровоцировать падение карточного домика, который я так усердно возводил последние несколько часов. Вообще, я попытаюсь больше не бросаться лишними словами. Сейчас они уж точно ни к чему. Что же касается сути, вы наверняка могли и сами разглядеть её, окажись вы хоть немного внимательнее меня. Как я уже сказал, это была не мелочь, а самое очевидное, что только можно вообразить в моей ситуации. Но по какой-то причине я слишком увлекся. Придумал идеальный план побега, где я убегаю, добираюсь до пикапа, подгоняю его к кафе, затем вламываюсь в кафе, не без помощи Марка оглушаю толстяка (оружия при себе у него не было, если он, конечно, его не проглотил) и спокойно продолжаю свой путь в город. И знаете, что? Это был просто гениальный план. Так вам скажет любой, кто умеет водить, и вообще способен куда-то подогнать пикап. Но, разумеется, не я. Чего я точно не умел, так это водить. И, должно быть, потом мне понадобится чертовски много времени, чтобы уяснить, как можно не помнить такого. 
Вы, мистер Эйкли, кажется, просто переволновались. Право же, это далеко не конец света. Никогда не поздно... 
Никогда не поздно заткнуться. Честное слово, мне сейчас не помешает немного концентрации.
На вашем месте, мистер Эйкли, я бы не стал так обращаться с добрым другом. Хотите решить проблему? Ну, так никакая вам нужна не концентрация, а простое и удобное решение. Выбирайтесь из машины. В ней вы точно никуда не уедете. Говорите, нужно решить проблему? Так ищите решение. Ищите внимательно, мистер Эйкли. А потом мы поговорим.
Что ж, стоило признать, совет был дельным. Не следовать ему было бы еще глупее, чем закрыться в этом пикапе. А раз так, лучше и вправду исправлять ситуацию поскорее. Сделав глубокий вдох, я выбрался наружу и осмотрелся. Если за мной кто-то и гнался, то убежал он в ложном направлении. Хотя, по правде, я и сам не верил в то, что безоружный Вернер стал бы за мной гнаться. Перед ним был тип, который сбежал из тюрьмы, замочил кого-то в один из первых дней на свободе, а потом двинулся дальше под беззаботный свист. Таким меня видели его коллеги на пару с ребятами из круглосуточного радиовещания, а значит, видел и он. Расклад не из выигрышных, что и говорить. Однако по нелепой иронии именно он сейчас работал на меня. Я твердо решил, что вне зависимости от того, что задумал толстяк, мне необходимо раздобыть нам транспорт. То есть, конечно, не нам с толстяком, а нам с Марком. В конце концов, последний в глазах гипотетических присяжных теперь выступал в роли моего полноценного подельника.
Также я твердо решил, что идти нужно на любые меры, уж какими бы они не оказались. Возможно, следовало даже заручиться помощью со стороны, и то, что я придумал... Было чистой импровизацией.
Намотав круг по парковке, я обнаружил порядка дюжины автомобилей и ни одного человека. Ближе к самому мотелю находился курьерский мопед (разумеется, без единого намека на скорое возвращение владельца) и разместившийся почти вплотную к боковой стене фургон. Когда-то синий, фургон был неумело перекрашен. Широкими разводами белая краска тянулась вдоль всего фургона, обнажая синюю только в местах у фар и колес. На грязно-белом боку фургона красовалась наклейка с огромной рыбиной в короне, указывающей хвостом на надпись "Голден фиш". Я подумал, что компаний с таким названием, должно быть, десятки, и каждая из них считает своим долгом указать на отменное качества продукта с помощью слова "голден". Да это, если подумать, слово вообще универсальное. Какие бы услуги вы не предоставляли и какой бы товар не пытались продать, слово это будет всегда к месту. Золото - это всегда хорошо, это непременно высшая проба. И если вы не хотите себе проблем, даже не пытайтесь с этим спорить. 
Пока я пялился на фургон, пытаясь что-то разглядеть в его салоне, боковое стекло стало плавно опускаться. Когда же зазор стал достаточно большим, чтобы просунуть сквозь него голову, из салона вынырнул бледный тип с тяжелыми мешками под глазами. Больным при этом он совсем не выглядел - производил скорее впечатление человека вечно уставшего, из тех, чья усталость перманентна и никогда не зависит от настроения. Бледная кожа лица, натянутая на высокие скулы, слегка обвисала на шее, от вид её обладатель производил крайне самодовольный. Голос его, впрочем, тоже показался мне самодовольным, хотя заговорил бы так почти любой. 
