Нужно просто уметь вовремя извлекать ответы. В противном случае они продолжат выстраиваться в очередь друг за другом, а когда места станет совсем мало, собьются в ком. На первый взгляд это даже хорошо – целый ком ответов. Подумать только, да? Но если вы присмотритесь, то сразу заметите, что ком этот занял всё место без исключения и застрял настолько плотно, что вам его не извлечь вовек. Сколько бы вопросов вы теперь не задавали, ответов вам не получить. Они где-то там, в самом конце, становятся частью огромного кома. Они смеются над вами и заплетаются в замысловатые узоры из слов. Ликуют лишь потому, что вам до них не добраться. Вот в этом, пожалуй, вся ирония. Терпение полезно в меру.
Моя мать всегда говорила, что терпение – удел мудрецов, а отец, заглядывая в очередную бутылку, извлекал оттуда истину, согласно которой терпение для трусов. Кому из них верить, я не знал, поэтому подбрасывал монетку. А монетка, в свою очередь, поворачивалась то одной стороной, то другой. Почти равное количество раз. Достаточно весомый аргумент в пользу того, что в терпении должна быть мера.
Если подумать, это даже странно. Мера непременно должна что-то мерить, а, чем мерить терпение, я не знал. Знал только, что никаких минут или часов для него не хватит. Это для нас минуты способны обратиться в вечность только от одного запаха или прикосновения. Мы любим застревать, погрязать во фрагментах настоящего, если изволите. Любим хвататься за один единственный миг потому, что знаем, как легко он может он ускользнуть, стоит только отвернуться. Знаем также то, что никакого настоящего нет, а есть лишь пропасть между прошлым и будущим, неизмеримая то ли потому, что она невероятно мала, то ли потому, что протягивается она куда-то в вечность. Может, именно в таких пропастях стоит мерить терпение. И в человеческих жизнях, которые безустанно стремятся их заполнить.
В той комнате я почему-то не помнил, как много времени мне пришлось посвятить терпению, но точно ощущал, что оно на исходе. Это был первый и единственный призыв к действию. Как говорят во всех инструкциях, сначала нужно осмотреться. А вокруг были неоновые вывески, да и только. Знаете, массивные такие, на увесистых крепежах. Последним тоже нужно было за что-то держаться, поэтому они жадно впивались в стены, а те устремлялись к потолку – единственному, что выдавало во всём этом комнату.
Если честно, я привык, что в комнатах всегда четыре стены, а здесь стен было больше, чем зубов у меня во рту. Челюсти – вот, что напоминало это помещение. Здоровенные неоновые челюсти, готовые вас измельчить при любом неверном движении. Но я не двигался, и пасть была вынуждена бездействовать.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что же конкретно в этом всём так настораживало. И, знаете, это были совсем не челюсти или как я там их назвал. Меня пугали вывески без надписей. Все до единой они были пусты. Подсвечивались по бокам, оттеняли всевозможными цветами, заставляли глаза разбегаться от неимоверного разнообразия красок, но при этом пустовали. Там не было ни слова. И, признаться, я даже подумать не мог, что так испугаюсь при появлении первых слов на одной из ближайших ко мне вывесок. Яркие точки неожиданно собрались в буквы и предоставили мне более или менее связное предложение. «Проверь яму» - гласила вывеска.
Что? Постойте, что? Это вам не ликёры от Теда и не паб под названием «Паб». Это даже не Сити Холл и не Радио Таймс. Это – «проверь яму». Целых полчаса я простоял под чертовой вывеской и прождал, пока там появится это мотивирующее и жизнеопределяющее утверждение. Мы знаем, ты долго ждал, а теперь просто проверь яму, дружище. Быть может, вы хотя бы намекнете, где эту яму искать? Ну уж нет, это всё слишком упростит, мы и так дали тебе слишком много информации.
В конце концов, вывески всё же сжалились надо мной, заменив «проверь яму» предложением более точным. «У тебя под ногами, придурок».
Еще пару минут назад я бы собственными руками отодрал эту вывеску от стены и разнёс её на сотни мелких осколков, но сейчас существительное в конце предложения казалось не таким уж оскорбительным. Придурок, вот, кто я такой. В словаре для этого слова наверняка имеется определение, хотя я и не уверен, что оно передает весь тот смысл, который в него следует вложить. Что бы там не написали, уж мы-то с вами знаем, что придурок – это человек, не знающий, что яму нужно искать под ногами.
