- Скажите, - мужчина лет пятидесяти наружности не то чтобы отталкивающей, но и не особо приятной, подсел ко мне и стал пристально меня изучать, словно пытаясь понять, стоит ли продолжать разговор.

- Вы выбрали единственное занятое место в поезде, - ответил я, проигнорировав его первое и пока единственное слово.

- Знаю-знаю, - с тяжестью выдохнул он. – Наверное, я слишком спешу. Но, будьте уверены, скоро вам самому понадобится собеседник в моем лице.

На этих словах незнакомец наконец отвел свой оценивающий взгляд. Совсем не плавно, как порой делают зеваки, которых просят разойтись и прекратить пялиться на место происшествия, а гораздо быстрее, в долю секунды, как если бы кто-то скомкал его взгляд подобно старому листу и вышвырнул в мусорное ведро.

- Это просто привычка у меня такая, вы ничего не подумайте, - добавил он, а затем направился к сидению в другом конце поезда.

Старик насвистывал какую-то до боли знакомую мелодию, а я подумал, что всё это – плохое начало. Не сама мелодия – совсем нет, но подозрительный диалог. Таких лучше вообще избегать, если не хочешь, чтобы они засели в твоей голове на весь предстоящий день. Это, пожалуй, худшие из квартирантов, готовые разнести в дребезги всю твою квартиру, не заплатив ни цента. Хочешь их прогнать? На здоровье, дружище. Вот только останешься ты и без квартиры, и без жильцов. Кто захочет жить в руинах, сам подумай, а? Правильно, никто. Даже мамаша твоя наверняка откажется тебя поддержать, когда увидит, во что эти ублюдки превратили дом твоего детства. Скажет «сам заварил, сам и расхлебывай». Ну, а ты-то что? Ты не виноват. Просто глотка у тебя слишком мала для того, чтобы всё это расхлебать.

Так я тогда подумал, слово в слово, и, видимо, поэтому испугался. Просто так, как говорится, ничего не происходит, а если и происходит, то ничем хорошим не сулит. Лучше этого деда поскорее забыть, пока он со своей незатейливой мелодией не заселился в мои полузаброшенные чертоги разума.

«Проваливай прочь» - повторял я про себя на протяжении всего пути, до тех самых пор, пока бодрый женский голос не оповестил о том, что мы достигли пункта назначения.

Спасибо, что воспользовались услугами Сансэт Лайнс. Да уж, и вам спасибо, что доставили обратно в город. Я по нему успел даже чутка истосковаться, а ведь еще пару лет назад зарекался ненавидеть хлопковые поля, обвивающие мегаполис, до конца своих дней. Было в этом что-то неестественное, как слон в высокоэтажке или что-то вроде. Если вам попадались старые учебники по истории, вы наверняка знаете, что в те добрые времена большие города и плантации всегда держали дистанцию. Фермерам - фермы, горожанам - здания до небес. Все на своих местах, все довольны. Лучше было или нет, не знаю, но точно знаю, что так оно было природнее. 
А теперь вот хлопок залетает мне в рот и ноздри, заставляя постоянно совершать несуразные движения руками. На мосту, знаю, будет еще хуже, так что все жалобы предпочитаю оставить на потом. Для жалоб, знаете ли, тоже необходимы силы, и если запас их вдруг иссякнет, так и не получите удовлетворения от своего нытья. Будете шевелить ртом как рыба, да и только. А потом в этот ваш рот набьется столько хлопка, что хоть сейчас можно будет снаряжать одеждой доблестную армию Конфедерации, со всеми её солдатами и офицерами. Нужно оно вам, спрашивается? Ну, конечно, не нужно. Уж я-то знаю.
Я, к слову, уже ступил на мост и успел прошагать пару метров, хотя всё это пустяки, и путь впереди немалый. Мост этот в длину, наверное, мили четыре, а вот в ширину не больше двенадцати футов, так что о транспорте даже мечтать не стоит. Хочешь попасть в город - иди. Ну или садись на обратный поезд и проваливай к чертям собачим. Конечно, вам может показаться, что все это как-то уж слишком, но, если вы не заметили, здесь вообще все слишком. И ладно я, мне по мосту ходить приходится не больше раза в неделю, а вот бледноликие женщины проделывают этот маршрут по несколько раз на день, то встречая клиентов, то провожая их обратно. Прибудь я на пару часов раньше, наверняка застал бы их, скрывающих свою усталость, едва различимых между собой, и всех темнокожих, за исключением легкого контура белила на лице.