- Чего уставился? - спросил он, когда глаза его наконец сфокусировались на мне.
- Там, - указал я пальцем в сторону кафе, пытаясь при этом изображать высококлассный испуг, - какой-то мужик сошел с ума. Я серьёзно, он псих. Сначала говорил, что он фокусник, а потом начал кричать, что все вокруг убийцы. Он жирный, просто здоровенный - такого мне не усмирить. И он напал на моего друга. 
- Ты всегда убегаешь, когда твоих друзей начинают бить? - тип вопросительно вскинул брови.
- Да говорю же я, мне одному его не успокоить. 
- И поэтому ты решил, что я должен подраться за тебя? 
- Я решил, что вы можете помочь. 
- Звони в полицию. Они должны помогать, а не я. 
- Честное слово, что с вами такое? - закричал я. - Вы правда думаете, что полиция примчится разнимать драку.
- Честное? - спросил бледный тип, смакуя слово буква за буквой. Уголки его тонких губ вдруг поползи вверх, и на лице у него отразилось некое подобие улыбки. Подозрительной даже для такого парня, как он. - Хочешь, значит, узнать, что я думаю по этому поводу? Я думаю, ты врешь. Правдоподобно, но всё равно врешь. Я бы сам так врал, так что знаю я об этом точно. Что бы там не натворил наскучивший тебе приятель, унимать его по твоей прихоти я не собираюсь. Кто из вас прав, разницы мне тоже нет. Но на молокососа ты не похож, а потому должен хорошо понимать, что любая помощь чего-то стоит.
Я почти с самого начала был готов к отказу. Я был готов к тому, что меня пошлют к чертовой матери, как только я раскрою рот. И я даже был вполне согласен смириться с тем, что лжец из меня не такой убедительный, как хотелось бы мне самому. Но я честно не был готов к бартеру. Я и вообразить не мог, что незнакомец, каким бы добряком или негодяем тот не оказался, предложит обмен. Услугу за услугу. Это же проще простого, да? И это, кстати, далеко не худший вариант. Однако я всё равно застыл, так и не выдавив ответа или хотя бы пародии на него.
- Что застыл? - одернул меня выглядывающий из грузовика тип. - Твое хрупкое мировоззрение рушится от того, что кому-то нужны деньги. 
- Скорее от того, что денег у меня нет.
- Ты либо большой юморист, либо большой идиот. Вот сделай одолжение. Поведай старому глупцу на милость, что вообще можно делать в мотеле без денег?
- Даже если я прямо сейчас захочу пересказать вам всю историю, под конец моего рассказа наступит вечер.
- Как знаешь, - большой любитель денег и бартера пожал плечами. - Так есть у тебя, чем платить, или нет?
- Есть подержанный пикап, - выпалил я, казалось, даже быстрее, чем успел это обдумать. 
- Пикапов здесь полно, - ухмыльнулся мой собеседник. - А ключи от него у тебя имеются?
Достав из кармана ключи, я подбросил их в воздух, и, поймав той же рукой, упрятал обратно в карман.
- Вот это, я понимаю, разговор. 
И, прижав кулак к губам в попытке подавить зевок, тип с угрюмым лицом и мешками под глазами лениво толкнул дверцу салона: 
- Что, говоришь, тебе нужно сделать?
- Никакой черной работы. Просто кое-кого усмирить. 
- Усмирить - значит, на время, - словам этим каким-то образом удалось стереть все возможные намеки на угрюмость с лица моего нового союзника. Напоминал он теперь большого поклонника сафари, в чьи планы возвращение с пустыми руками не входило уж никак. Окончательно выбравшись из фургона, он пристально посмотрел на меня, словно пытался подобрать наиболее интересующий его вопрос. Однако вместо вопроса последовал короткий кивок. 
- Веди, - сказал он, громко хлопнув дверцей фургона.
- Хорошо, - заговорил я, когда мы преодолели половину пути, - что вы не стали расспрашивать о моей истории. 
- А что расспрашивать-то? - мой собеседник издал короткий смешок. - История всегда одна и та же. "Хороший человек в плохих обстоятельствах". И попробуй теперь скажи, что я не прав.