• Авторизация


Запретный дневник Ольги Бергольц 26-01-2014 19:36 к комментариям - к полной версии - понравилось!


Так пусть же пред жизнью бессмертною вашей
На этом печально-торжественном поле
Вечно склоняет знамёна народ благодарный...


О.Берггольц

Ольга Берггольц в своем Блокадном дневнике обращалась к нам, потомкам: «…Черт тебя знает, потомство, какое ты будешь… И не для тебя, не для тебя я напрягаю душу… а для себя, для нас, сегодняшних, изолгавшихся и безмерно честных, жаждущих жизни, обожающих ее, служивших ей — и все еще надеющихся на то, что ее можно будет благоустроить…» И прекрасно, что есть еще такие подвижники, как Илья Кузнецов, который услышал ее голос и попытался передать с помощью музыки нам ее мысли. И ему это удалось.

Всеми нами движет стремление познать смысл жизни. Мы хотим понять, ради чего все существует. Если бы все было только ради секса или ради власти, мы ничем не отличались бы от шимпанзе. Поиски смысла — вот что делает человека человеком.(Из книги Робертса "Шантарам")

28 февраля 2013 года в Актовом зале Спб государственного Университета хор им.Г.Сандлера Ассоциации выпускников СПбГУ, где я уже второй год пою, исполнил впервые отрывок из Оратории Ильи Кузнецова "Блокадный дневник".



А полностью Кантата прозучала полностью 16 мая 2013 года.

[518x369]

 



 

Это было грандиозное зрелище под управлением Ильи Владимировича Кузнецова.

[604x453]

Благодаря таким, как Кузнецов живет духовность несмотря на жесткое правление либералов, вытравляющих ее из нашего сознания. Достаточно сказать, что на гала-концерте не было НИ ОДНОГО представителя администрации, не было и представителей Союза композиторов и руководства возрождающегося ХОРОВОГО ОБЩЕСТВА. Браво, маэстро, браво Илья Владимирович! Многая Вам лета и новых творческих удач!

[700x525]

 

А теперь вспомним об Ольге Федоровне Берггольц.

В 1926 году на заседании Союза поэтов, которое вел маститый Корней Чуковский, Ольга Берггольц  прочитала стихотворение «Каменная дудка». Корней Иванович похвалил «хорошую девочку», сказал, что со временем она станет настоящим поэтом. И она стала настоящим поэтом с тяжелой судьбой.

Два года назад в издательстве "Азбука" вышла книга "Ольга. Запретный дневник". Кроме стихов замечательного ленинградского поэта Ольги Берггольц, ее писем и прозы, а также воспоминаний о ней самой, в книгу вошел Дневник 1939-1942 гг., ранее не публиковавшийся. Этот дневник - один из самых страшных и пронзительных документов той эпохи, времени великих надежд и разочарований, величайшего унижения человеческой природы вообще и одновременно свидетельства ее стойкости и неколебимости. Он как разорвавшаяся бомба в моем сознании. И вы должны прочитать Запретный дневник". Это покруче Архипелага Гулаг. Дневники ее при жизни О.Ф.Берггольц не были опубликованы. Ну, конечно, разве можно было публиковать такое:

"Жалкие хлопоты власти и партии, за которые мучительно стыдно... Как же довели до того, что Ленинград осажден, Киев осажден, Одесса осаждена. Ведь немцы все идут и идут... Артиллерия садит непрерывно... Не знаю, чего во мне больше - ненависти к немцам или раздражения, бешеного, щемящего, смешанного с дикой жалостью, - к нашему правительству... Это называлось: "Мы готовы к войне". О сволочи, авантюристы, безжалостные сволочи!"

Только в  2009 году Управление ФСБ по Петер­бургу решило рассекретить личное дело Ольги Берггольц. Документы вызывали шок.
Первого мужа расстреляли
     Ольга Берггольц в 18 лет вышла замуж за коллегу по ремеслу Бориса Корнило­ва. В 1928 году у них рождается дочь, но уже через два года молодые люди раз­водятся, Ольга оставляет ребенка на по­печение бабушки, а сама отправляется в Казахстан.
     В 1931 году Ольга возвращается в Ле­нинград и вскоре выходит замуж за Нико­лая Молчанова. Жизнь была прекрасна, Оль­га писала детские книжки, родила еще одну дочку. Но неожиданно оба ребенка умира­ют. Берггольц на грани жизни и смерти. А тут грянул 1937 год...

     Ее бывшего мужа Николая Корнилова аре­стовали. Вскоре пришли и за Берггольц... В ию­ле 1937 года она проходила свидетелем по де­лу Корнилова. В «Крестах» Ольгу Берггольц пытали. Как результат - она попала в больни­цу с преждевременными родами. Третья дочь родилась мертворожденной.

