Акт первый

Генри Темплтон проработал смотрителем часовни на окраине кладбища сорок один год, но так и не узнал о том, что небольшая коморка у входа ведет не только к четырем стенам, но и к подвалу, связанному узким туннелем с фамильным склепом Эрлингтонов. Об этом Генри не ведал так же, как и о том, что жидкий кислород замерзает при 50 по Кельвину, а Рональду Рейгану было присвоено звание лейтенанта в 1943. Однако если эта информация могла Темплтону  никогда не пригодиться, то знание о наличии в часовне подвала играло в его жизни чуть ли не самую решающую роль. Переоценить эту роль было тяжело, и, если вам хотя бы раз доводилось спасаться от пожара, вы наверняка согласитесь с тем, что дополнительные выходы из здания, объятого пламенем, в такой ситуации бесценны. Согласились бы вы и с тем, что Генри Темплтон смерти от огня никоим образом не заслужил. И хотя сам он столкнулся бы с некоторыми сомнениями, услышав этот тезис, уверяю вас, к его образу жизни это не имеет никакого отношения. Просто таким уж Генри был человеком, сомневающимся. Никогда не говорил наверняка, всегда держал слова при себе. Не сомневался он только в одном – в своем шефе. А шеф не выказывал сомнений в нем, правда, уже по совершенно другой причине. Собственно, по этой же причине, он так ни разу не появился в здании суда и проиграл все иски, по ней же он не исцелил ни одного страждущего, и по ней же не сумел спасти своего верного слугу от пожара. Возможно, появись он наконец перед Темплтоном, то первым делом заметил бы, что не любит, когда его называют «шеф», потому как привык должности более скромной – Бог. Да, просто Господь, дружище. Не нужно изобретать колесо дважды. Говорю же, просто Господь. Вот так ему полагалось ответить, но, видимо, Генри из часовни кричал недостаточно громко, еще и с неугодной шефу интонацией. По этой, а также по множеству других причин, встреча работника и работодателя так и не состоялась. Генри Темплтон скончался в половину одиннадцатого, тщетно пытаясь выбить окно ножкой кресла викторианской эпохи. Умер Генри с мыслью о том, как всё же хорошо быть Темплтоном и работать в часовне, и некоторым замешательством на лице, происхождение которого навсегда останется загадкой.

На этом роль Темплтона в данной истории заканчивается. Как потом напишут в отчете, пожар – был происшествием совершенно случайным, а на случайностях, если, конечно, не хочешь загнать себя в глухой угол, лучше не зацикливаться. По правде, жизнь церковного служки при сложившихся обстоятельствах мало кого заботила. В глазах полиции и администрации кладбища он был скорее не жертвой,  а виновником. Причем, виновником, позволившим сгореть огромному количеству древесины. Поэтому-то в поджоге никто не видел смысла, толкуя его как инцидент исключительно произвольный. Ну, сами подумайте, зачем уничтожать такое древнее и красивое здание, если можно просто подкараулить Темплтона и перерезать ему глотку? «Если кто-то и хотел его убить, - заявил детектив Харпер, одним из первых явившийся на место происшествия, - ему сейчас должно быть очень стыдно. Так не разбираться в убийствах: сжигать здание ради одного человека». Должно быть, Харпер и приехал только для того, чтобы об этом сказать. Сразу было видно, фразу он готовил заранее, и, конечно же, искренне верил, что звучать она будет подобно одной из реплик детективов в фильмах пятидесятых. И фраза эта, следует заметить, действительно звучала неплохо. Её непременно оценил бы Рэйлан III, однако он уже давно покинул территорию кладбища и сейчас уверенно продвигался по южному шоссе на своем стареньком трейлере, который за ночь успел прибавить несколько лет благодаря следам случившегося поблизости пожара.

О пожаре в часовне Рэйлан знал не понаслышке. Более того, теперь он был единственным на свете человеком, располагающим информацией о личности истинного убийцы бедняги из часовни. Проблема состояла разве что в том, что о пребывании какого-то человека в здании на момент его возгорания он не знал, поэтому пресловутый убийца в памяти Рэйлана проходил как ублюдок с кредитом. Не убийца, а просто ублюдок.

То, что Редьярд Кимбл в жизни никого не убивал, Рэйлана интересовало мало. Достаточно было и того, что Кимбл носил маленькие противные очки, держащиеся исключительно на носу, и давал людям кредиты, которых тем не выплатить вовек. Сам Кимбл, разумеется, считал, что его работа приносит неоценимую пользу, и называл себя профессионалом от пальцев ног до волос на голове.