Вывески не солгали, и, признаться, эта новость оказалась крайне приятной. Правда, в определении слова «придурок» следует еще упомянуть невнимательность. И это совсем не потому, что я хочу заставить каждого чувствовать себя придурком, а потому, что смена освещения в комнате – это, пожалуй, то, что следует замечать. Такое заметит каждый. Каждый, кто не является мной. Я же обнаружил, что в комнате изрядно потемнело только в тот момент, когда нагнулся осматривать пол в поисках ямы. Единственным источником света теперь служили грозно нависающие вывески. В их свете, казалось, моё тело переливается всеми цветами радуги. Я словно был зеркалом, в котором каждая из вывесок горделиво высматривала себя. Всё это было в какой-то мере даже приятно, вот только совсем не помогало осмотреть почву или что там находилось у меня под ногами. Здесь действовать приходилось на ощупь. Мои пальцы беспорядочно сновали туда-сюда в попытке обнаружить топологические дефекты находящейся подо мной поверхности, а сам я уже начинал проклинать вывески за их тщеславие, когда мизинец и безымянный наконец уперлись во что-то шершавое и угловатое. Как я уже говорил, вывески не солгали. Схватив обнаруженный объект обеими руками, я пришел к выводу, что это коробка, а раз это коробка, её наверняка следует открыть.
Не могу сказать, что я хотел достать оттуда что-то конкретное. Хотеть чего-то определенного можно только в том случае, если точно знаешь, чего тебе не хватает. Вот, например, если тебя забросили на необитаемый остров без еды и одежды, ты наверняка будешь молить всех возможных богов о посылке с чистой одеждой и вкусной едой. И если тебе вдруг ампутировали ногу, больше всего на свете ты захочешь обзавестись новой. В таких случаях всё предельно ясно. Ты совершенно точно знаешь, что включить в список пожеланий, и в каком порядке. Что же касается меня, список я составить не мог хотя бы из-за отсутствия представления о недостающих фрагментах моего полноценного существования. У меня было две руки, две ноги, полный комплект глаз и ушей, а еще я не был голоден. Это должно было радовать, но с моей точки зрения, несколько усложняло положение. Само по себе это относительное благополучие мешало мне думать о том, чего я хочу, в то время как до открытия коробки оставались считанные секунды. Ну же, поторопись, еще несколько секунд внутри будет скрываться что угодно и всё сразу. Как там было в той песне? «Весь мир в его руках, весь мир в его руках». Думаю, так это и выглядит, как закрытая коробка. Весь мир внутри до тех пор, пока ты сам туда не заглянешь. И я бы рад простоять так целую вечность, теша себя мыслями о том, что сейчас, в этой комнатке, я повелитель мира. Обладатель старой коробки держит весь мир на своей ладони, кто бы мог подумать, а? Это чертовски приятная мысль, знаете ли. Но я не мог тратить еще больше времени потому, что знал, как быстро может исчезнуть чувство голода. Знал, как быстро могут заболеть руки и ноги, а глаза с ушами начать подводить. Я по-прежнему не знал, чего хотел, но точно определился с тем, чего не хочу.
Приятный и почти неузнаваемый хруст картона. Коробка утратила целостность и наконец обнажила свое содержимое. Никакой еды или чистой одежды – только револьвер и записка.
«Не задавайте лишних вопросов и будете услышаны, - гласила записка, - не ищите подводных камней и не расшибете о них голову. Каждый патрон – ключ. Каждый ключ используется лишь однажды. Ключ один, а двери две. Теперь все решения за вами».
Хотите, я вам скажу, что это напоминает? Письма одержимых маньяков. Насквозь пропитанные загадками и верой отправителя в то, что он умнее адресата. И, конечно же, буквы в роли посредников, не убивающих тебя, но взводящих курок. Я о таком когда-то читал, и хорошо такие истории не заканчивались. По правде, нет даже никаких инструкций, помогающих из такой ситуации выпутаться. Все инструкции знают только, как в такую историю не попасть, но, видимо, и это не всех спасает.
