VIII
Если кто-то умирает, нужен тот, кто во всю глотку кричит "НЕТ!". Проще говоря, человек с бурной реакцией. И нужен он совсем не для того, чтобы глумиться над ним до конца жизни, безустанно напоминая, как же нелепо было обосраться при виде жмурика. Особого уважения к человеческим чувствам я никогда не испытывал, но мертвецы есть мертвецы, и такое слишком даже для меня. Будь это фильмом, я бы наверняка рассмеялся. Схватился за живот и сотрясался от смеха до тех пор, пока колики стали бы совсем невыносимы. Может, я бы даже свалился с дивана на холодный пол и продолжил свое ликование там, но для этого всё должно происходить в кино. Я точно должен знать, что моя реальность надежно защищена; что от всего этого сумбура меня отделяет экран. События, сколь бы реальными они не казались, всегда можно остановить, нажав на кнопку пульта. А это, действие пусть и не самое решительное, но всё же надежное. Одно нажатие - и ты снова дома. Все чудища погибли в один миг, растворившись в черноте экрана. Тьму, которая так усердно к тебе тянулась, теперь поглотила другая тьма, и если это не хорошо, тогда я не знаю, что в этом чертовом мире вообще хорошо. Кнопка на пульте - это хорошо. В то время, как её отсутствие, ровно как и неспособность её нащупать, ужасны. Тело Эйба со сквозной дыркой в животе - это ужасно. Совсем не так, как в старых страшилках. Гораздо хуже. Я вспомнил о том, что перед смертью человек успевает обмочиться. Или, быть может, после. По правде, я не силен в анатомии, но точно помню, что этот факт имеет место. Это, знаете ли, наводит на другую мысль, вернее на воспоминание о том, что Эйб делал до того, как в нем проделали дыру. И вот на этой почве возникает вопрос: обмочится ли он теперь? Если нет, то поступил он очень предусмотрительно. Как будто знал, что через пару минут его решат убить. Я бы так точно не смог, однако я всё еще жив. А вы, должно быть уже решили, что я какой-то подонок, раз так рассуждаю о погибшем товарище. Хотелось бы мне привести какой-то контраргумент, сказать, что я не всегда такой, но правда в том, что это первая смерть, которую я наблюдаю, а мысль о мочеиспускании у трупов - первая мысль, возникшая в процессе наблюдения. Заставить себя думать тем или иным образом чертовски сложно, а заставить не думать - еще сложнее. Это не то, что ты можешь сделать сам, и именно поэтому так важно, чтобы поблизости оказался тот, кто громко кричит "НЕТ!". Этот вопль, по правде, совершенно бесполезный, всё же выдергивает тебя из пучины собственных мыслей, и заставляет постепенно приходить в себя. Это наибольшее, что можно сделать, но мы с Филом не могли и этого. Крик, кажется, застрял где-то на полупухи из наших глоток, слипшись в здоровенный ком со всем остальным, что мы силились сказать. Рут Этинджер тоже замолчала, застыв в позе вроде тех, что обычно принимают герои войны, ждущие своей очереди в награждении медалями за доблесть и отвагу. Она заговорила только тогда, когда пришел Дуг. Ей было, что сказать, но Дуг её не слушал. Лопату, которую он предусмотрительно притащил с собой, Дуг вогнал в землю, а затем занес руку, как порой заносят её игроки в бейсбол, и отправил свою лучшую подачу в направлении правой щеки жены.
Нос и глаза, по словам Дуга, были не такими. "Перебитый, дура, перебитый, - кричал он. - Ты же понимаешь, что это такое?". Рут же не успевала вставить ни слова, и могла лишь мотать головой.
Супруг её злился не так, как обычно злятся мужья. В своем гневе Дуг походил скорее на старого гангстера, не способного отойти от дел, потому что с его уходом эти ублюдки точно пустят всё под откос. Жена смотрела на него глазами должника и, казалось, молила пощады. То, что о пощаде речи быть не может, было предельно понятно, но она должна была попытаться. Иначе всё пропало просто так. И она пропала вместе с этим всем, даже не попытавшись спастись.
