Концерт для фортепиано с оркестром № 23 ля мажор (К. 488) был написан Вольфгангом Амадеем Моцартом 2 марта 1786 года. Концерт написан для фортепиано и оркестра, состоящего из одной флейты, двух кларнетов, двух фаготов, двух валторн и струнных. Как и в более поздних работах Моцарта, количество духовых инструментов соответствует количеству струнных. 

Концерт состоит из трёх частей общей длительностью около 26 минут:

 

1. Allegro ля мажор, размер 4/4
2. Adagio фа-диез минор, размер 6/8
3. Allegro assai ля мажор alla breve, рондо

Это блестящее и глубокое сочинение. В первой части есть виртуозная каденция, вписанная Моцартом в партитуру, и абсолютно невиртуозные соло. Финальное рондо относится к категории «приятных для слуха»,  благодаря разнообразию: в нем не менее семи различных тем, которыми солист обменивается с оркестром. Но наиболее знаменита вторая часть - Сицилиана, благодаря которой этот концерт уже третье столетиe — самый популярный из всех 27 фортепианных концертов Моцарта.

Мызыка этого концерта мне очень нравится, но оказывается не только мне.

Однажды Сталин позвонил в Радиокомитет, где заседали руководители нашего радиовещания. И спросил, есть ли пластинка фортепианного концерта Моцарта N23, которую он слушал по радио накануне. «Играла пианистка Юдина,» — добавил он. Сталину отрапортовали, что, конечно, есть. На самом деле ее не было. Концерт передавали из студии. Но Сталину смертельно боялись сказать нет. Никто не знал, какие будут последствия. Жизнь человеческая ничего не стоила. Можно было только поддакивать. 

Сталин велел, чтобы пластинку с концертом Моцарта в этом исполнении доставили к нему на дачу. В Радиокомитете паника. Вызывают Юдину. Собирают оркестр. Ночью устраивается срочная запись. Все тряслись от страха. Кроме Юдиной — ей море по колено. Она позднее рассказывала, что дирижера пришлось отправить домой. Он от страха ничего не соображал. Вызвали другого. Но и этот дрожал и только оркестр сбивал. Только третий оказался в состоянии довести запись до конца. Думаю, это уникальный случай в истории звукозаписи. Факт смены трех дирижеров в течение одной записи. К утру она была готова. На другой день изготовили единственный экземпляр пластинки. В исторически кратчайшие сроки. И отправили ее Сталину. Это тоже был рекорд. Рекорд подхалимажа.

 

Мария Вениаминовна Юдина

Современники обычно редко знают гениев, с которыми живут рядом, — исторические, почившие в бозе знаменитости гораздо понятнее и милее. О них уже составлено мнение, они уже мирно заняли свою нишу в здании человеческой культуры, их авторитет незыблем. Иное дело — те, кто ушёл от нас недавно и в силу этого мало известен широкой публике. О них ещё нужно спорить, их имена ещё ждут своей очереди у иерархической лестницы. Однако есть среди претендентов в гении бесспорные личности. К таким необсуждаемым великим принадлежит и Мария Вениаминовна Юдина. Её гениальный дар пианистки не вызывает сомнений, но Юдину ещё справедливо называют «художником эпохи Возрождения». Она была не только гениальным музыкантом мыслителем, но и энциклопедистом в полном смысле этого слова, человеком сильным, страстным, не похожим ни на кого, на редкость смелым и энергичным. 

Юдина выделялась во всём. По своему формировала репертуар, одевалась не так, как другие, по своему держалась на сцене, отличалась интерпретацией классиков, иначе обращалась с роялем. Игру Марии Вениаминовны характеризовали крайности. Она любила предельные темпы, вела медленные места медленнее, быстрые — быстрее обычных. 

Возможно, свою незаурядность Мария унаследовала от отца, который, несмотря на отчаянную бедность своего семейства, закончил медицинский факультет у Склифосовского, а вернувшись в родной город Невель, стал одним из самых уважаемых и известных врачей захолустной еврейской провинции. Вениамин Гаврилович представлял тот тип земского врача, который описан в русской литературе как образец настоящего интеллигента. Он не только лечил, но и беспрестанно хлопотал об общественной пользе — участвовал в открытии школ и больниц, строил артезианские колодцы, читал лекции. Энергией он обладал неумеренной, бескомпромиссность его не знала пределов — самого губернатора он однажды спустил с лестницы. Но если характером Мария вышла в отца, то музыкальные способности передались ей от матери. Одна из учениц Антона Рубинштейна, жившая тогда в Витебске, заметила талант Маруси и предложила свои услуги по обучению девочки. Эта блестящая пианистка — женщина обеспеченная — никогда не брала учеников и сделала исключение только для неё.

Мария Юдина в юности

 

Для Юдиной религия не стала лишь очередным теоретическим отделом человеческой культуры, христианское подвижническое служение составляло — как и музыка — соль её жизни. Мария Вениаминовна как-то подсознательно и простосердечно, не рассуждая, осуществляла на деле идеалы православной соборности — «общиной» был для неё, пожалуй, весь мир.

Студенты боготворили молодого педагога и уважали ее странности. Мария Юдина приходила в консерваторию в длинном черном платье, напоминавшем монашеское одеяние. Но когда садилась за рояль, рождалось волшебство, от которого перехватывало дыхание.

 

Из-за ее религиозных убеждений Юдину уволили из Консерватории. Власть яростно выкорчевывала «опиум для народа», а Юдина в монашеском платье с крестом на груди, открыто проповедовавшая, что культура без веры пуста, оказалась в центре внимания. В 1930-м преподавательнице и профессору Марии Юдиной отказали от места. Увольнению предшествовала статья под говорящим названием «Ряса на кафедре».

 В 1932 году Юдину на 2 года приютила консерватория Тбилиси, а в 1936-м пианистка приехала в Москву: позвали преподавать.

В столичной консерватории профессор продержалась 15 лет. Мария Вениаминовна не таясь восхищалась творчеством «упаднических» и «буржуазных» композиторов, музыкой Стравинского, переписывалась с Пьером Булезом, итальянцем Луиджи Ноно, играла «чуждые народу» сочинения Дмитрия Шостаковича и Сергея Прокофьева.