Бредятину о ключах и дверях я перечитал еще четыре раза. Ничего нового в тексте обнаружить это не помогло, зато помогло убедиться в том, что письмо и револьвер вполне реальны. А, значит, реальны и те двери, о которых говорилось в записке. После обхода комнаты и её тщательного осмотра, насколько это вообще позволял свет неоновых конструкций, мне всё же удалось обнаружить выступы в стенах более или менее походящие на двери. Если на то пошло, от дверей в них были только ручки, но зачем еще кому-то приделывать ручки к стене, так? К тому же, ручки эти были с разъемом посредине. Не таким, как в замочных скважинах, а в несколько раз крупнее. Обычный ключ в такое отверстие попросту провалился бы, но в письме, которое все же стало приносить какую-то пользу, говорилось, что каждый патрон – ключ. Вот на патрон и было рассчитано это отверстие. Осталось только извлечь ключ из связки, функцию которой на этот раз выполнял барабан Ругера. Пять патронов, каждый на своем месте. Изящная связка из пяти ключей, способных отпереть дверь или погубить жизнь. Наверное, при желании можно было бы просто застрелиться на месте, использовав только один ключ. Открыл бы не двери, а целые врата, как любят говорить те ребята, названивающие вам в двери и предлагающие одну из своих брошюр. Заманчиво, правда? Может, и нужно было так поступить, но что-то мне подсказывало, что пули в голову будет достаточно, чтобы убить сознание, а без сознания ни в какие врата ты не сунешься, что бы ты там себе не придумал. Это был как раз один из тех пунктов в списке вещей, которых я не хочу, и я собирался беспрекословно ему следовать.
Теперь нужно было только выбрать дверь, а, как показывает практика, в вопросах выбора полагаться лучше на судью справедливого и непредвзятого. Нащупав в кармане пятицентовую монету и ловко подцепив её пальцами, я тот час же подбросил её в воздух. Некоторое время монета вращалась в воздухе, рассекая его своими гранями, а затем беспомощно плюхнулась мне на ладонь. Смотреть на только что подброшенный жребий мне не требовалось – старого приятеля Джефферсона я мог узнать на ощупь даже в полудреме. С этой монетой в кармане я проходил с шести лет. Каждый раз я доверял ей принятие самых сложных решений, и каждый раз она безупречно справлялась со своей работой. Думаю, во многих вопросах монета была куда компетентнее меня. Её решения никогда не омрачались глупостями вроде настроения или самочувствия, и, несмотря на впившееся в её плоть лицо Томаса Джефферсона, монете были чужды любые политические предпочтения. Вот это я и называл беспристрастностью.
Сейчас монета говорила, что открывать нужно дверь в левой части комнаты. Спорить с её решениями я не собирался, поэтому спокойно извлек пулю из барабана, а затем протиснул её в отверстие для «ключа».
Никакого скрипа, никаких громких звуков – дверь просто погрузилась под землю. В каком-то смысле погружение было медленным: на дюйм уходило порядка минуты. И всё же сам факт медленного исчезновения двери говорил сразу о нескольких невероятно важных вещах. Во-первых, ключи и вправду работают. Само по себе это, конечно, странно, зато заставляет доверять автору письма чуть больше. А во-вторых, мне позволяют идти дальше. Согласитесь, это тоже отменная новость, если не предполагать, что главная опасность поджидает в другой комнате. В общем, это всё заставляет думать, что ситуация не так безысходна, как представлялось на первый взгляд. Требуют от меня пока только идти вперед, а я, сами понимаете, совсем не прочь.
Когда дверь наконец опустилась настолько, чтобы позволить мне перелезть, я тут же перевалился через неё. Хотелось бы мне сказать, что в следующей комнате я очутился, ловким движением перемахнув через пресловутую дверь, но я, к сожалению, не по этой части. Не то чтобы я толстый – совсем наоборот, но здесь ведь вопрос не веса, а координации. Вот с ней у меня всегда было плохо.
Что же касается самой комнаты, она тоже мало походила на то, что обычно предполагают под этим словом. Никаких вам четырех стен. Один здоровенный дощатый цилиндр, наибольшим образом напоминающий бочку. Примечательного там было немного. Если глаз и мог за что-то зацепиться, то цеплялся он за лысоватого старика, удивительным образом сливающегося со стенами. Думаю, дело в слишком смуглой коже и раскладном стуле из того же материала, что и стены. В руках старик держал какую-то сеть, а изо рта у него торчало что-то на подобии трубки.