- Я так понимаю, - Дуг резко повернулся в нам с Филом, - мне еще предстоит узнать, кто вы, черт возьми, такие.
- Мы думали, - начал Фил, - вы с женой хорошо нас знаете, раз устраиваете такой прием. Или вы предпочитаете узнавать, кого подстрелили, из уст коронера?
- Я бы сейчас сам с радостью пристрелил эту суку, но тогда там придется избавляться от двух тел.
- Избавляться? - о своем вопросе я пожалел почти сразу. Представил даже, как вдруг хватаю собственные слова в полете, запихиваю обратно в рот и начинаю интенсивно жевать, но Дуг (седая шевелюра с подкрашенными бакенбардами, стеклянный взгляд и едкий запах одеколона) уже впился в меня взглядом, и точно не планировал отпускать.
- А ты, умник, предлагаешь оставить его здесь? Может, еще свечами украсим, и скажем, что это праздничный торт? Или, может, ты хочешь его похоронить? Скончался от природных причин. Вполне природное кровотечение, вызванное выстрелом в живот. Время смерти...
- Дуглас... - у Рут дрожали губы, и слова давались ей с трудом. Свободной рукой она попыталась дотянуться до мужа, но тот её оттолкнул.
- Ради всего святого, брось пушку, иначе я тебе голыми руками шею сверну.
Последовал глухой стук: винчестер грохнулся на землю, как порой картины падают со стен при землетрясении. За эти несколько секунд дрожь успела распространиться по всему телу женщины, и зрелище стало по-настоящему жалким.
- Я не знаю, что она вам наговорила, - продолжал Дуг, - но скорее всего, это полнейшая хрень. Не такая, конечно, как то, что она натворила, но теперь пути назад нет. И вы, мальчишки, в следующий раз думайте быстрее, если не хотите попасться. Кричите, что затаскаете по судам, грозитесь всеми своими адвокатами, на помощь зовите в конце концов. Но, мать вашу, не стойте и не маскируйтесь под деревья. Это лучший способ дать знать, что вам есть, что скрывать.
- Мы не...
Дуг жестом оборвал Фила.
- Да срать я хотел на ваши тайны. У нас здесь теперь тайна побольше. Может, этот парень был любовью всей вашей жизни... Не знаю, и знать не хочу, но вдруг. Так вот, даже если он был вашим чертовым любовничком, это теперь не имеет никакого значения. Потому, что его нужно зарыть. Закопать и забыть, для вашего же блага. Можете безустанно лить слезы по ночам, слюнявить его старые фото и биться головой о стену, но сейчас не вздумайте. Иначе нам всем крышка. И лучше тогда всем разом вынести мозги из этого ружья.
Тень замешательства проскочила по лицу Фила, а потом то сделалось суровым и беспристрастным - точно лики статуй, вытесанных из камня сотни лет назад.
- Я не стану тратить ваше время на истории о годах нашего приятельства с парнем, которого вы только что уложили, но прежде, чем мы его зароем, - старик произнес это слово точь-в-точь, как Дуг, - я хочу узнать, что вообще заставило вас устраивать охоту на людей?
- Не думай, дедуля, что это у нас особый досуг. Мы не психи какие-то из историй под пестрыми обложками за 25 центов. Но ей, - он кивнул в сторону Рут, - стало по-настоящему страшно, когда сказали, что вышел этот тип. Вы, может, о нем и не знаете, но он много шума наделал в городках по соседству. Ловил людей, травил и заворачивал в подарочную бумагу. На телах ни царапины. "Негоже дарить бракованное" - вот как он в интервью сказал. И тут его вдруг выпускают. Отмазали адвокатишки или еще что. Вчера за решеткой - сегодня свободен. И весь мир у его ног. Так что я свою больную женушку кое-как понять могу. Спецом вызвался с ней ходить, чтоб она делов не наделала. Думал, прогулки по местам, куда этот маньячина точно не сунется, пойдут ей на пользу. Всё, как говорится, должно было оказаться чуть проще.
- То есть, умер он просто потому, что ваша жена не способна отличить одного человека от другого, - подытожил Фил.
