Солнце начало садиться, и каждый шаг теперь болезненно отдавался по всему телу. Эхо едва терпимого спазма начинало свой путь с пяток и проходило по всем нервным окончаниям, замыкая круг в конечном пункте - голове. Подобно растерявшемуся пассажиру в метрополитене незнакомого города боль следовала из одной пересадочной станции на другую, то ли в надежде отыскать выход, то ли - вернуться ко старту. Нужно сказать, беспокоило это меня мало, как, впрочем, и любого, кто от навязчивых мыслей загибался в два раза быстрее, чем от навязчивых болей. В таких ситуациях люди обычно говорят, что их тело налилось свинцом. Что они вкладывают в это, догадаться несложно: ноги тяжелые, словно прикипевшие к земле, руки висят безвольно, не желая шевелиться, голова застыла, но, кажется, сейчас сама же провалится вглубь тела или, еще того хуже, схлопнется, не выдержав собственного веса. Вот так несладко пришлось бы человеку из свинца, существуй тот на самом деле. Но к его же огромному счастью свинцовых форм жизни не существует, поэтому права на все рассказы о тяжести в конечностях достались людям из плоти и крови.

- Не думаю, что это звучит правдоподобно, - послышался вдруг голос со стороны сосновой рощи, такой же, как и все остальные стороны в этом лесу, способные похвастаться такими же сосновыми рощами.

- И что же ты хочешь этим сказать? - спросил голос менее грубый, вероятно, принадлежащий мужчине помоложе.

- Я хочу сказать, что у всех этих писателей должна быть причина писать о таком отдаленном прошлом. Я имею в виду, нельзя же просто так взять и захотеть куда-то сбежать. У тех, кто в детстве сбегает из дому обычно причины самые серьёзные. И это притом, что сбегают они обычно на пару дней и даже не покидают границ города. Пара десятков километров - не больше, но причины серьёзные, понимаешь?

- И всю эту воду ты лил только для того, чтобы сказать, что для побега во времени, пусть даже литературного, требуется повод еще более основательный? Знаешь, в чем твоя проблема, Фил?

- Я должен спросить, какая, или ты сам выдержишь паузу и выдашь заранее заготовленный ответ?

- Я хочу сказать, - проговорил младший из собеседников, неумело имитируя манеру общения второго, - нет никакой необходимости проводить столько аналогий. Я же не тупой, честное слово. Если уж так хочешь где-то применить все эти красочные сравнения, лучше и вправду начни писать. Книгу издай на старости лет, стань известным... Только вот мне жизнь своими разглагольствованиями не порти. Как там это называлось? Софизмы. Древние греки, кажется, очень их любили. Но ладно они-то. Им, может, делать нечего было: бегали себе в тогах, поглощали литрами вино, устраивали оргии, а в свободное от всего этого время писали философские трактаты. Но ты, Фил, скажи на милость, причем здесь ты? Думаешь, ты тоже хренов грек?

- Прекрати, пожалуйста вопить, - Фил спокойно осадил собеседника. - И говорю я так вежливо совсем не потому, что невероятно дорожу твоим вниманием. Я, пока ты снова не открыл свой рот, поспешу осторожно заметить, что помимо нас здесь кто-то есть, и смотрит на нас он достаточно долго, чтобы понять, что дело имеет с психом и стариком. Кого он, думаешь, больше испугается?

- И с чего же, мистер Пинкертон, вы решили, что за нами кто-то следит?

- Я известный следопыт еще со второй мировой. Лично вышел на след Гитлера. Разглядел его среди кустов в лесу, а затем поймал его и заставил написать в мемуарах о том, какой отличный из меня следопыт. И еще я смотрю в противоположную от тебя сторону, а значит, могу увидеть то, что не способна узреть твоя спина.

Вот, видимо, и всё. Теперь умолк даже собеседник Фила, которому в моем нехитром плане отводилась роль неутомимого болтуна, способного отвлекать внимание ровно столько, сколько потребуется. Это была хорошая роль, и кроме него здесь с ней было справиться некому. Думаю, работу свою он выполнил бы на "ура", вот только для этого ему требовалось продолжать свой монотонный треп и ни на секунду не задумываться о моем существовании. А теперь всё сломалось, и ничего больше не починить. Спасибо, старина Фил. Всегда знал, что ты не откажешь в помощи беглому заключенному.

- Лучше выходи, - окликнул меня младший компаньон Фила, резко развернувшись на носках в мою сторону. - Я не знаю, что ты там надумал, и зачем засел среди братьев наших хвойных, но, если ты не выйдешь по-хорошему, мы будем за тобой гнаться. Я даже не знаю, зачем, но, клянусь, будем. Может, мы больше всего на свете любим преследовать людей, скрывающихся в лесу.