Что бы там не делал этот старик, вряд ли его целью было покушение на меня. По правде, из всего, что я повидал в этом месте, старикашка казался наиболее безвредным. Просто сидит с этой своей сеткой и уничтожает запасы табака. Сказка, а не старость.
Заметив, что я движусь в его направлении, старик быстро выбил трубку об угол стула и спрятал её в карман.
- Я бы на твоем месте поторопился, - прокричал он мне.
Вот теперь мне стало действительно интересно, куда можно спешить в его возрасте и с его кругом интересов. Нужно бы первым делом его об этом спросить, но он наверняка меня перебьет.
- Ты как-то долго, - последовал он моему предположению, когда я сократил дистанцию между нами до метра с лишним.
- Вы куда-то спешите? – осведомился я.
- Мне кажется, это ты спешишь.
- И куда же?
- Тебе виднее. – Старик кивнул на мой карман, из которого торчала ручка револьвера.
- Вы что-то об этом знаете?
- Не так много, - он пожал плечами, - у меня здесь другая задача.
- Курить трубку?
- Пфффф, - несуразное фырканье старика быстро переросло в надрывистый смех, -вы всегда замечаете то, что хотите. Избирательность – вот, как это называется.
- И что же вы тогда делаете?
- Глаза-то тебе зачем, парень? Осмотрись!
Пока вы еще не додумали чего лишнего, я быстро забегу наперед и отмечу, что никакой пользы мне это действие не принесло. Объект, принятый мной за сетку оказался перекати-полем, и когда я наконец перевел на него взгляд, дедуля радостно закивал. Не могу сказать, что вся эта картина чем-то меня удивила – скорее вызвала интерес. Это ведь комната, да? Может, какая-то громадная бочка, но у неё всё же есть пол и потолок, а еще стены и двери. Не знаю, как вам, а мне этого вполне достаточно, чтобы называть это место комнатой. И вот раз уж это комната, что здесь вообще делает перекати-поле? У него из самого названия всё понятно же. Этой штуке обязательно нужно поле, и если брать в расчет первую часть названия, по этому полю она, вероятно, перекатывается. Ну, а здесь вот совсем не поле, а большая бочка. В подобных местах такое просто так не появляется. Скорее всего, этот старик его сюда и притащил…
- Ну и долго ты будешь пялиться? – оборвал он меня.
- Я…не… - ответ, казалось, был очевидным, но, по неведомой мне причине, буквы отказывались складываться в предложения.
- Лучше спрашивай, что хотел.
- Про это ваше? – я указал пальцем на перекати-поле.
- А тебе оно надо? Я уже, конечно, говорил, что ты напрасно время тратишь, но раз уж ты не поленился спросить, я, стало быть, не поленюсь ответить. Вот это ваше я охраняю. Кто знает, какие опасности здесь могут еще подстерегать. Когда я впервые сюда пришел, оно здесь уже было, но ты и сам, наверное, понимаешь, что одиночкой здесь не хочет быть никто.
Осознав свою ошибку и решив не подкармливать старика дополнительными вопросами, я коротко кивнул.
- Но ты же не это хотел спросить, так?
- И правильный вопрос: что я здесь делаю?
- Что за вздор, парень? – снова рассмеялся старик. – Никаких правильных вопросов нет. Единственный вопрос в том, что ты сам хотел узнать. Так ты это хотел узнать?
- Пусть так, - согласился я.
- Вот, честное слово, на кого не посмотри, все ищут кого-то другого, дабы в чем-то его обвинить. Вот эти негодяи, мол, меня похитили, и по их вине я теперь здесь. Никаких негодяев, если ты это хотел узнать. Где бы мы ни оказались, оказываемся мы там исключительно по своей вине, и лучше тебе думать, что пришел ты сюда сам, добровольно. Никто тебя не похищал и выкуп за тебя требовать не станет. Если уж на то пошло, чтобы требовать выкуп, нужно любить сразу две вещи: деньги и убийства. Одного здесь не достаточно, ты уж поверь. Вот, например, похищаешь ты человека, а его родственничкам присылаешь письмецо: «Так и так, ваш любимейший паренек теперь у нас. Соберите выкуп в таком-то размере и передайте его мне в течение двух дней. Обратитесь в полицию – парень умрет. Не принесете денег – парень умрет». И вот, думаешь, мало на свете таких, кто не успевал деньги собрать? Их полным-полно, если ты еще не понял. А обидно-то теперь кому? Похитителю, конечно. Денег нет, похищение, получается, устраивал напрасно. Ситуация грустнее некуда, а? Спасти здесь может только любовь к убийствам. Не получил денег, так хотя бы с заложником расправится. Вот такой похититель всегда в выигрыше.
