В Большом Дворце в Париже открылась выставка гениального японского художника Кацусика Хокусая (яп. 葛飾 北斎; ).
Кацусика Хокусай.
Это не настоящее его имя.
Да и какое из имён этого человека можно считать настоящим?
Имя, данное ему при рождении? Но Накадзима Тамэкадзу его называли те несколько лет, когда он не рисовал. Можно ли счесть это настоящим именем человека, который на протяжении следующих трёх четвертей века почти не расставался с кисточкой, тушью и листом бумаги? А потом художник сменил одно за другим более 50 имён, сделав каждое из них всего лишь подписью под серией гравюр или рисунков.
Имя, под которым он теперь известен нам появилось лишь в 1807году, когда художнику было уже 46 лет, появилось как подпись под серией гравюр «36 видов Фудзи.» и означает сельский пригород старинной столицы Японии – Эдо, его родину .Сам он говорил, что родился в 50 лет. Искусствоведы объясняют, что Кацусика Хокусай имел в виду своё рождение, как мастера, но что он действительно имел в виду, знал лишь он сам.
Кацусика Хокусай всю жизнь останавливал прекрасные мгновенья этого вечно текущего из прошлого в будущее мира. Жанр укиё-э, в котором он работал примерно так и переводится (Укие в традициях буддизма означает буквально «мир Скорби», но японские поэты и художники придали этому термину поэтическое очарование - печальное очарование вещей - моно-но аварэ-, и с японского укиё-э переводится примерно как «картины проплывающего мимо мира»). Прекрасное воплощение принципа Дзен – постоянное в своей вечной переменчивости «здесь и сейчас». Но, сделав мимолетное постоянным, художник должно быть для равновесия композиции превратил своё имя во временный изменчивый атрибут изображений мира. А, может быть, он просто считал себя инструментом небес, приданным этому миру, чтобы фиксировать его красоту. Наравне с тушью, кисточкой, бумагой, оставив ещё место в том же ряду для зрителя. Или взял на себя роль связующего звена между нами, зрителями и проблесками гармонии, отражающимися повсюду. Эстетика Дзен утверждает, что каждая вещь, каждое проявление этого мира красиво своей, особой, неповторимой и неповторяющейся красотой и задача души, пришедшей в этот «мир Скорби», познать и понять эту красоту.
Японская гравюра стала синонимом изысканности и хорошего вкуса. В конце XIX века гравюры укиё-э приобрели популярность во всем мире, их коллекционировали Уистлер, Мане, Дега, Гонкур, Золя. В Петербурге первая выставка гравюр укиё-э прошла в 1898 г. Богатые коллекции таких гравюр существуют в Государственном Эрмитаже и Кунсткамере. Слово "укиё" в древности обозначало одну из буддийских категорий и могло переводиться как "бренный изменчивый мир". В конце ХVII в. укиё стало обозначать мир земных радостей и наслаждений.
Вот и мы поговорим о картинах ускользающего мира. Никого они не могут оставить равнодушным.
Одной из самых известных картин К.Хокусая считается "Большая волна"
Видимо, в условностях японской графики кроются те положения, которые так трудно даются западному зрителю. Театральность композиции и прорывающаяся почти невпопад декоративность изображения могут создавать эффект нарочитости, странности и нереальности мироздания. Вместо острого сопереживания по европейскому образцу эти картины вызывают те же чувства, что и классичесая поэзия Японии - принятие ритмов природы, скоротечности человеческого существования, неявных вечных законов.