Вот уж кто наверняка умеет снимать усталость после изматывающего дня и в самый его разгар. Что же касается меня, вспомнив о бледноликих леди, идти я стал заметно быстрее. Чем сильнее измотаюсь, тем больше получу удовольствия. Усталый путник ищет место для привала, а попадает в обитель прекрасных женщин, способных предоставить тело в качестве его временного пристанища. Звучит как сюжет дешевого порнофильма, сам знаю. Но в жизни всё это совсем иначе воспринимается, и если вы хоть раз обращались к этим дамочкам, то наверняка понимаете, о чем я. Это вам не просто дешевое удовольствие, а краткий экскурс в мир едва уловимой красоты. Мир без бетонных коробок, жадно раззявляющих свои челюсти, чтобы пожевать вас, а затем выплюнуть обратно на улицу в потрепанном офисном костюме. Мир этих женщин, чтобы вы знали, по-настоящему захватывающий. Там нет запаха плавящегося асфальта и протекающего бензобака - там пахнет только женским телом, и будь я проклят, если упущу возможность еще раз его вдохнуть.
Так я и иду, продолжая мерить шагами пологую спину моста. Тот слегка поскрипывает, словно от усталости, и между нами завязывается диалог. Без слов, куда более примитивный - состоящий из последовательности скрежета и шагов, обратно этот скрежет провоцирующих. Говорю в основном я, но мост, сразу чувствуется, слушатель внимательный. На каждые три-четыре шага приходится один удовлетворительный скрип. Ты, мол, продолжай дружище, а я пока послушаю, но слушать буду внимательно, обещаю. Буду сопровождать тебя до самого города и не дам загнуться от скуки. Хлопок, говоришь, мешает? Здесь, к сожалению, помочь не смогу. Я и сам-то в этом деле беспомощный, стою здесь дни напролет, не в силах  отмахнуться, и всё жду, пока он облепит меня целиком. Не лучшая из возможных участей, а? Но я с этим справляюсь, так что и ты держись, если хочешь увидеть тех своих красоток.
Ну вот, другое дело, так бы сразу. Но, думается мне, плохое это дело - болтать с мостом дольше, чем позволяют тебе усталость и здравый смысл, так что дальше я как-то сам. Вон к высоткам на горизонте уже добавились домики поменьше, а это, знаешь, что значит? Что скоро я увижу белый квартал, и огоньки от ламп, подвешенных к окнам его домов, весело запляшут на моей коже.

Признаться, такой уверенности вполне хватило, чтобы добраться до города, не сбив дыхания. Это было как раз то, что называется предвкушением возвращения. Ну, знаете, как еще поют в старых песнях о возвращении домой, что месяцами висят в топе хит-парадов. Я, можно сказать, воспитан радиостанцией, поэтому вспомнить могу пару дюжин, не задумываясь. Но важно совсем не это, а то, что никто не стал бы слагать столько песен о чем попало. Стало быть, возвращение домой – тема и вправду важная. Даже для ребят вроде меня, у которых-то и дома настоящего никогда не было. Я, может, только поэтому и радуюсь так, сделав первый шаг на встречу раскаленному асфальту. Мост теперь остался позади, едва успев пожелать  удачи сдержанным скрипом.  Спину еще какое-то время  обдает жаром от его металлического  тела, сражающегося с солнечными лучами не на жизнь, а на смерть, но чувство это быстро проходит, уступив место легкому ознобу от ветерка, пробежавшего по шее.  А затем, из пелены, сотканной из жара и густого летнего воздуха, прямо перед моими глазами вынырнул всегда-один-и-тот-же-человек. Каждый день, с девяти до восьми, на углу 57-й. Неизменно укутанный в теплую клетчатую шаль с узором вроде того, что красовался на пончо Клинта Иствуда. Такой он был: человек из кожи и ткани. Последняя была грубо натянута на лицо, словно одежда не по размеру. Скулы его постоянно ходили по кругу, но что касается остального тела, то почти всегда оставалось неподвижным. За исключением руки. Ей в механизме, когда-то гордо именовавшемся человеком, принадлежала роль рычага. Задача, если подумать, проще некуда: завидел человека, резко выбрасываешь руку вперед, а оставшуюся работу доверяешь скулам. "Подайте пару центов". Как? Совсем нет денег? Ну