У Редьярда Кимбла была небольшая, но очень добротная контора, где проходили все его встречи с клиентами. Аренда помещений стоила дорого, так что довольствоваться ему приходилось небольшой комнатушкой. Порой стены начинали давить со всех сторон даже на него самого, но, каждый раз, когда в голову Кимбла прокрадывалась мысль о том, что больше он не выдержит, за ней тот час же врывалась радость от осознания того, что он выплачивает аренду, а не ипотечный кредит. И всё же Кимбл был профессионалом. Это значило, что за всё время своей работы он не допустил ни одного подобного рассуждения вслух, тем более, перед своими клиентами. Кимбл всегда считал, что его бесчисленные таланты должны найти применение в социальной сфере. И, раз он не смог стать психологом, как всегда хотел, вполне сойдет работа эксперта по особым кредитам. Для него это была должность ничуть не сковывающая, но расширяющая потенциал. Подумать только, столько человеческих судеб в твоих руках. И управляешь ты ими не посредством какого-то эфемерного мозгроправства, а самым что ни на есть прямым путем – через кошельки. А кошельки, как полагал Кимбл, куда надежнее человеческих душ. Быть может, именно поэтому карманники отдают предпочтение им.  К слову, в карманниках Редьярд тоже разбирался. Еще в университете ему довелось изучать несколько правовых дисциплин, которые впоследствии его заинтересовали и вдохновили на собственное исследование. Само же исследование вылилось в книгу «Убийцы по имени Кристофер и где их искать». Это была первая и последняя книга Редьярда Кимбла, но стала она такой вовсе не потому, что людям не интересно. «Просто, - пояснял Кимбл, - мое исследование слишком специфическое».

Впрочем, специфической была не только книга, а и просьба, с которой Рэйлан Харпер III  обратился к эксперту по особым кредитам. Едва нога первого преступила порог конторы, тот сразу же принялся рассказывать свою историю. Говорил он долго, однако осознавал, что даже секундное молчание может позволить второй стороне вклиниться в диалог и тем самым сделать его еще продолжительнее.

- Значит, вам не нужна квартира? – переспросил Кимбл, когда клиент наконец выдохся.

- Нет, - Рэйлан перевел дыхание и энергично замотал головой, - говорю же, мне нужно место на кладбище.

- Вы хотите сказать, что ваша работа не позволяет вам приобрети кусок земли для захоронения тела?

- Я хочу сказать, она не позволяет мне приобрести его сразу. А выкупать землю порциями – несколько нелепо, не думаете?

- Ваша правда, - хохотнул Кимбл, и очки на его носу слегка подпрыгнули, а затем приземлились обратно, слегка сместившись вбок.

- Так вы можете это устроить или нет?

- Вы читали надпись на моем кабинете? Даже если не читали, не важно. Я всё равно скажу вам, то там написано – эксперт. И, знаете, я ведь много лет угробил на то, чтобы на двери моего кабинета появилась такая надпись. А это, в свою очередь, знаете, что значит?

- То, что вы очень любите надписи на дверях?

- Ваша ирония здесь ни к чему мистер эээ…

- Харпер.

- Харпер, - Кимбл согласно кивнул. – Так вот, мистер Харпер, не нужно смеяться, потому что именно эта надпись спасет ваше положение.

- Прямо отвалится от двери и пойдет разбираться с кладбищенской администрацией?

- Если вам приятно так считать, пусть так и будет, - снисходительно улыбнулся Кимбл. – Процесс не должен вас занимать. Просто заполните бумаги, укажите свою информацию и приложите кое-что от себя.

- От себя?

- Ну да, у вас отличный слух, к чему переспрашивать? Просто приложите объяснительную, где будет указано имя вашего брата, его диагноз и приблизительное количество месяцев, которые он планирует провести в нашем мире прежде, чем перешагнет порог.

- То есть, для вас важно, чтобы я написал, когда конкретно мой братец помрет?

- Вы ведь не забыли, что берете в кредит место на кладбище для пока что живого человека? Это, знаете ли, наталкивает на мысли. И дабы эти мысли развеять, мне потребуется объяснительная.

- Вам виднее. Давайте вашу чертову бумагу.

Именно в конторе Редьярда Кимбла впервые за всю свою жизнь Рэйлан написал объяснительную. По правде, вопросов там было больше, чем утверждений, но кто станет заставлять переписывать какую-то записку человека, у которого и так полно бед?