Дважды ее арестовывали в 30-е годы, она потеряла в застенках своего ребенка, дважды с нее снимали все обвинения и дважды восстанавливали в партии,  Она потеряла мужа, двух детей. В 1938 году в Арсенальной тюрьме Ольга написала: «Двух детей схоронила / Я на воле сама, / Третью дочь погубила / До рожденья — тюрьма».                

Но НИЧТО не могло ее сокрушить!

[400x245]

В воспоминаниях о Берггольц, опубликованных в этом же издании, есть слова друга юности Ольги: «Все годы блокады она жила счастливой — да, да, именно счастливой! — жизнью. Вся предыдущая жизнь казалась Ольге лишь закономерным подступом к ее жестокому, короткому Расцвету». Короткому — потому что есть кое-что, чего мы, опять же, не знали: «Ольга Федоровна, с крошечным узелком и традиционным блокадным бидончиком в руках»; стареющая, в маленькой квартирке у Черной речки; возня с наследством после ее смерти, фальшивые речи на похоронах. Это Ольга — одинокая, грустная — и она была. Как и та, другая, ленинградская мадонна. И еще одна Ольга — враг народа. И Ольга — жертва роковых страстей — тоже была, мы теперь знаем. И только одного, впрочем, никогда не узнаем: сколько их было на самом деле.

«В истории Ленинградской эпопеи она стала символом, воплощением героизма блокадной трагедии.
Ее чтили, как чтут блаженных, святых»

(Д. Гранин).



Вы должны прочитать "Запретный дневник"!!! И не только потому, что тут мы имеем дело с известной «советской поэтессой». И не только потому, что ее судьба была такой трагической. Ведь, в конце концов, могут сказать, что были судьбы в России в 20-м веке и более трагические. А потому что в биографии Берггольц все сконцентрировано, сгущено: и революция, и репрессии 30-х годов, и ленинградская блокада. Сегодня не столь уж важно, насколько значительным поэтом она была, важен накал её жизни, личностный накал. И что, наверное, самое главное, у нас очень мало сохранилось таких непосредственных свидетельств, таких дневников.

Ольга Берггольц преподала нам урок непостижимого в наши дни патриотизма.

Только так, безоглядно, на разбеге, можно обращаться к потомству — к нам: «…Черт тебя знает, потомство, какое ты будешь… И не для тебя, не для тебя я напрягаю душу… а для себя, для нас, сегодняшних, изолгавшихся и безмерно честных, жаждущих жизни, обожающих ее, служивших ей — и все еще надеющихся на то, что ее можно будет благоустроить…»

Ольга Федоровна Берггольц родилась 16(3) мая 1910 года в семье фабричного врача. В январе 1924 года Девочка со светлыми косичками, одной из первых ставшая пионеркой, впервые «напечатала» в стенгазете фабрики «Красный ткач» (где в амбулатории работал доктор Берггольц) стихотворение, подписанное Ольга Берггольц. Стихотворение называлось «Ленин».

Как у нас гудки сегодня пели!
Точно все заводы встали на колени.
Ведь они теперь осиротели.
Умер Ленин…
Милый Ленин…

В Ленинградский Дом радио она пришла в первые же дни войны. Оленька, как все ее тогда называли, «обаятельный сплав женственности и размашистости, острого ума и ребячьей наивности» (так говорила о ней Вера Кетлинская, которая в 1941 году руководила Ленинградским отделением Союза писателей), была в день прихода в Дом радио непривычно собранной. Спросила, чем она может быть полезной. Здесь, в Доме радио, Ольга Берггольц прожила всю блокаду. Ее негромкий голос стал голосом осажденного города, голосом веры в победу. Почти каждый день она садилась к микрофону и… успокаивала, и вдохновляла, отогревала оцепеневшие от голода и холода души, поднимала их к высотам жизни: как сестра и мать, требовала: будь сильнее страха смерти, живи, борись и побеждай! Своё гордое и мужественное «я» она переплавляла в «я» каждого своего слушателя: «Что может враг? Разрушить и убить. И только-то. А я могу любить…»

Из ленинградского эфира неслось на всю страну: «Клянемся тебе, Большая земля — Россия, что мы, ленинградцы, будем бороться, не жалея сил, за полное уничтожение блокады, за полное освобождение Советской земли, за окончательный разгром немецких оккупантов!» И стихи, стихи, которые слушали жадно, ждали их: она говорит не о выдающихся людях Ленинграда, а о самом обыденном рядовом ленинградце. Выступая по радио, Берггольц всегда видела пред собой именно рядового земляка своего, чаще всего женщину, дежурную МПВО на крыше во время воздушной тревоги. Этот образ помогал ей беседовать «по душам», и она дала ему имя: Дарья Власьевна, «соседка по квартире»: Вспомним это стихотоворение:

Разговор с соседкой Ольга Берггольц 5 декабря 1941 г.