уж нет, так просто вам не отделаться. Теперь нужно делать то, что делают с рычагами, только в точности до наоборот. Вместо того, чтобы надавливать на рычаг, надавливаешь самим рычагом. Да-да, всё верно, прямо в пузо этому зажравшемуся слюнтяю. Денег у него, видите ли, нет. Да здесь даже по дыханию понятно, что врет он. Брешет подлец и не краснеет. А такое без внимания оставлять нельзя. Это, если хотите, вопрос чести. "И как же мы поступим?" - продолжают скулы, а рука тем временем позволяет раскладному ножу выскользнуть наружу. Не целиком, конечно. Только показывается слегка. Но, будьте уверены, ситуация эта тоже поправима. "Что делать будем?" - повторно звучит вопрос. Ну, а что, спрашивается, делать? Деньги для такого хорошего человека всегда найдутся. Держи свои пару центов, дружище. Сходи на них в ресторан, купи новый костюм, дополни коллекцию ножей новым приобретением... Но главное, конечно, не пропадай надолго. Уж даже не знаю, как мы здесь без тебя справимся.
О таких парнях долго лучше не думать. Забрал свои деньги, ну и хрен с ним. Тебе-то что? У тебя, как говорится, целая жизнь впереди. И если не слишком красочная, то хотя бы с запашком белого квартала. А он, поверьте, что надо. Я это сейчас с уверенностью человека, стоящего в двух шагах от лучшего в мире заведения, говорю. Даже бритоголовому парню у входа уверенность эту никак не развеять. Хотя, если бы кому-то такая возможность и представилась, он наверняка был бы первым. У него, раз на то пошло, даже имя такое, развеивающее уверенность. Ульфред. Носить такое должны либо старики, либо конченные ублюдки. И, коль стариком родиться довольно сложно, все они с самого рождения гордо шествуют по жизни со знаменем ублюдков, а потом вдруг стареют и достигают последней стадии развития Ульфредов. Суровые и невозмутимые, с обвисшими щеками и впавшими глазами. Как раз такие, каким палка нужна  не для того, чтобы опираться при ходьбе, а чтоб колотить ею прохожих, попутно выкрикивая сотни отборных ругательств. Но это старые Ульфреды, а молодой их представитель, стоящий передо мной, пока таким не являлся. Этот просто смотрел на меня , взглядом то ли оценивающим, то ли осуждающим. За наши несколько встреч у этой самой двери Ульфред уже успел ко мне привыкнуть, однако не достаточно, чтобы отказать себе в удовольствии поиска моих изъянов. По мнению Ульфреда изъянами обладали все, однако между посетителями Мраморных Домов и обычными людьми проходила зияющая пропасть. И пропасть эта, если в нее заглянуть, уже полнилась телами оступившихся любителей разврата. Сам Ульфред, конечно же, таким не был. Уж куда ему до нас, простому охраннику и костолому? Мог бы, всем бы кости передробил, но всем, понятное дело, нельзя. В противном случае не будет денег, а без них, что еще страшнее, может не стать и Ульфреда. Вот это его всегда и останавливало. Даже сейчас, глядя на меня, он в считанные секунды укротил образовавшееся в его голове торнадо, и вежливо проговорил: 
- Минут  15 не больше. 
- Подождать? - спрашиваю я, зная, что больше всего на свете Ульфред любит задавать ответы на вопросы.
- Приготовить наличные, - продолжает он, - много наличных. Или что-то ценное в залог.
- Для оплаты?
Ульфред кивает, невольно указывая на мое правое запястье.  Там когда-то были часы. Совсем недавно были, точно помню. Должно быть, мерзкий попрошайка с ножом утащил их себе. Пусть теперь только попадется мне еще раз…

- О чем думаешь? – спрашивает Ульфред, как бы подгоняя, но тон его получается не раздраженным, а каким-то заботливым. Так один возлюбленный обычно спрашивает другого, о чем тот думает, когда вместе они лежат на мягкой траве и любуются звездами. Это уж совсем не тот вышибалы из борделя, а вышибалы по имени Ульфред – и подавно. Сам он, видимо, понял это слишком поздно, когда последнее слово уже давно сорвалось с губ и отправилось на поиски слушателя, поэтому теперь рассчитывать ему приходилось только на то, что я сам не замечу такой досадной ошибки в подборе интонации.