- Не самая приятная правда, согласен, - кивнул Дуг. - Я говорил ей без меня не рыпаться даже, но вы хоть раз видели, чтобы такие предупреждения срабатывали?
Из нас четверых тайны были у меня и Рут Этинджер. То есть, секреты имеются у всех, но наши с Рут обеспечивали нам билет в один конец. Не знаю, боялась она этого или того, что сделает с ней муж, но обращать на себя внимание Рут не рисковала. Что же до меня, я молчал за компанию, хорошо понимая, что сбежавшим заключенным лучше вообще не болтать. Я думал о парне с перебитым носом и широко посаженными глазами, заворачивающем своих жертв в подарочную бумагу. Изящно. Настоящее искусство, если подумать. "Подарок не должен быть бракованным" – вот как. Фразу эту я помнил хорошо, и помнил не потому, что внимательно слушал Дуга, а потому, что полгода провел под одной крышей с тем, кто так любил это повторять. И теперь, получается, возникал вопрос: а понравится ли Рут история о том, что из-за этого парня я сбежал из тюрьмы?
IX
Было решено, что Эйба понесем мы с Филом. Приятного было мало, но доверять тело парня истеричке в кружевном платье никто не хотел, а Дуг, предложи мы это ему, наверняка сказал бы, что зароет его на месте.
Надо сказать, сложнее всего было с руками. Те, то и дело, разлетались в разные стороны, как если бы Эйб был чему-то рад. Из-за этого нам приходилось останавливаться, класть тело на землю и складывать руки надлежащим образом, как говорил Фил. В такой позе Эйб казался застенчивым. Он словно стеснялся отверстия, зияющего в груди, и изо всех сил пытался его прикрыть. Да что вы, парни. Вот же он я: жив и цел. Это? Да это простая царапина. Вот увидите, скоро не останется и следа. А следов и вправду скоро станет меньше, но об этом говорило уже его лицо. Взгляд его устремился куда-то ввысь, видимо, в попытке разглядеть что-то среди крон деревьев, однако зрачки оставались неподвижны, от чего Эйб казался безучастным и задумчивым одновременно.
Мне представлялось, что с каждым нашим шагом Эйб становится меньше. Словно сжимается, пытаясь идеально подстроиться под место, отведенное ему. Так обычно выглядят удаляющиеся люди в боковом зеркале автомобиля, не способные сохранять свою форму, плавно превращающиеся в точку. Так выглядят те, кто остается позади, и Эйбу теперь предстояло пополнить их число.
В попытке отвлечься я поймал себя на мысли о том, что никогда не сталкивался с обсессиями в экстремальных ситуациях. Если и совершать ритуалы, то в мирное время. Делать это размеренно, никого не беспокоить. Для всего есть подходящее время, мистер Эйкли. Так бы ты сказал, а? Время, подходящее для того, чтобы спасать свою шкуру, но никогда не подходящее для спасения других шкур. Как ты там говорил? Каждый в ответе за себя. Хорошо, наверное, если бы так и было. Может, тогда живым не приходилось бы хоронить мертвецов, и те сами уходили под землю в назначенное время. Мертвые заботились бы о себе сами, избавляя живых от забот, а живые не тратили бы время на рытье могил. Но, кажется, вторым занятие нравится, и, когда мы наконец отыскали подходящий участок земли, я увидел, как любит это дело Дуг.
Пока Дуг копал, никто не проронил ни слова. Рут Этинджер продолжала дрожать, а глаза её бегали, в точности повторяя движения лопаты. Волосы, когда-то стянутые в тугой хвост, теперь выбились вперед и обрамляли её осунувшееся лицо. Каждый раз, когда Дуг заносил руку, она вздрагивала с новой силой. Если Рут чего и боялась, то только мужа, а он почти наверняка к этому стремился. Для беспокойства время было самое подходящее, но было ли оно подходящим для похорон, я не знал. Деревья наблюдали за нами с показательным безразличием, изредка перешептываясь, не без доли осуждения. Возможно, так и следовало вести себя на похоронах.
Ну что, произнесете речь, мистер Эйкли?
Может быть. Яма еще не была готова.