- Скажите только одно, - начал Рэйлан, протягивая бумаги эксперту по особым кредитам.

- Я вас слушаю.

- Но пообещайте сказать правду.

- Правду? – озадаченно переспросил Кимбл. – Право же, мистер Харпер, мы живем в цивилизованном обществе.

- Тогда, по крайней мере, попытайтесь.

- Да спрашивайте вы уже, спрашивайте. Всё равно ведь не уйдете, пока не зададите свой вопрос.

- Это не какой-то обман?

- Лучше скажите мне сами, можно ли считать обманом требование денег с мертвеца за место его упокоения?

Слова эти, может, и не дали Рэйлану необходимого ответа, но всё же убедили в том, что выхода у него всё равно не было.

-Постойте, - вскрикнул вдруг Кимбл, когда клиент его уже развернулся и направился к двери.

- Мы не попрощались, как следует.

- А как следует? – Рэйлан резко развернулся на каблуках в сторону Кимбла, уже успевшего пробраться к выходу через бесчисленные стопки бумаг, стоящие на полу.

- Нужно пожать друг другу руки.

- Вас этому специально учили.

- Нет, - ответил Кимбл в смятении, - что вы, нет. Мне просто кажется, это вежливо. А вежливость – это, понимаете, очень по-христиански.

- По-христиански, значит. Вы Библию, что ли, читали?

- Не читал, конечно. Но знаю оттуда самое важное – не убий.

- Да, отличная цитата. Наверное, кто-то даже тату с ней набил.

- У вас какая-то патологическая склонность издеваться над всеми, кто проявляет к вам вежливость?

- Не думаю. Скорее всего, я просто озвучиваю больше мыслей, чем, например, вы.

- Ваше дело, - Кимбл пожал плечами. - Так что, будем пожимать руки?

- Если это для вас так важно…

Таким образом Рэйлан Харпер IIIи Редьярд Кимбл скрепили рукопожатием сделку, которая в конечном итоге сделает их соучастниками убийства человека, не известного ни одному из них.

Акт второй

Рэйлан очень жалел, что не может свободно передвигаться на трейлере, но в присутствии брата об этом молчал. Второй, конечно, ни за что бы не обиделся, и, может, даже позволил братцу колесить с утра до вечера, но Рэйлан прекрасно знал, что этого он набрался в клубе больных раком на последней стадии. Все умирающие становились добрее. И чем ближе они подходили к финальной черте, тем заметнее становилась их доброта. Этот процесс Рэйлан наблюдал с самого начала, и если пару лет назад он еще радовался уступкам брата, то сейчас он был готов удавить Энди за столь будоражащую мягкотелость. «Ну же, - думал порой Рэйлан, - ты же мужик. Мужик с метастазами? Да. Мужик, выворачивающий содержимое своего желудка на махровый коврик четыре раза в день? Да. Но, мать твою, мужик с яйцами, прав я или нет?». А затем к Рэйлану приходило осознание, что прав он скорее с точки зрения анатомической, нежели с какой-либо другой. И осознание это точило его разум медленно, но необратимо, подобно тому, как вода точит вековые камни у речных берегов. А быстрое и неумолимое течение несло его к самому устью реки, полнившегося водами страха. Рэйлан понимал, что с жаждой спорить брата покидает жизнь, но говорить об этом не мог, как не смел и заикаться о том, чтобы добираться на трейлере в контору мистера Кимбла или к себе на работу. Теперь его тешили воспоминания о былых временах.  Энди тогда был совершенно другим. К слову, это именно из-за него Рэйлан три года считал, что в трейлере работает только одна радиостанция, постоянно транслирующая единственный альбом  CreedenceClearwaterRevival. “Нет там никакой кассеты, братишка. Можешь не тратить время на проверку. Я вчера сам проверял, и вот, что я тебе скажу: в то отверстие кассеты даже не пролазят». Ну как в такое не поверить, а? Особенно, если это его раздолбайское величество Энди Харепер смотрит тебе в глаза и говорит с самым что ни на есть честным лицом. С таким лицом ни один политик говорить не мог, а Энди мог. Да, чтоб его, сам Никсон со всеми его историями о Вьетнаме еще ни разу не сравнился с Энди Харпером. По крайней мере, так говорил Энди. А Рэйлан ему верил, как верил бы любой младший брат.