- Я бы на твоем месте не стал так сразу зазнаваться, - проговорил старший, понизив голос. - Может, ты и говоришь, что не тупой, но что-то я не уверен в том, что ты не слепой. Присмотрись же ты наконец. Во имя всех своих предков присмотрись.

- И что я должен увидеть? - не без насмешки ответил младший. - Такую же незримую тогу, как у тебя?

- Нет, - подал голос я, сам того не ожидая, и сделал большой шаг вперед, - думаю, он имел в виду тюремную робу.

- И зачем ты, скажи, пожалуйста, парень в тюремной робе, высунулся из укрытия? - голос у младшего был еще моложе него самого. На вид же ему было лет тридцать, но, быть может, взлохмаченные темные волосы и недельная щетина всё же делали свое, и придавали дополнительных пять лет.

- Судить о многом я, конечно, не могу, - поспешил ответить я, пока Фил еще не оклемался от увиденного, - но на стражей порядка вы точно не похожи. Этот - слишком старый, а ты, ну не знаю даже...таких вообще в полицию берут?

- Твоя правда, не берут. Но берут, например, в охотники. А ты знаешь, что отличает охотника от, скажем, легавого?

- Не отвечай, - подал наконец голос Фил. - Он скажет "новенький ремнгтон" или что-то вроде того.

- Это, чтоб ты знал, был сюрприз, Фил. Может, ты не слышал, но наличие оружия иногда отпугивает беглых убийц.

- Убийц? - переспросил я. - То есть, для себя ты уже решил, что я убийца?

- А другие просто не сбегают. Ну, по крайней мере, мне так кажется.

- Ошибочно кажется, - опередил меня с ответом старик. - Сбегают все, кто только может сбежать. А этот парень, если и боится оружия, то очень умело это скрывает. Как и свою сущность безжалостного убийцы.

- Если хотите знать, никого я не убил.

- А за что же тогда сел? Только умоляю, не говори, что не виновен.

- Отчасти, - пожал я плечами. - То есть, по-своему виновен, но серьёзного вреда никому принести я не успел.

- Так что же ты натворил, дружок? - настойчиво повторил свой ответ обладатель неопрятной прически и щетины.

- Попытался убить.

- Ааа, - он едва подавил истерический смешок, - ну, это уже другое дело. Что же ты сразу не сказал, что нам не о чем беспокоиться?

- Не думаю, что ему вообще было до нас дело, - снова встрял Фил. - Это, кстати, ты его призывал. Выйти просил, помнишь?

- Да я думал, что это пьяница какой-то, или заблудившийся придурок. Но, мать твою, не заключенный же. Вот, кстати, знаешь, почему я об этом не думал? Просветить тебя, Фил, а? Потому, что я вообще не думаю о гребучих заключенных.

- Напрасно, значит, не думаешь, раз они сами тебя находят, - усмехнулся старик. - Пусть парень лучше скажет, зачем он высунулся к нам. Ты ведь не думал, что мы и вправду за тобой гнаться будем?

- Нет, конечно, - замотал я головой и только потом понял, что жест получился каким-то комичным. - Хотя я и не уверен, что настоящий ответ вам понравится больше. Но раз уж на то пошло, дело здесь просто в том, что вы лучший мой шанс выбраться из лесу.

- И ты думаешь, что мы захотим помогать беглому заключенному? Думаешь, мы тебя не сдадим?

- Сдадите или нет - дело ваше. Но, судя по видку, провели здесь вы не меньше недели, так что вряд вас шибко беспокоят проблемы общественности на пару с общественным порядком. Да и не даром же вам причинах своего заключения рассказывал. Спорить не стану, верить мне вы не должны, но если кто-то из вас двоих всё же умеет видеть ложь, он сразу поймет, что говорю я правду.

- Ирония, знаешь ли, в том, что даже при огромном желании отвести тебя обратно в полицию мы не можем. Вот приходим мы, а у нас сразу спрашивают, где мы тебя нашли. "В лесу" - говорим мы. "И что же вы делали в лесу?". Мы молчим. "Что в лесу делали?" - спрашивают повторно. "Охотились" - отвечаем. "Но там нельзя охотиться. Придется, наверное, и вам задержать здесь подольше".

- Да хватит уже тебе, Фил, - после поразительно долгой паузы младший охотник (а именно так я стал его называть пару минут назад) снова вернулся в разговор. - Сам знаешь, о том, что мы здесь делали, можно кучу всего наплести.

- Думается мне, достаточно будет просто имена наши назвать, чтоб они вспомнили, кто в не таком отдаленном прошлом пытался перебить всех барсуков.

- Ладно-ладно, я понял. У тебя есть план. Сейчас ты избавишь нас от всех проблем. Будь же так добр, поделись этим чудесным планом со мной.

