XXVII

Теперь тот факт, что меня бросили в тюрьму за покушение, представлялся скорее забавным. Это как если бы вам платили зарплату за работу, которую вы не выполнили, или заставляли платить за вещи, которых вы никогда не покупали. Но это скорее мелочь, простая придирка. По-настоящему же занятным представлялось то, что для совершения убийства совсем не обязательно быть живым, и уж тем более - человеком. Достаточно просто быть вышкой. Стоять у заброшенного аэродрома молчаливым стражем и подмигивать единственным красным глазом в ожидании того, что какая-то полоумная тетка сочтет это знаком судьбы. Этого будет вполне достаточно - можете не сомневаться. Да вам даже орудие убийства скрывать не надо - человек сделал всё сам. А вы что? Вы - ничего: просто мигаете себе дальше, тем самым продолжая нести вахту. И кто, спрашивается, обвинит вышку? Только полнейший идиот.
- Полнейший идиот, - послышался вдруг согласный голос, а мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что я успешно добрался до машины и снова провалился в сон. 
Передо мной всё тот же мотель. За ним - вроде бы ничего. От ядерного взрыва следов тоже не осталось, да и машины, чье падение каким-то чудом его спровоцировало, припаркованы на стоянке, как ни в чем не бывало.
- Если я обернусь, я снова увижу тигра с ножом? - спросил я собеседника, стоящего за мной. 
Только не спрашивайте, как я об этом догадался. Я, если честно, и сам не знаю. Но вообще, всё верно. Это структура сна такая: за тобой обязательно кто-то стоит, а перед тобой всё рушится.
- Тигра с ножом? - спросил наконец собеседник, и его размеренный бархатный голос уступил место булькающему хохоту. - Что за чушь тебе мерещится?
- Значит, будет что-то новое.
- Нуу, - заискивающе протянул незнакомец, - можешь сам посмотреть.
Говорил он, конечно же, чистую правду - никакого тигра. Голос у него был тот же, что и у предшественника, но это только поначалу, пока он мог таким быть. А потом безликий собеседник всё же обрел лицо. Ну, и с таким вот лицом ни о каком бархатном голосе уже речи быть не может. Если на то пошло, здесь и о лице можно говорить с большой натяжкой. Вот называли вы кабанью морду лицом? А это, к вашему сведению, была самая настоящая кабанья морда. Не человека, которого принято называть кабаном, потому что за последних пару лет он успел набрать добрых сто фунтов, регулярно отсиживаясь в местных забегаловках и избавляя их от лишней провизии. Нет. Такое лицо, пусть даже с животными чертами, по-прежнему можно назвать лицом. Может, не совсем симпатичным, но всё же лицом. А это... В общем, оно было совершенно другим. Не таким, в котором проглядывается что-то человеческое. И на вершине айсберга из жесткой кожи, густо покрытой волосами, красовалась бейсбольная кепка. Без того несуразную картину дополняли клыки и пятак. Пятак был влажным, как и полагается любому кабаньему пятаку. Но, в отличие от многих других пятаков, этот был перепачкан в чем-то красном. Цвет как раз под стать бейсболке, не менее красной, с огромной эмблемой команды "Экорнс", за которую в этом мире, должно быть, болеют все кабаны. 
- Ты о чем-то задумался? - спросил кабан, по всей видимости, уставший от моего пристального взгляда.
- Я? Ну, я пытаюсь понять, почему в последнее время мне попадается так много разговорчивых животных.
- Животных, значит? - переспросил мой собеседник, словно не ожидавший от меня такого серьёзного оскорбления.
- А вы называете себя как-то иначе?
- Называем? Да ты, должно быть, шутишь, приятель. Я здесь один. Вот уже как много лет один. И никак я себя не называю. Ну, ты же не обращается к себе по имени или прозвищу, когда остаешься один?
- Нет, наверное.
- Так держать, сынок. 
- Почему я снова у этого мотеля? - вдруг спросил я.
- Потому, что тебе нужен мотель. Угадал я, как думаешь?
- И этот, значит, самый подходящий?
- Этот - вряд ли. Ему сейчас крышу разберут.
- Зачем вообще разбирать крышу мотеля?
- А это уже, видишь ли, не наша с тобой забота. Они всегда делают то, что делают. Мы - смотрим. Думаю, они здесь готовят всё ко взрыву. Когда крышу разберут, подорвать здесь всё будет гораздо проще.
- И ты назовешь меня идиотом, если я спрошу, зачем здесь всё взрывать?
- Ты, сынок, кажется, избавил меня от этой необходимости, но да, правда твоя. 
- Но знать-то вы знаете?
- А зачем мне знать? Я наблюдаю. И тебе тоже знать незачем, раз ты наблюдаешь вместе со мной.
- Но что-то еще мы делать можем?
- Тссс! Лучше смотри. Начинается.
Звуков, надо заметить, в этот раз было гораздо меньше. И автомобили с небес больше не падали. Небеса вообще оставались статичными довольно длительное время. А когда статичность всё же нарушилась, серое полотно небосклона вдруг покрылось черными пятнами. Пятна эти напоминали многочисленные язвы на болезненной дряблой коже, и небеса оттого выглядели обреченно. Дрожащие и беспомощные, все в черных нарывах, продолжающих усердно разрастаться. Как, видимо, и полагалось, в какой-то момент "нарывы" перестали быть таковыми, и обрели более отчетливую форму. Теперь для их описания лучше всего подходило слово "птицы", а еще через пару секунд можно было сказать с полной уверенностью, что так оно и было. Большие, знаете, такие птицы. Вроде грифов или стервятников, с массивными клювами и длинными шеями. Крылья их медленно вздымались вверх, а затем возвращались в исходную позицию, но возвращались как-то неумело, как будто грифы эти понятия не имели, что делать с собственными телами. И потому летели они к крыше очень медленно. Мне подумалось, что они, должно быть, порядком устали от работы, которую им поручают. Уж я бы точно уставал каждый день прилетать на крышу какого-то мотеля, а потом улетать обратно. 
- Оо, - хохотнул кабан, - сейчас еще увидишь их за работой. 
А работа у них была и вправду утомительная. Состоящая, видимо, только в том, чтобы клевать крышу, но, тем не менее, утомительная. На этот раз клевать им предстояло очень долго. Крупные изогнутые клювы заходили вверх-вниз, как только обладатели их умостились по краям крыши. 
- Не хочешь узнать, что они сделают с фрагментами, которые не смогут склевать? - спросил наконец кабан.
- А есть фрагменты, которые они не могут склевать?
- Ну, конечно, глупец, конечно. Всегда есть такие фрагменты. 
- Раз уж так хотите, говорите уже, что они будут делать с этими фрагментами.
- Тебе не говорили, что ты не в меру самодоволен? Я говорить вообще не хочу. Вот честное скаутское. Но так, сдается мне, нужно. Тебе точно пригодится. А чистильщики, чтоб ты знал, унесут фрагменты в клювах. И дополнят ими гнездо.
- У этих ребят, что, еще и гнездо есть?
- Завязывай задавать глупые вопросы, я серьёзно. Разве не ясно, что у них есть гнездо? Оно есть у всех. Это сейчас они слишком далеко оттуда, где всё начиналось. Как, собственно, и ты.