- Эта информация для меня важна?
- Не думаю, но я уж слишком долго это мысль вынашивал, чтоб сейчас упустить свой шанс ею поделиться.
- Ну, так, а есть у вас информация, которая для меня важна?
- Всё, что тебе нужно знать, так это то, что всё здесь – большой барабан. Не тот, в который бьют, а тот, который вращают. Этот тоже вращался бы, если бы не был таким большим. Большего сказать я не могу, но и заставить тебя идти дальше – тоже. Если хочешь, оставайся здесь. Еду я добуду. Будем по очереди за моим беспризорником присматривать, - дед снова кивнул на перекати-поле.
- Оставаться здесь? – переспросил я. – Вы серьёзно?
- Ты уж поверь, у меня есть основания так говорить.
- Ну, уж не знаю, какие у вас там основания, - ответ мой почему-то прозвучал уклончиво, но я, пожалуй, пойду дальше.
- Как знаешь, парень, как знаешь, - протянул старик, а затем снова достал трубку и вставил её себе в зубы.
Теперь дед совсем на меня не смотрел. Казалось, для него я исчез, а, может, никогда и не существовал вовсе. Методично попыхивая трубкой, старик смотрел прямо сквозь меня с небольшой долей замешательства. Было в этом всём что-то пугающее, и, признаться, я даже рад, что у меня не было времени на то, чтобы во всём этом разбираться. Не так-то просто выйти, когда не знаешь, где выход, а мне еще только предстояло этот выход найти. Скормив пулю следующей двери, я застыл в нервном ожидании, то и дело мысленно подгоняя ленивую дверь.
- Быстрее, быстрее! Шоу начнется прямо сейчас! – послышался вдруг громкий голос из новой комнаты.
Кое-как перебравшись через дверь, я застыл у входа и стал осматриваться.
- Да как вы можете стоять, когда шоу уже начинается? – вмиг ко мне побежал тип в накрахмаленном синем пиджаке.
- Что? – осторожно переспросил я.
- Не бормочите под нос! Говорите в микрофон!
В следующую секунду микрофон уже был у меня под носом, явственно вынуждая повторить мой вопрос.
- У вас ровно пять минут, чтобы принять решение! – предложение этот тип проговорил, словно строчку из стиха.
- Да можете вы наконец выключить микрофон и не говорить так громко? – не сдержался я и сам перешел на крик.
- Стоп трансляция! – еще раз провопил парень в пиджаке, а затем перешел на сравнительно тихий говор. – Ну, что еще вам не понятно?
- Если честно, - ответил я, - ничего. Но начать вы можете с рассказа о том, что здесь вообще творится.
- Это ринг, - рукой он указал куда-то в сторону.
К чести этого зализанного типа в костюме, следует заметить, что он был не из лжецов. За его худощавой спиной и вправду располагался ринг, со всех сторон окруженный зрительскими сидениями.
- Вам нужно принять решение, - снова повторил человек, которого я теперь прозвал ведущим.
- Вы думаете, я имею представление о том, какое решение мне нужно принимать?
- Не мешало бы, - вздохнул ведущий, - а вы, кажется, совсем ничего не узнали.
- Старик из соседней комнаты… - начал вдруг я.
- Нет-нет, - тип с микрофоном неистово замотал руками, - эту информацию разглашать нельзя. В каждой комнате вы можете обсуждать только то, что происходит непосредственно в этой комнате.
- Почему? – спросил я не без упрека.
- У каждого патрона в барабане своё место, понимаете?
- Вот про барабан я как раз и слышал. Что вы все хотите этим сказать?