- Уже начинает темнеть. Поздно что-то делать. Думаю, нужно дружно двигать к убежищу. Переночуем там, переоденем нашего приятеля, а утром выдвинемся к городу. Если попадется в городе, проблемы его.

- Переоденем? Ты вообще понимаешь, что говоришь, или старость и вправду рассудка лишает? Что ему, скажи, отдохнувшему и переодетому помешает нас завалить?

- Что тебе помешает нас завалить? - старик перевел взгляд на меня, уставившись мне в глаза с неподдельным любопытством.

- Отсутствие необходимости, думаю. Такой ответ устроит?

- Вполне, - вскинул плечами Фил, а затем снова повернулся к своему компаньону. - Тебя такой ответ устроит?

- Не знаю, но что-то менять, по всей видимости, уже поздно. Я здесь, кажется, стал невольным участником движения за права беглых преступников. Может, спасу хорошего человека и наконец прославлюсь. Сомнительно это всё, но лучше думать об этом, чем о том, что мы помогаем убийце из тюрьмы.

- Не убийце. По крайней мере, он так говорит. Но если это правда, то существует что-то, остановившее его в тот раз. Может, оно остановит и в этот.

Быстро подоспевшая полиция. Вот, что остановило меня в прошлый раз. Может, тогда это было не так плохо, но теперь это почти наверняка дерьмово. И если где-то существует список всего того, что могло бы меня остановить, надеюсь, полиция там на последнем месте.

- Так что скажешь? - старик толкнул меня в плечо и хрипло рассмеялся. - Не будешь нас убивать?

- Ну, если вы так просите.

- Он снова подтрунивает, Фил. И это над теми, кого сам же назвал единственным шансом на спасение. А что он, по-твоему, делает с теми, кто такого шанса предоставить не может?

Ну же, не молчите, мистер Эйкли. Кое-кто, кажется, попытался вас оскорбить. Вы ничего не ответите?

Думаешь, я должен что-то сказать? Может, у тебя уже и идеи готовые есть? Ну так, не стесняйся, говори. Вместе сейчас дадим отпор грозному обидчику, просидевшему в лесу хрен знает столько. Нет-не , ты не отвлекайся, придуиывай. Нельзя же оставлять безнаказанной болтовню.

Мне кажется, мистер Эйкли, всё это время мы с вами говорим на совершенно разных языках. Я же вам не лицо бить советую, а просто постоять за себя. Честное слово, вы же в тюрьме сидели. Должны ведь знать, сколь важен бывает авторитет.
Конечно, важен, но вот знаешь, где он важен? В социуме. Социум - это там, где много людей. А мы, к твоему сведению, сейчас в глухом лесу. И ни одна пихта здесь не будет считаться с моим авторитетом, пусть я даже проведу показательную казнь.

- Кажется, даже наш новый знакомый не считает нужным с тобой говорить, - Фил наконец прервал нашу дискуссию. - Правильно делаешь, парень. Он все равно не успокоится, пока не лишится всех слов, за которые можно зацепиться. Пререкания - его конек, хоть он и корчит из себя не многословного.

- В любом случае, - говорю я, - сейчас есть вещи поважнее. Вы, кажется, говорили что-то о месте для ночлега. Оно безопасное?

- Безопаснее некуда.

- В этом он, кстати, прав, - снова подал голос младший охотник. - Старина Фил хочет закрыть нас с тобой в бункере. И хорошо это может быть только в том случае, если нас начнут бомбить.

- Он сохранился со времен войны?

- При других обстоятельствах я бы сказал, - лицо старика растянулось в лукавой ухмылке, - что мы его сами построили, но на сегодня, кажется, было уже достаточно болтовни. А бункер...да, сохранился со старых добрых времен. Не знаю, кто додумался, обустроить его в лесу, но, как знать: может, здесь был важный стратегический объект.

 - Звучит неплохо, если он, конечно, не грозится обрушиться на голову каждому туда входящему.

- А это мы уже сможем проверить в ближайшее время.

- Значит, ты ни капли не шутил. Но ладно, дело твоё, Фил. Двигаем?

Старик было открыл рот, чтобы ответить, но затем передумал и просто кивнул.

- Нам, если что, туда, - по-прежнему безымянный компаньон Фила указал, кажется, в направлении севера. - Но я готов поклясться, тебе всё равно плевать, куда идти.

- Лишь бы не туда, откуда пришел, - согласился я.

По мере наступления темноты лес казался всё менее однородным. Надо полагать, из-за того, что цвета, в которые вечер окрашивал деревья, оставляли мало чего от глубокой зелени дня. Двигались мы медленно, потому что Фил уже порядком устал и начинал жаловаться на отдышку, как только мы ускоряли шаг. На охотника он теперь походил мало - скорее на заблудившегося старика. Конечно, тело его еще хранило кое-какие воспоминания былой силе, но воспоминаний этих определенно не хватало, чтобы заставить его по-прежнему работать. Фил, кажется, был из тех, кто считал, что в старика человека превращает именно борода, а уж тем более, седая. Поэтому он, видимо, и продолжал упорно её сбривать, каждый день оставляя новые порезы на дряблой коже. Не знаю, понимал ли он, что моложе это его не сделает, но выглядел он всяко опрятнее своего спутника, и, может, этого ему хватало.