- Да так, - быстро отвечаю я, дабы Ульфред ничего не заподозрил (новые проблемы мне сегодня ни к чему), - задумался. У меня, кажется, часы стащили.
- Сам знаешь, - Ульфред пожимает плечами почти театрально, - нет денег - нет веселья. 
- Вот ты сейчас и вправду думаешь, что часы - мое единственное имущество, которое я решил заложить в обмен на шлюх?
- Я тебя здесь раз в месяц вижу, по чем мне знать-то? Но со словами ты лучше поосторожнее, приятель. Мне и не за такое зубы выбивать приходилось.
- Зубы, говоришь? - теперь в наступление перехожу я, хотя прекрасно знаю, что последствия для меня могут быть ужасными. 
- Так и говорю, - отрезает Ульфред, а затем направляет все силы на создание максимально устрашающей гримасы. 
- У тебя, кажется, только что с лицом что-то произошло.
- А ну-ка, - впервые за время нашего разговора говорящая глыба мышц сдвигается вперед, делая шаг в мою сторону. Шаг этот, судя по всему, должен был получиться таким же устрашающим, как и заранее подготовленная гримаса, однако что-то в процессе подготовки пошло не так, и теперь Ульфред, стоящий впритык ко мне, выглядел скорее комично. 
- Ты, - подымаю я взгляд на него, но отступать не думаю, - по общественному транспорту истосковался? Любишь стоять бок о бок, живот к животу? Ну, так и быть, давай постоим. Только ты учти, что загораживать мне солнце и проход в дом одновременно не получится, а я, знаешь ли, тебя быстрее. Могу и проскользнуть, пока ты свой аристократический затылок лучам солнца подставляешь.
Запугивающая гримаса моего собеседника теперь начала подрагивать, как порой дрожат крыши сараев и курятников под порывом ветра. Вот-вот, и плохо закрепленный кров точно сорвет, а содержимое шаткой постройки окажется один-на-один с грядущей бурей.
- Это ты на полном серьезе или дурака валять продолжаешь? - наконец спрашивает Ульфред, сам не замечая того, что почетное право выбивать вопросы на ответы безвозвратно ускользнуло ко мне. 
Ситуация, должно быть, из забавных, но стоять так скоро наскучит и мне, и Ульфреду, а значит, победа окажется за тем, кто возьмет на себя смелость совершить следующий шаг. Или, может, не шаг, а самый что ни на есть настоящий рывок. И рывок этот, конечно же, должен совершаться в направлении Мраморного Дома, подальше от бестолковой физиономии семифутового громилы.
В такой ситуации важен совсем не процесс и не результат, а грань, преступив которую, обратно вернуться уже не сможешь. Шириной этой грани определяется расстояние между прошлым и будущим, и хотя сказать точно я не могу, опыт подсказывает мне, что так оно и есть. Здесь, как бы это ни было парадоксально, много усилий не нужно. Одно резкое движение - и ты за гранью. Рассеянно оглядываешься по сторонам в надежде, что глаза каким-то образом сумеют нащупать почву. Почву, от которой глазам проку нет, чего не скажешь о ногах. Вот только ноги давно онемели. Они бездействуют с того самого момента, как ты оказался за воображаемой чертой. И кто знает, сколько времени им потребуется, чтобы снова вспомнить о своей функции.