Западный художник (до наступления эры модернизма, а тем более постмодернизма) всегда стремился создать законченное произведение искусства, которым можно наслаждаться как идеалом прекрасного, мечтал воплотить в образ своё собственное представление о гармонии. Тогда как японские поэты и живописцы, каллиграфы и мастера чайной церемонии искали нечто другое. В их творчестве, дающем лишь намёк на истинную красоту и мудрость бытия, содержится тайнопись законов космоса. Постичь её может лишь душа, также ищущая истину и гармонию. И чем сильнее это стремление, тем глубже проникновение в “печальное», в сокровенную суть явлений (югэн). Искушённый ценитель улавливает глубинное содержание образа в сложном переплетении вариаций подтекста, в напластовании оттенков смысла. Встречное движение мысли и чувства дают единственное, неповторимое впечатление момента, своего рода эстетическое прозрение. Из творческого взаимодействия сил созидающей и воспринимающей рождается сверхчувствование (едзе), которое и приоткрывает перед человеком тайну бытия. Обращаясь к молодым художникам Кацусика Хокусай написал: Если ты хочешь нарисовать птицу, ты должен стать птицей . То есть метод японского мастера состоит в том, что в момент творчества художник должен ощутить себя объектом рисования, оставаясь одновременно и создателем этого объекта. А если художник рисует «проплывающий мимо мир»? Тогда он сливается в единое с этим миром, оставаясь по-прежнему (или уже не по-прежнему, ведь он вместе с миром и изменяется) но всё же оставаясь самим собой. А теперь добавьте к этому ещё и зрителя, с которым, как уже сказано выше, японские художники вступают в полный чувств осознанный диалог, рождающий на основе этого триединства мир-художник-зритель некую совершенно новую реальность, которая, впрочем, также мимолетна, как и всё остальное, и так же проплывет мимо. Если однажды ты ощутил в себе силы стать творцом такого мгновения, то собственное имя и впрямь можно счесть некой второстепенной деталью на заднем плане.
Можно ещё долго описывать, но лучше смотреть. Смотреть на его картины «проплывающего мимо мира», смотреть на сам мир, проплывающий мимо нас. Такой же прекрасный и такой же переменчивый, как тогда… Если захочется, можно ответить ему своими рисунками и гравюрами. Многословие вряд ли уместно, ведь Накадзима Тамекадзу пришёл в этот мир не разговаривать, а рисовать, и потому свою очень длинную и невероятно плодотворную жизнь сумел вписать в безукоризненную лаконичность традиционного японского трехстишия:
Родился в Эдо (Токио) 21 октября 1760
- Рисовал мир, проплывающий мимо -
Умер в Эдо (Токио) 10 мая 1849
Мы знаем, что художник, известный нам под именем Кацусика Хокусай оставил после себя более 30 тысяч гравюр, живописных произведений, рисунков, около 500 иллюстрированных книг. Но как хочется понять, что этот неутомимый дух забрал с собой? Может знание, как стать птицей?
Побродите и вы по галерее с картинами великого мастера Кацусики Хокусая. Остановите для себя этот ускользающий мир.
Японская гравюра - это особый мир. В процессе создания гравюры укиё-э участвовали художник, резчик и печатник. Важную роль играл издатель, изучавший спрос и определявший тираж. Зачастую именно он задавал тему гравюры и влиял на характер издания. Процесс создания гравюры выглядел следующим образом. Художник делал контурный рисунок тушью на тонкой, прозрачной бумаге. Гравер, наклеив рисунок лицевой стороной на доску из вишни, груши или самшита, вырезал первую печатную форму. Затем делалось несколько черно-белых оттисков, на которых художник обозначал задуманные цвета. Резчик изготовлял необходимое количество (иногда более тридцати) печатных форм, каждая из которых соответствовала одному цвету или тону. Печатник, обговорив с художником цветовую гамму, наносил краску растительного или минерального происхождения и на влажной рисовой бумаге вручную печатал гравюру. Коллективный метод работы художника, резчика и печатника, узкая специализация мастеров, цеховая организация процесса обусловили своеобразие японской ксилографии.
Понять японскую культуру очень сложно. Много надо знать.
Мерилами красоты у японцев служат четыре понятия - саби, ваби, сибуй и югэн. Первые три понятия своими корнями уходят в древнюю религию синто, а югэн - навеяно буддийской философией. Без этих понятий пытаться понять японскую культуру бессмысленно. В традиционной японской эстетике саби, ваби, сибуй и юген определяют сущность прекрасного.
Саби дословно означает ржавчина. Этим понятием передается прелесть потертости, некоего налета времени, патины, следов прикосновения многих рук. Считается, что время способствует выявлению сути вещей. Поэтому японцы видят особое очарование в свидетельствах возраста. Их привлекает темный цвет старого дерева и замшелый камень в саду. Категория саби выражает связь искусства с природой.
Саби — это естественная красота, рожденная временем, его печать. Чем явственнее приметы времени, тем драгоценнее вещь. Японцы любят заваривать чай в чайнике из необожженной глины. С каждой заваркой запах становится богаче, а чайник дороже. А чашка станет совершенной, после того, как глазурь покроется изнутри сеточкой трещин. Считается, что время способствует выявлению сущности вещей. Поэтому японцы видят особое очарование в следах возраста. Их привлекает потемневший цвет старого дерева, замшелый камень в саду или даже обтрепанность - следы многих рук, прикасавшихся к краю картины.
