В фильие "огни притона" меня зацепила одна сцена: В 1958 году старик Адам рассказывает своим собеседникам о будущем.
— Я вам расскажу, что будет в конце века, в 2000-ом году. <…> Не будет советской власти, совсем.<…>
— Хорошо, а что будет при капитализме?
— Много чего будет, но мало чего останется.
– Ладно. Я вам расскажу, что будет в конце века, в 2000 году. Годится? Только не свалитесь со скалки, молодой человек. – Адам помолчал.
– Эх, сударыня. Если бы вы дожили до этого времени, вы бы немедленно заплакали.
– Что вдруг?
– Ну… Во-первых, не будет советской власти. Совсем.
– Куда же она денется, – недоверчиво спросила Люба. – Тоже уедет в Израиль?
– Очень просто, тетя Люба, нас завоюют американцы, – ехидно объяснил Аркаша. – А может китайцы?
– Американцы, американцы, – успокоил Адам, – только не завоюют, а так занесут, как снег дохлого мамонта.
Аркаша успокоился. Этот, с понтом, бродяга, просто идеологический диверсант, прихвостень империализма. Тем лучше – будет путаться под ногами, можно стукнуть бате.
– И что будет при капитализме? – заволновалась Люба.
– Много чего будет, да мало чего останется. Вот ваша профессия отомрет.
– Ну да, – хмыкнула Люба и насторожилась, – а какая моя профессия?
– Как же, вы ведь манекенщица?
Аркаша многозначительно посмотрел на Любу и сделал долгий глоток.
– Не подавись, племянник, – сердито сказала Люба. – И что, Адам? Куда же мы денемся?
– Жизнь пойдет по упрощенной схеме. Вы будете называться моделями. Модель красивой женщины. Макет ученого. А все дела и мероприятия будут называться проектами. Проект смены унитаза, например.
А все от того, что миром будут править дети. Как в известной сказке. Да, Аркадий, вы будете жить в Детском мире. С изощренной мстительностью дети будут требовать от взрослых все, что испокон веку взрослые требовали от них: трудовой дисциплины, производственной этики, прилежной учебы – без высшего образования не примут даже в уборщицы.
Людей старше сорока назовут «старперами» и сократят со всех ответственных постов. Странно, но взрослые охотно примут правила игры, будут подглядывать друг за другом и ябедничать.
Естественно, что сбросив взрослых «с корабля современности», дети начнут шалить. Поголовное дилетантство будет перемежаться с профессиональным террором. Самые слабые, отыскав пустую канистру и, выбивая на ней устрашающую дробь, станут вождями племени. А главой государства станет маленький троечник, потому что он знает приемы самбо. Носители языка, журналисты и писатели, будут по лености и равнодушию нести такое, что Тургенев с Буниным перевернутся в гробу, не говоря уже о Гоголе.
Кстати, писателей и художников станет как грязи. Они будут булькать и шипеть по всей поверхности, как карбид в луже. Молодой человек, вы должны знать: если бросить в лужу кусок карбида и накрыть консервной банкой, банка взлетит как ракета, а лужа выплеснется на прохожих дамочек…
А реклама все объяснит. Она будет настолько могущественна, что сможет раскрутить даже талант. Только это не выгодно.
Еврейские мальчики будут владеть футбольными командами – не самим же играть. Вы хотите купить киевское «Динамо», Аркаша? Пожалуйста. А западногерманскую «Баварию»?– Ради Бога. Только вы, Аркадий, как раз и не купите, потому что будете старый и бедный.
– Ну да, я к этому времени буду лауреатом Ленинской и многих зарубежных премий.
– Хоть сто порций! Грамоты будут висеть у вас в рамочках. А вы будете торговать кефиром с лотка, а вечерами играть на скрипочке в сыром подземном переходе. А в дурдом очереди не будет, быть психом станет не престижно.
– Пойду скупаюсь, – сказал Аркаша.
– Проституция, – продолжал Адам, – выйдет из-под цензуры…
– Да Бог с ней, – грустно сказала Люба, – за что же вы племянника вот так…
На Аркашу Любе было наплевать, она за него не отвечает, пусть этим занимается Валера, – ей было жаль, что Адам берет на себя тяжесть недоброжелательности.
– Да никакой он, я извиняюсь, не племянник. Говнистый мальчик. Убийца.
– Хорошо, хорошо, – встревожилась Люба. – Какой вы все-таки…Выпейте лучше, и кушайте. Кушайте же!
Адам ошалело ел редиску.
Вино кончилось. Аркадий захмелел, пытался обнять Любу, хамил Адаму, требовал, чтобы тот сбегал в магазин. Адам надел свои парусиновые туфли, поцеловал Любе руку и исчез. Синее море штормило, маленькие смерчи кружили по песку сухие водоросли, стало холодно на душе. Люба решительно потянула Аркашу за руку, пора было заканчивать этот разрушительный день, но Аркаша вырвался и зашипел:
– Предательница, бигса старая! Ты меня не защитила. Ты дала меня в обиду этому старому диверсанту…
– Да гори ты огнем! – вскипела Люба. – Каждый шморкач будет мне указывать. Чтоб ноги твоей у меня не было!
Она, запыхавшись, взбежала на пригорок и быстро пошла по дороге.