"Ну вот, я больше не на грани" - так я подумал, переступив порог Мраморного  Дома, хотя думать должен был о том, что в скором времени мой старый приятель Ульфред оклимается, и извлечет меня обратно из гипсокартонной коробки с такой же легкостью, как фокусник извлекает кролика из шляпы. Затем он, конечно, уставится на меня, спросит, что я этим хотел доказать, а я даже не сумею дать ответа, либо же дам тот, что понравится ему меньше всего. "Ты придурок, Ульфред" - скажу я, потому что так оно и есть. И тут, может, он всё же не сдержится, обрушив свой кулак на мою челюсть. Ничего хорошего, да? Об этом вот и стоило подумать, но я не мог - всё продолжал представлять чертову грань, которую я пресекаю со сверхзвуковой скоростью. И представлял я её еще долго, до тех пор, пока не заметил, что на моё лицо налипла куча хлопка. На вид это был хлопок, и на вкус тоже хлопок. В зданиях, скажите вы, хлопок так не летает, и окажетесь правы как никогда, если, конечно, здания и мосты не являются одним и тем же. Дома, они ведь с крышами и стенами, верно? Они, если и со стальными каркасами, то не тянутся вдоль реки? В домах живут и укрываются от непогоды, тогда как от мостов в этом деле проку нет. И я, если уж не совсем выжил с ума, нахожусь теперь совсем не в доме, потому что даже законченный безумец не станет здесь укрываться и жить. Старый добрый мост: длинный и узкий. Сотканный из огромный тросов, ноющих подобно старческим суставам. Такую исполинскую штуку за дверью никак не скроешь, и уж тем более не доверишь дубоголовому Ульфреду её охрану. Сомнений не было: за мной, передо мной и подо мной протягивался мост. Но почему он оказался на месте лучшего в городе борделя, я знать не знал.
- Решил променять шлюх на обогащающую кислородом прогулку? - послышался вдруг голос за моей спиной.
- Вы...тот тип. 
- Внешности не отталкивающей, но и не приятной, - удовлетворительно кивнул мой собеседник. 
- Если не представитесь, буду называть вас мужиком из вагона.
- Ваше право. 
- А ваше?
- Что, моё? - засмеялся вдруг мужик из вагона. - Право? Не знаю. О таком государство заботиться должно, разве нет?
- Тогда лучше скажите, в чем ваша обязанность.
- Вы как-то слишком уж категоричны. Если не право, то сразу обязательство. А я, может, на этот вопрос ответа тоже не знаю.
- Ну, откуда вы знаете, о чем я подумал, глядя на вас в поезде, сказать-то можете?
- Если скажу, я вам только один ответ оставлю и тут же смету всю многовариантность. А так вы можете думать, что я телепат. Или, может, не телепат, а плод вашего воображения, настоящий ровно настолько, сколько того требует ваше воображение. А, быть может...
- Быть может, и то, и другое, да? - перебиваю я собеседника. - Но от этого, приятель, ни холодно, ни жарко. Мне не многовариантность твоя нужна, а разумный и убедительный ответ.
- Мой ответ, значит, вы убедительным не находите? - ухмыляется мужик из поезда, и ухмылка эта теперь точно делает его внешность отталкивающей.
- Ответ о телепатии? - теперь на смех срываюсь я. - Да я скорее сам предположу, что на солнце перегрелся или в поезде выпил что-то не то. На словах, видать, я тоже бредил, раз вы всё уже знаете, и, судя по положению солнца, бредил я достаточно долго. Что скажешь, а?
- Скажу, что убеждать вы всё равно не умеете. Но, раз не умеете, вам, значит, и не нужно. Лучше скажите, что делать собираетесь теперь?
- Продвигаться к городу, пока не получил еще один тепловой удар?
- И даже не поинтересуетесь, что же случилось на самом деле?
- Это вы так на эксперта в вашем же лице намекаете?
- Ну, что вы, - лицо мужика из вагона стало неожиданно смущенным, - я предложил бы вам узнать правду у парня в смотровой будке.
- Он, думаете, правду знает?
- Если знает, скажет. Так почему бы не попробовать?
- Вы бы сказали?
- Я? - мой по-прежнему безымянный собеседник теперь указывал большими пальцами обеих рук на себя, словно ответ на мой вопрос был для него огромной честью. - Ну, разумеется. Сначала правду, потом ложь, но не то и другое вместе.
- Вы со своими этими ответами, кажется, немного зазнались.
- Правда? Ну...это уже всё равно неважно. Вы лучше правду пойдите узнайте.
- А вы что делать будете? - сам не зная, зачем, спрашиваю я.
- Я вас здесь подожду.
- Это еще зачем?
- Чтобы рассказать историю, когда вы вернетесь. Да, право же, что вы так на меня уставились? Идите уже, идите. Мне пора преступить к ожиданию.