Ваби — это отсутствие нарочитого, красота простоты. С этим понятием связана практичность, функциональность и утилитарная красота предметов. Красота и естественность для японцев - понятия тождественные. Все, что неестественно, не может быть красивым. Ваби мост между искусством и повседневной жизнью. Понятие ваби очень трудно объяснить словами, его надо почувствовать. Ваби - это отсутствие чего-либо вычурного, броского, нарочитого, то есть в представлении японцев вульгарного.
Ваби - это прелесть обыденного, мудрая воздержанность, красота простоты. Воспитывая в себе умение довольствоваться малым, японцы находят и ценят прекрасное во всем, что окружает человека в его будничной жизни, в каждом предмете повседневного быта. Не только картина или ваза, а любой предмет домашней утвари, будь то лопаточка для накладывания риса или бамбуковая подставка для чайника, может быть произведением искусства и воплощением красоты. Практичность, утилитарная красота предметов - вот что связано с понятием ваби.
Ваби и саби со временем стали употребляться как одно понятие — ваби-саби, которое затем обрело более широкий смысл, превратившись в обиходное слово сибуй. Японец на вопрос, что такое сибуй, ответит - то, что человек с хорошим вкусом назовет красивым. Сибуй — это красота, заключенная в материале при его минимальной обработке, и практичность изделия. Сочетание этих двух качеств японцы считают идеалом.
На протяжении столетий японцы развили в себе способность распознавать и воссоздавать качества, определяемые словом сибуй, почти инстинктивно. В буквальном смысле слова сибуй означает терпкий, вяжущий. Произошло оно от названия повидла, которое приготовляют из хурмы. Сибуй - это красота простоты плюс красота естественности. Кинжал незачем украшать орнаментом. В нем должна чувствоваться острота лезвия и добротность закалки. При минимальной обработке материала - максимальная практичность изделия - сочетание этих двух качеств японцы считают идеалом. Сибуй - это первородное несовершенство в сочетании с трезвой сдержанностью. Все искусственное, вычурное несовместимо с этим понятием.
Юген — недосказанность, красота, которая лежит в глубине вещей, не стремясь на поверхность. Кенко Ио-шида в XVIII веке писал: «У всех вещей законченность плоха, лишь неоконченное дает радостное, расслабляющее чувство». Предмет, который завершен, неинтересен, изменчивость природного пропадает в законченности. Японское искусство отрицает и симметрию - она воплощает в себе повторение.
Тайна искусства состоит в том, чтобы вслушиваться в несказанное, любоваться невидимым. Это и есть четвертый критерий японского представления о красоте. Югэн воплощает собой мастерство намека или подтекста, прелесть недоговоренности. Заложенная в природе Японских островов постоянная угроза непредвиденных стихийных бедствий сформировала у народа душу, очень чуткую к изменениям окружающей среды. Буддизм добавил сюда свою излюбленную тему о непостоянстве мира. Обе эти предпосылки сообща привели японское искусство к воспеванию изменчивости, бренности. Увидеть в недолговечности источник красоты сумели, пожалуй, лишь японцы. Не случайно своим национальным цветком они избрали именно сакуру.
Не случайно жизнь японского воина- самурая олицетворяется с сакурой, которая считается символом души самурая. А наивысший момент расцвета и пышного цветения сакуры олицетворяется с духовным ростом, боевым духом и непобедимостью в сражении.
В моменты же наивысшего физического напряжения, в самом суровом и часто смертельном поединке, дух самурая возрастает настолько, что его можно уподобить внезапно расцветшей сакуре, ее пышным, ярким, но недолговечным цветам, возникающим всегда неожиданно на ее суровых ветках.
Путь воина подобен сакуре – буйно расцветает, пышно цветет в минуты сражений, и также внезапно может прерваться в самом цвету.
Хокусай, как и японское искусство в целом, оказал существенное влияние на европейское искусство XIX века: ар-нуво (югендстиль) и французскийимпрессионизм. В характерных для югендстиля напряжённых и извилистых линиях, названных критиками «ударом бича» (нем. Peitschenhieb) заметно влияние мотивов Хокусая. Тематика гравюр Хокусая присутствует в работах Клода Моне и Пьера Огюста Ренуара. Понятен интерес во Франции к творчеству великого Хокусая.
А это гранд Палас в Париже, где развернулась грандиозная выставка Хокусая.