- Почти пришли, - огласил старик, когда солнце уже окончательно уползло за горизонт.

Как только мы остановились, Фил принялся ощупывать руками почву. Спустя несколько минут тот наконец радостно вскрикнул и поднялся, держа в руках толстую ветку.

- Теперь будем действовать методом тыка в самом что ни на есть буквальном смысле.

- Вы не помните, где находится ваше убежище?

- Это, знаешь ли, достаточно сложно, если появляться тут не больше раза в год. А указательных знаков мы по очевидным причинам оставлять не можем.

Теперь старик начал мерить лужайку небольшими шагами, попутно постукивая палкой в тех местах, куда ноги его еще не добрались.

- Раз уж нам придется провести с тобой некоторое время, - начал вдруг младший охотник, - тебе будет полезно знать, что меня зовут Эйб. Не хотелось бы, чтобы ты прикончил кого-то по кличке "эй, ты". Теперь, если и задумаешь расправу, то над полноценным человеком. Говорят, безымянных убивать проще...

- Ты будешь представлять, как отдаёшь Богу душу, всё время, пока я нахожусь поблизости?

- Ну, еще я буду спать, но ручаться за то, что ты не явишься мне во сне, понятное дело, не могу.

- Это, кстати, по-своему иронично, потому что ты рискуешь извести себя без какого-то участия со стороны.

- Иронично? - Эйб издал подобие смешка. - Да ты, погляжу, прямо выпускник Гарварда. Писателем случайно стать не хочешь? Фил вот хочет. Или ты тоже до старости ждать планируешь?

- Тебя удивляют длинные слова?

- Нет, что вы, ваше превосходство, - кажется, он отвесил что-то вроде поклона, - меня удивляют заключенные, использующие их в лесу.

- Заключенный – всё-таки не профессия. На них в университетах не учатся. Да и в тюрьме люди рождаются редко, так что до неё у всех своя жизнь. И времени обычно достаточно для того, чтобы выучить пару заумных слов.

- Туше. Хоть я и скажу, что картина непривычная. Шибко умный ты какой-то для тюряги.

- Может, поэтому и сбежал.

- Наверное, только ради этого свой университет заканчивал. Но вообще, ты не думай, что я тебя лихорадочно боюсь. Не нравится мне с тюремными тереться - это да, но бояться я не боюсь. Я и сам отлично знаю, что мы с Филом убийцы не хуже тебя. И если ты там разок прикончить кого-то вздумал, то мы выходим на охоту каждый год. Да и, что мы-то? Все вокруг, если поглядеть, убийцы. Только подумаешь, сколько люди насекомых в своих домах прихлопнули, сразу не по себе становится. Как диктаторы какие-то, честное слово. Каждый день не меньше одного трупа. И всё потому, что муха мешала тебе читать газету или залетела в твою драгоценную гостиную.

- Значит, меня ты не боишься, но боишься за судьбу популяции мух?

- Да черт с тобой, - отмахнулся Эйб, - вроде образованный, а слов не понимаешь.

- Ну, джентльмены и джентльмены, - послышался издалека голос Фила, о котором мы едва не забыли, - вы готовы?

- Но вот как-то раз, - продолжал Эйб, - мы услышали разговор двух пьянчужек. Они сначала просто спорили... О чем-то совершенно бесполезном, вроде размера сисек Мэри Салливан. Но потом они вдруг смерили тему, и кто-то из них сказал: "представляешь, сколько деньжат можно срубить, если продать одного из этих красавцев". "Кого?" - переспрашивает другой. "Хреновин этих, говорю" - отвечает первый и тыкает пальцем в сторону автоматов. Они, должно быть, просто шутили. Болтали, как всегда болтают пьяницы, когда слова начинают безостановочно литься, как до того лился скотч. Но это были они, а мы с Филом - люди совсем другой закалки. В общем, тогда мы решили, что идея хорошая. То есть, по-настоящему хорошая, которую не использовать - жаль. Так мы тогда решили, а потом пробрались в один из этих шатров и утащили парочку красавцев. Все там, должно быть, серьёзно перепили, потому что спали, как дохлые. Ну, для них же хуже. Упустили нас и своё добро. А мы что? Я почти сразу пожалел о том, что мы наделали, а Филу, кажется, плевать. Продавать, как видишь, мы их не стали. Струсли почему-то. И теперь они здесь просто стоят. Собирают пыль в ожидании лучших времен, которые никогда не наступят.