Вот только теперь сил на ораторство у старшего Харпера было всё меньше. Один только его вид вынуждал Рэйлана проводить наиболее неприятные приготовления из всех, что только можно представить. Разум его теперь постоянно был на взводе, но вряд ли это могло что-то исправить. Что толку прислушиваться к каждому шороху, ожидая приближения врага, если одолеть оппонента ты всё равно не в силах? Это, как понимал Рэйлан, была одна из тех вещей, которые люди привыкли делать. Если ваш родственник смертельно болен, вы просто обязаны не спать ночами, караулить у его постели и пялиться на его лицо, высматривая наименьшие перемены в мимике. Проведя за этими занятиями немало времени, старший брат привык запоминать всё. Фиксировать любые перемены, любые странности. Не для того, чтобы спасти жизнь Энди, но для того, чтобы всегда быть готовым, если вы понимаете, о чем речь. Это было важно само по себе, и, вероятно, именно поэтому Рэйлан думал, что запомнит ночь ухода брата до мельчайших подробностей. Однако из всех элементов, составляющих безобразный и в своей безобразности кошмарный пазл, запечатлеть в памяти ему удалось только время и глаза. Время он запомнил потому, что оно тогда остановилось и осталось только на часах. Минутная стрелка всё смещалась и смещалась, спеша очертить очередной круг, но всё остальное точно замерло. Трейлер, стоявший на одном месте уже вторую неделю, успел нехило погрязнуть в земле, мокрой от постоянных дождей. А внутри Энди всё глубже и глубже погрязал в своей постели. Казалось, что-что уже начало затаскивать его в самую землю, и именно это пугало Рэйлана больше всего. Если говорить о вещах, которые его пугали, второе место можно было смело отдавать глазам брата. Серые, глубоко посаженные глаза, начали выцветать и теряться в бледноте лица Энди. Но настоящий кошмар, понимаете, поистине настоящий, начался в те последние минуты, которые часы так стремительно выписывали на циферблате. Тогда Энди начал блекнуть целиком.

- Я бы предложил отнести тебя к озеру, - начал Рэйлан, ощутив острую необходимость заполнить чем-то надвигающуюся пустоту, - но оно отсюда в двадцати ярдах, а я даже сквозь дверь не смогу протащить тебя с этой кроватью. Может, ты помнишь, дверь сломалась…

- И ты, олух, решил её не чинить? – Энди пытался говорить как можно четче, подавляя любые проявления дрожи в голосе.

- Всё упирается в деньжата. Так что у меня, можно сказать, был выбор: ты или дверь.

- Ну, дверь, по крайней мере, можно починить, - хрипло засмеялся Энди.

- Но, думается мне, компаньон из неё не ахти.

- Вот и славно, что  этого у меня не отнять.

- Если хочешь, я могу эту чертову дверь приоткрыть, насколько она мне там позволит. Божественного вида не обещаю, но за пьянчужками, вываливающимися из мотеля через дорогу, точно понаблюдать сможем.

- Всегда знал, что в поисках развлечений нашему Рэйлану равных нет.

- Славно, - ухмыльнулся Рэйлан, - что этого у меня не отнять.

Так они и просидели до самого рассвета, обсуждая сомнительно вида персонажей в ободранной одежде, направляющихся то в сторону мотеля, то от него. Энди сказал, что ему это напоминает товары в супермаркете, проезжающие на бегущей ленте, а Рэйлан только поинтересовался, кому могло потребоваться покупать столько алкашей за одну ночь. Потом были еще разговоры, а потом Энди сказал, что готов поклясться, у него прилив сил.

- Может, к утру я и сам смогу дойти до этого твоего озера, - говорил он, сам не замечая, как начинают закрываться его глаза.

«Странные предсмертные слова, - думал Рэйлан много дней спустя, - никогда такого не слышал».

С этими словами в жизнь Рэйлана пришли не только новые хлопоты, но и вопиющее ощущение нереальности. Остановившись ночью, время изо всех сил упиралось и отказывалось идти дальше. Рэйлан ощущал это по тому, как сам он становился слишком большим для времени, не желающего расширяться. Казалось, тяжестью своих же мыслей он сейчас порвет тонкую временную пленку и вывалится туда, где ему точно ни за что не зацепиться. То, что это были лишь мысли, Рэйлан тоже понимал, однако противостоять им не мог. По крайней мере, не так сразу.