Дарья Власьевна, соседка по квартире,
сядем, побеседуем вдвоем.
Знаешь, будем говорить о мире,
о желанном мире, о своем.
 
Вот мы прожили почти полгода,
полтораста суток длится бой.
Тяжелы страдания народа -
наши, Дарья Власьевна, с тобой.
 
О, ночное воющее небо,
дрожь земли, обвал невдалеке,
бедный ленинградский ломтик хлеба -
он почти не весит на руке...
 
Для того, чтоб жить в кольце блокады,
ежедневно смертный слышать свист, -
сколько силы нам, соседка, надо,
сколько ненависти и любви...
 
Столько, что минутами в смятенье
ты сама себя не узнаешь:
- Вынесу ли? Хватит ли терпенья?
- Вынесешь. Дотерпишь. Доживешь.
 
Дарья Власьевна, еще немного,
день придет, над нашей головой
пролетит последняя тревога
и последний прозвучит отбой.
 
И какой далекой, давней-давней
нам с тобой покажется война
в миг, когда толкнем рукою ставни,
сдернем шторы черные с окна.
 
Пусть жилище светится и дышит,
полнится покоем и весной...
Плачьте тише, смейтесь тише, тише,
будем наслаждаться тишиной.
 
Будем свежий хлеб ломать руками,
темно-золотистый и ржаной.
Медленными, крупными глотками
будем пить румяное вино.
 
А тебе - да ведь тебе ж поставят
памятник на площади большой.
Нержавеющей, бессмертной сталью
облик твой запечатлят простой.
 
Вот такой же: исхудавшей, смелой,
в наскоро повязанном платке,
вот такой, когда под артобстрелом
ты идешь с кошелкою в руке.
 
Дарья Власьевна, твоею силой
будет вся земля обновлена.
Этой силе имя есть - Россия.
Стой же и мужайся, как она!

Вот такие стихи лились из репродуктора в осажденном Ленинграде. Потом после войны ее обвинят партийные власти, что она во время войны не пела о подвигах и о героях, а в основном говорила о трудностях и смертях. Но ведь героизмом была сама жизнь в осажденном городе. В ответ тем, кто призывал забыть страдания О.Ф. написала:

Но даже тем, кто все хотел бы сгладить
в зеркальной, робкой памяти людей,
не дам забыть, как падал ленинградец
на желтый снег пустынных площадей.

В 1988 году на Гороховой ул., 57 а,( Ленинградский областной колледж культуры и искусства) был поставлен памятник О.Ф.Берггольц

[313x430]

на стеле врезными золочеными знаками было написано:

"Из недр души
я стих свой выдирала,
Не пощадив живую ткань ее".

Скульптура О. Ф. Берггольц создана скульптором Н. Г. Сухоруковой в конце 1980-х гг. по заказу Художественного фонда России. Неоднократно экспонировалась на выставках в Ленинграде и Москве.
В 1988 г. по предложению скульптора М. К. Аникушина статуя передана Ленинградскому областному колледжу культуры и искусства и установлена во дворе.

Памятник стоял на этом месте до января 2008 года, когда от порыва ветра он упал и долго никто не мог выделить деньги на его реставрацию. Чиновники говорили, что памятник этот городу не нужен, так как на могиле поэта в 2005 году установили уже памятник и на Доме радио есть мемориальная доска. Правда, спохватившись, деньги на реставрацию все-таки выделили.

Похоронена О.Берггольц на Литераторских мостках Волковского кладбища.

Счастье поэта — в признании значимости его слова Родиной. Для Ольги Берггольц это случилось, когда Ленинградский Совет депутатов трудящихся предложил ей сделать надпись на Пискарёвском кладбище, надпись, которая должна быть высечена на гранитной стене. Она вспоминала, как пришла на кладбище и шла среди еще неоформленных курганов, а не могил. «Я поглядела вокруг, на эти страшнейшие и героические могилы, и вдруг подумала, что нельзя сказать проще и определенней, чем:

 

Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины,
женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею

они защищали тебя, Ленинград,
колыбель революции.

Их имен благородных мы здесь
перечислить не сможем,
так их много под вечной охраной
гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
никто не забыт, и ничто не забыто.

Скончалась Ольга Федоровна 13 ноября 1975 г. в Ленинграде и была похоронена, вопреки своему пожеланию, не на Пискаревском кладбище, а на Литераторских мостках Волковского кладбища.

 

никто не забыт, и ничто не забыто.

Будем и мы помнить великую и простую женщину, Ольгу Федоровну Берггольц.