- Лично я – ничего. Моё дело спросить вас, будете ли вы участвовать в сражении. Но если уж до вас всё еще не дошло, позвольте любезно проконстатировать тот факт, что всё это место - большой барабан. Как в револьвере, который выглядывает из вашего кармана, только в десятки раз больше.
- А занесло меня сюда…
- Это уж вам виднее, но приходят сюда обычно по своему желанию.
- В общем, ничего нового, - вздохнул я.
- У вас всё еще есть шанс сразиться на ринге и выйти победителем.
- Посмотрите на меня, - невесело рассмеялся я, - всё еще думаете, я способен одолеть кого-то на ринге?
- Да, - закивал ведущий, - следует признать, ваш противник почти непобедим. В том смысле, что победить его еще никому не удавалось. Но это же не значит, что способа нет.
- То есть, вы просто хотите стравить меня с непобедимым боксером, и посмотреть, что из этого получится?
- А кто говорил о боксере? – лицо ведущего растянулось в ухмылке. – Ваш противник непобедим как раз потому, что он не человек.
- А, значит, даже не человек?
- Вы снова всё неправильно поняли. Ваш противник – не какой-то там полубог, или кого еще успело породить ваше больное воображение. Ваш противник – стены. Обычные стены. Единственная проблема в том, что они вас задавят, если вы вовремя не сообразите, как выбраться. Звучит жутко, понимаю, но, если вы всё же найдете выход, это будет заодно и выход из этого места.
- А если я откажусь?
- Ваша проблема в том, - тяжело вздохнул ведущий, - что вы повернули не туда. Открыли не ту дверь. Насколько мне известно, и это единственная информация, которой я обладаю, здесь девять комнат. А у всех, кто приходит, пули всего три. Это значит, две они уже потратили, и, использовав оставшиеся, могут открыть еще три комнаты. Пару лет назад был здесь один парень, который отказался от сражения на ринге и пошел дальше. И что вы думаете? Через пару минут вернулся обратно. Да-да, использовал целых две пули, чтобы попасть в одну и ту же комнату. Вы спросите, а почему так? Зачем ему вообще понадобилось возвращаться? Да затем что, в следующей комнате не было вообще ничего. И, может, в комнате за ней тоже ничего нет. Конечно, где-то там может скрываться выход, но риск слишком велик. Скорее всего, последнюю пулю вы в отчаянии предпочтете пустить себе в голову. Вот и спрашивается, нужен вам такой конец?
- И, по-вашему, - я ткнул пальцем в сторону ринга, - умереть раздавленным лучше?
- По-моему, лучше не отказываться от шанса.
Не знаю, сколько правды было в словах человека с микрофоном, но интересовали меня не столько его слова, сколько быстрый выход.
- Выход, - проговорил я, а затем запнулся.
- Да, на ринге он точно есть. В этом же весь смысл. Выигрывают единицы, но без призов игра теряет всякий смысл.
- Каковы мои шансы?
- Может, высокие, а, может, такие же, как если бы решили идти дальше по пустым комнатам. Вы поймите, я этого знать никак не могу. Моё дело – предложить.
- Чёрт с вами, - сказал я, и слова эти еще долго звучали у меня в голове, - участвую.
- Возобновить трансляцию! – закричал ведущий. – Зрители будут с минуты на минуту! Участник, займите своё место на ринге!
Как я оказался на ринге, помню плохо. Могу лишь с точностью сказать, что шел я туда медленнее обычного вопреки всякому желанию поскорее выбраться наружу. А затем ведущий прокричал «Зрители на своих местах!», и оснований ему не верить у меня не было, хотя самих зрителей за стенами я уже видеть не мог. Четыре стены, каждая метров пять ввысь, надвигаются со всех сторон. Потолок освещают сотни маленьких лампочек. Время пошло. Я против стен. Лицом к лицу с противником, не знающим усталости, и, если уж на то пошло, даже не обладающим лицом в классическом представлении. В таких сражениях побеждают либо благодаря одному случайному действию, либо благодаря сотням заранее продуманных. Вот только времени на разработку плана не осталось, а случайности, они, сами понимаете, не из тех, кто оповещает о своём появлении.В такой ситуации требуется простой и быстрый ответ, а ответы, как я уже говорил, нужно уметь вовремя извлекать.