Когда в твоем трейлере лежит бездыханное тело, не так-то просто застыть и никуда не сдвигаться. Может, это и более предпочтительный вариант, особенно, для тех, кто считает, что, если не двигаться самому, время тоже двигаться не будет, но всё же этот вариант обладает рядом изъянов, и Рэйлан с ними мириться не мог. Нужно было что-то делать. Именно так младший, а теперь единственный из Харперов, и проговаривал это в мыслях – делать что-то. Что-то звучало куда приятнее, чем похороны, и не вызывало столь навязчивых ассоциаций со склепами, надгробиями и нашествием восставших мертвецов.  Однако даже такая удачная замена понятий не отменяла того факта, что Рэйлану придется договариваться с ребятами из похоронного бюро, чтобы те собрали его брата в последний путь.

- Можете не волноваться, мы все сделаем, - уверял его дедок, чье тело за долгие годы жизни стало таким же сухим, как и древесина для гробов.

- Да я просто спрашиваю, - отвечал Рэйлан. – Я, как только сумел вытащить трейлер из этого болота, сразу примчался к вам. И только по дороге сюда я уже подумал, что, может, стоило вам позвонить. Я, по правде, вообще не знаю, заявляются ли к вам просто так люди со своими умершими или договариваются с вами заранее.

-Думаю, вы хорошо понимаете, мистер Харпер, что смерть – это не та штука, о которой договоришься заранее.

-Да…да, конечно. Я вообще-то не о том. У меня просто сегодня язык… Ну знаете, заплетается.

- Это и понятно. К тому же, вы, сразу видно, человек заботливый. Не поленились нормальные похороны устроить вместо того, чтобы просто сжечь тело.

- На самом деле, это Энди не хотел, чтобы его сжигали. Хотел быть в земле. «Стану удобрением и еще какое-то время смогу приносить пользу» - так он говорил. Не очень красиво, наверное, но практично.

- Практично не то слово, мистер Харпер.

- В общем, я знаю, что вам здесь все о своих мертвых рассказывают, хотя вам до них никакого дела нет. Я не хотел бы ваше время отнимать своими историями, но так почему-то получается.  Мне вообще лучше уйти, раз я вам здесь уже не нужен. Просто время тяну ведь… И напрасно тяну. Энди-то теперь не мучается. Ему, может, даже лучше, чем при дерьмовой жизни.

- Жизнь, говорите, дерьмовая, мистер Харпер? – рассмеялся вдруг старик, и смех его напомнил Рэйлану скрип старых деревянных досок. – Вот все так говорят, а, если посмотреть, никто не знает, что имеет в виду. Наверное, просто принято у живых на жизнь жаловаться, вот они и делают это, пока могут. Но вы сами лучше о другом подумайте. По-вашему, плохая жизнь была у вашего брата? Ну, так представьте хотя бы на секунду, каково быть мылом. Каждый день тебя хватают десятки грязных рук, трут тебя, трогают со всех сторон, заставляют пропитаться той самой грязью, а потом окунают под струю воды и бросают обратно на холодную подставку всего такого скользкого и мокрого. Потом еще раз, и еще. День за нем так, пока ты наконец не растворишься в воде целиком. Вот это я называю дерьмово, а  жизнь вашего брата, она, думается, всяко лучше.

Рэйлан из этой речи понял далеко не всё, но спорить он точно не хотел, поэтому коротким кивком выказал всё свое согласие, а затем добавил:

- Мне и вправду лучше уйти.

- Удачи вам, мистер Харпер. Или что вам там еще понадобится.

А, что касается Рэйлана, он тогда и вправду не знал, понадобится ему удача или нет. Как не знал и того, что куда большую необходимость в этой самой удаче испытывает незнакомый ему мистер Темплтон, верноподданный самого Господа и просто очень хороший человек, никак не заслушивающий гибели в пожаре.