Ну и что здесь делать теперь? Спорить с этим чудилой уж точно не стоит - он же меня до смерти заболтает. Хочешь, чтобы я отправился в смотровую будку? Так и быть, мужик. Никаких проблем, пойду. Но ты бы мне лучше сказал, что это такое ты снова насвистывать принялся. 
- Моё имя... - кричит от мне, когда я отдаляюсь на шагов десять, не меньше. - Карнавал. 
- Что? - переспрашиваю я, не оборачиваясь.
- Песня такая. Моё имя - Карнавал. 
- Мне, значит, вас теперь Карнавалом называть что ли? - говорю я, но получается слишком тихо, и собеседник мой возвращается к насвистыванию мелодии. 
Оборачиваюсь, только достигнув смотровой будки, но мистеру Карнавалу я уже не интересен. Тот теперь увлеченно разглядывает одно из креплений, то ли пошатываясь, то ли пританцовывая на месте. А за моей спиной нависает будка, несуразно высокая, безобразно накренившаяся к ступеням, соединяющим мост с перроном. Окна, все за исключением одного, заколочены досками, что само по себе вызывает нехилые сомнения касательно предназначения постройки. Куда ты идешь? В смотровую будку без окон, спрошу, не видел ли чего сидящий в ней тип. Решит, наверное, что я издеваюсь, пошлет ко всем чертям.
- Хватит уже топтаться у входа, заходи! - слышится вдруг голос из будки, приглушенный, как и полагается любому голосу, звучащему из такой постройки.
Вот тебе и еще один шаг. Дверь поддается легко, а за ней - море света, как если бы крышей в будке служил сам небесный купол с солнцем, подвешенным на невидимой проводке. Разгар летнего денька в заколоченной досками постройке, а под ногами - мост. И, стало быть, ни в какой я не будке, а снова там же, откуда и пришел. Думается мне, все двери и здания сегодня против меня. Неизбежно ведут в одном направлении, подальше от себя самих. Хотят, наверное, чтобы я побольше свежим воздухом дышал, о здоровье моем заботятся.
- Теперь готовы слушать историю? – спрашивает стоящий поблизости чудак-Карнавал, и голос его преисполнен терпением.
- У меня есть выбор?

-Ну, вы по-прежнему можете выбрать, когда будете её слушать.
- Значит, нет, - киваю я.
- В общем... - собеседник резко переводит взгляд на свои руки, а затем начинает отряхивать себя от налипающего хлопка. Только теперь я замечаю, что костюм его цвета моста. Черный, ухоженный, как металлические балки, но все же местами потрепавшийся и выцветший под воздействием времени. Конечно, чтобы такое заметить, подобраться нужно достаточно близко. Необходимо всмотреться. А на мосты, сами знаете, так никто не смотрит. Как и на людей им подобных.
- Раз уж вы так любезно согласились меня выслушать, - продолжает он, - я вам всё расскажу прямо сейчас. Но, предупреждаю, слушать придется внимательно.
- Честное слово, мужик, хватит уже душу травить. Хотел говорить - говори.
- Это, как я уже сказал, просто история, и оттого место действия значения не имеет. Но вы всё же попытайтесь представить городок. Маленький, с выстроившимся в ряд коттеджами и единственным мотелем на обочине. Людей там мало, но те, кто там оказывается, никогда не уезжает, а те, кто проезжает мимо, предпочитает там не оказываться. И не то чтобы в городе этом было что-то плохое - просто выглядит он страшновато. Точь-в-точь с обложек долларовых ужастиков. Как будто им одним и вдохновились все авторы тех историй. И ассоциация эта до чертиков пугает всех проезжающих поблизости. С этим, стало быть, нужно что-то делать. А они могут сделать только одно - предупредить других, и тем самым уберечь их от своей участи. В общем, возвращаются они домой и начинают рассказывать всем соседям, до чего же кошмарный город им довелось повидать. «И что же в нем такого страшного?» - спрашивают те? А рассказчики отвечают, мол, в местечке этом адском люди пропадают. И воздух там спертый, будто десятки лет что-то разлагается в земле. «Серьёзно?» - не без удивления спрашивают соседи. Ну, конечно, серьёзно. Как о таком можно врать? Не город, а жуть - уж поверьте. Разбойники снуют улицами средь бела дня, внося разруху туда, куда она еще не успела добраться, быстрее, чем ты успеваешь моргать. Всё еще не верите? Да вы других спросите, если сумеете отыскать. И наивные соседи, конечно, верят. Пересказывают историю своим знакомым, а те - своим. Так продолжается до тех пор, пока легенда эта не добирается до городка, которому она своим существованием и благодарна. Тогда мэр собирает совет из самых важных городских шишек и говорит: "Сегодня, впервые за последние полвека, на повестке дня важный вопрос. Нам, господа, срочно требуется дюжина разбойников, и ни одним меньше". "Зачем нам может потребоваться столько разбойников, господин мэр?" - спрашивает какой-нибудь председатель. "Дело в слухах, - серьёзно отвечает мэр. - Раз от них нам не отделаться, можно, по крайней мере, попробовать им соответствовать».