Акт третий или просто финал

Сложнее всего было с отмазками. Здесь на второй план отступала даже тоска, являющаяся обязательной для всех, кто в недавнем времени потерял родственника. Сейчас грусть Рэйлана должна была достигнуть своего пика, миновав корявые склоны смирения и осознания. По всем расчетам Рэйлан  должен был находиться на вершине, водруженной из всего этого похоронного дерьма с его обязательными, неизменными обычаями. И, может, порой так и было. Бывали дни, когда Харпер младший был готов поклястся, что всем телом ощущает тот самый пронизывающий ветер, о котором так часто говорят пережившие горе. "Не ветер, что завывает на улице самой холодной ночью, разбрасывая мусор по аккуратно убранным улочкам, но ветер, что рвется сокрушить твое тело, собрав всю мощь в незримый кулак. Такой бывает только на вершинах гор. Тебе, мальчик, доводилось забираться на вершины?" - так говорила миссис Тревис, и Рэйлану её слова запомнились очень хорошо, несмотря на то, что со дня, когда он покупал у старушки трейлер, оставшийся ей от покойного мужа, прошло много лет. Раньше Рэйлану слова эти представлялись просто красивыми. Изящной конструкцией, заключающей в себе столько человеческих страданий, что сложно даже представить, как вся эта отвратительная начинка не обезображивает свое вместилище. Надо полагать, так слова воспринимаются каждым, кто выуживает их слог за слогом из книг или чужих уст, однако перед тем, кому доводилось столкнуться с описываемыми ними явлениями, слова предстают в совершенно ином обличии. Так и теперь, в ситуации Рэйлана, слова вынуждены были отказаться от повествовательной функции и довольствоваться функцией описательной. В этом деле описание было самым важным. Вряд ли, полагал Рэйлан, он сумел бы понять, что это за жуткий ветер на вершине, без слов миссис Тревис. И все же ветер этот был гораздо слабее, чем предсказывалось. Достаточно сильный, чтобы заставить Рэйлана помнить о своем положении, но и в половину не такой сильный, чтобы позволить забыть о необходимости поиска отмазок.
С этими отмазками было сложнее, чем с предыдущими. В тот раз от Харпера младшего требовалась изобретательность, да и только. Вы и сами это наверняка поймете, если вам когда-то доводилось объяснять всем знакомым, что похоронной церемонии не будет, несмотря на то, что все мы безмерно любим ушедшего от нас приятеля. Просто (а следующее предложение важно начать именно с этого слова, дабы никто даже не пытался думать о сложном жизненном положении) он никогда не хотел внимания к своему бездыханному телу; хотел, чтобы его запомнили живым, понимаете? И все непременно скажут, что понимают, а вы быстро отведете взгляд на случай, если там решит промелькнуть бегущая строка с текстом вроде «ДА У МЕНЯ ПРОСТО НЕТ ДЕНЕГ НА ПОХОРОНЫ, МАТЬ ВАШУ. ЧТО ТАМ ПОХОРОНЫ? У МЕНЯ ДАЖЕ НА ТУАЛЕТНУЮ БУМАГУ ДЕНЕГ НЕТ».
Если провернуть всё достаточно быстро, ни у кого даже подозрений не возникнет. Пара слов, и больше никаких вопросов. Проще некуда, а? Совсем не так сложно, как объяснить, почему мертвого выселяют с его места на кладбище за неспособность оплатить кредит. «Просто» здесь уже не поможет, а всё потому, что совсем непросто объяснить, каким образом изменились условия кредитирования. Да это просто чертовски сложно, чтоб его, и ничего с этим не поделать. Хотите подсластить пилюлю? Скрасьте историю анекдотом. Ну, или хотя бы смешной ремаркой, если уж совсем не помните анекдотов. «Да-да, вы всё правильно расслышали, моего брата выселили с кладбища. Да, это значит, что вы не сможете его проведать. Но, знаете, что? Выкапывают тела они гораздо быстрее, чем закапывают». Это довольно забавно, не сомневайтесь. Но и улыбок до ушей лучше не ждите. По правде, лучше вам вообще ничего не ждать, а проваливать куда подальше, попутно рассуждая о том, что делать с телом, и проклиная обладателя этого самого тела за нелюбовь к кремации. Запрыгивать в трейлер нужно как можно скорее, и ни в коем случае не думать о том, чтобы припарковаться на ночь вблизиэтой миловидной часовни, подпереть гробом её стену и развести огонь. Не просто какой-то огонь, что вы, нет, а согревающий огонь, призванный уберечь вас от холода и не позволить стучать зубами. Это, может, чуть ли не самый лучший огонь после того, на котором Квинси, пожилая владелица забегаловки в сорока милях от кладбища, готовит свои фирменные окорока, но даже этот огонь поджигает древесину и с невероятной легкостью перебрасывается на близлежащие здания. Этот огонь, как и любой другой, любит жечь, и он совершенно неразборчив в своих предпочтениях. Конечно, при других обстоятельствах огонь, быть может, и пощадил бы мистера Темплтона, узнай он о том, сколько пользы за свою жизнь принес безызвестный смотритель часовни. Но он об этом ничего не знал. Как и мистер Темплтон не знал о том, что из часовни наружу ведет тоннель, пресловутому огню неподвластный.