Обождав около минуты и убедившись в том, что продолжать рассказ мой собеседник не намерен я спросил: 
- Всё? 
- Да, - соглашается он. - Того, что я сказал, вполне достаточно.
- И какие выводы, по-вашему, я должен извлечь из этой истории?
- Вы мне скажите.
- Я, по правде, ни черта не понял. Может, всё-таки подскажите?
- Уверены, что сами поразмыслить не хотите?
- Да, как-то обойдусь
- Я эту историю только по одной причине выбрал. Но, кстати, по этой же причине подойти могло и множество других. Уверен, вы все их знаете, но раз думать самостоятельно вы сегодня не хотите, так и быть, поясню сам. Видите ли, дело в разрушениях, которые разбойники наносили быстрее, чем кто-то там успевал моргать. Именно этот маленький факт делает мою историю куда реальнее вашей.
- Моей? - глупо повторяю я.
- Ну да, всей этой заварухи с дверями и мостом. А всё почему? Да потому, что в моем рассказе действующие лица моргают. Даже упомянуть не ленятся. А вот вы, например, когда в последний раз моргали?
- Я...не думаю, что сейчас хорошо вас понимаю.
- Всё вы понимаете. Просто думать так не хотите. Но пора бы вам уже начать, потому что факты никуда не денутся.
- Да какие, черт побери, факты? - срываюсь я на крик.
- Не нужно кричать. - спокойно отвечает человек в костюме цветам моста. - А вопросы задавать нужно. Но лучше другие. Или спрошу я. Часто вы, к примеру, моргаете во сне?
- Я? Да что...
- Не можете вспомнить, верно? Должно быть, потому, что никакой необходимости моргать во сне нет. Как нет её и здесь.
- То есть, - я не перестаю кричать, не обращая внимания на замечания собеседника, - всю эту болтовню я слушал для того, чтобы узнать, что я сплю. Или, хуже того, сдох? 
- Я просто подумал, вам будет интересно узнать, что вы пребываете в отключке. И да, в какой-то мере грезите. 
- Грежу, значит... - плюхаюсь я на зад, ощутив, что сил балансировать на ногах, внезапно налившихся свинцом, у меня больше нет.
- Помните, как это произошло? 
- Как я отключился? Нет. 
- А это помните? - слегка приподняв рукав пиджака, мой собеседник обнажает полоску бледной кожи, а за ней - еще одну, поблескивающую на солнце. Серебряный ролекс без секундной стрелки, точная копия утерянного мной по пути в город, теперь красуется на руке чудака в костюме. 
- Это мой? - уточняю я, хотя в ответе уже уверен.
- Думаю, да. Но в жизни я бы вам так ни за что не ответил. Там такое называется воровством и вроде не особо приветствуется. Так что, видите, у этого места тоже есть свои плюсы. Бить по вас по голове я бы здесь тоже не стал. 
- Наверное, потому, что часы уже у вас.
- Да, - рассеяно отозвался мой собеседник, - скорее всего. Но отчаиваться, думаю, еще рано. Скоро поезд прибудет на станцию, и вас найдут. Осмотрят, приведут в себя. Скажут, вы стали жертвой, попросят дать показания.
- Показания? - фыркнул я. - Смеетесь? Из-за часов?
- Из-за травмы. Что вы им скажете? 
- Не знаю, - пожимаю я плечами. - Сначала правду, потом ложь, но не то и другое вместе.