 

Я клянусь так жить и так трудиться,
чтобы Родине цвести, цвести...
Чтоб вовек теперь ее границы
никаким врагам не перейти.
Пусть же твой огонь неугасимый
в каждом сердце светит и живет
ради счастья Родины любимой,
ради гордости твоей, народ.

 

И в конце послушайте песню, которую написал Дм.Шостакович на стихи первого мужа О.Ф. Берггольц, Бориса Корнилова, который был расстрелян в 1937 году.

Прослушать запись Скачать файл

[600x378]

Б. Корнилов и О. Берггольц, 1929 г.

По-мальчишески театрально поэт Борис Корниловон, автор стихов "Песни о встречном", которую пла вся страна, сделал предложение Ольге у Медного всадника. И в год своего совершеннолетия она родила ему дочь, правда, умершую в восьмилетнем возрасте. Их совместная жизнь была недолгой, они слишком быстро расстались.Ольга Берггольцвышла замуж за Бориса в 18 лет, и как было за него невыйти, за известного уже поэта, который предложение ей делал, стоя на коленях у Медного всадника, а сам после женитьбы не переставал встречаться со старыми подружками. Ольга очень ревновала Бориса к Татьяне Степениной, девушкой из родного города Бориса  - он посвятил ей несколько стихотворений. Нам не дано знать, сколько политической страсти, а сколько ревности бушевало в Ольге, когда она в 1930 г. поддержала исключение Корнилова из Ленинградской ассоциации пролетарских писателей за "кулацкие настроения" - а ведь это сыграло против него в 1937...

В 1937 г., развернулся «большой террор». О.Берггольц тогда работала в многотиражке завода "Электросила". Ее исключили из кандидатов в члены ВКП(б). Главным обвинением была близость к руководству РАПП (Российской ассоциации пролетарских писателей) до 1932 г., но и соучастие уже после 1932 г. в попытках сохранить структуры РАПП внутри ССП (Союза советских писателей) СССР, законсервировав их в виде тайных «троцкистских групп».

Берггольц оказывается виновной даже в том, что в 1926 – 1927 годах была женой Бориса Корнилова, в 1937 г. объявленного врагом: не проявила, выйдя за него замуж в 16 лет, партийной бдительности. Виновна и в том, что ее сестра Мария – жена Юрия Либединского, которого в Ленинграде объявили троцкистом и врагом народа.

С Борисом Корниловым Берггольц разошлась и вышла замуж за Н.Молчанова.

[600x506]

Н. Молчанов и О. Берггольц, 1930 г.

С Николаем Молчановым Ольга училась вместе в университете и вместе они уехали после окончания университета на работу в Казахстан.

Счастьем для Ольги Берггольц обернулась встреча с таким же, как она, романтиком, ставшим ее вторым мужем, – Николаем Степановичем Молчановым.

После разрыва с Борисом Корниловым, с которым она прожела всего 2 года и развелась (не сошлись характерами) в 1930 году она вновь связала свою жизнь с Н.Молчановым, который умер в 1942 году в Ленинграде у нее на руках.

Во время службы на туркестанской границе Н.Молчанов попал к басмачам, и те зарыли его по плечи в землю и так бросили. Только через несколько дней однополчане пришли к нему на выручку. Тогда с ним случился первый приступ эпилепсии, и вскоре его вчистую списали из армии. Но, когда началась война, он уклонился от участи инвалида и был направлен на строительство укреплений на Лужском рубеже. Домой вернулся с дистрофией в последней, необратимой стадии. Умер в госпитале. В его боевой характеристике была фраза: «Способен к самопожертвованию». Ольга Берггольц посвятила ему лучшую, по собственному счету, поэтическую книгу «Узел» (1965). Она ходила к нему в госпиталь, а он почти уже не узнавал ее. И так получилось, что не смогла его похоронить. От работы на радио никто ее не освобождал. И что бы с ней самой ни происходило, она строго по графику появлялась в студии, и в эфире раздавалось:

– Внимание! Говорит Ленинград! Слушай нас, родная страна. У микрофона поэтесса Ольга Берггольц.

[255x292]

Третий муж, петербургский филолог Георгий Макогоненко, в 1959 г. ушел от Берггольц.

Во время блокады Георгий Пантелеймонович Макогоненко, работал заведующим литературным отделом Ленинградского радиокомитета. Он был известен в литературных кругах Ленинграда и даже Москвы, как знаток русской литературы 18-го века. Ему принесли известность его замечательные книги о Радищеве. Макогоненко еще интересовался творчеством драматурга Сумарокова, который был назначен первым директором первого постоянного русского театра в Петербурге, основанного при Елизавете Петровне. 

Отношения Макогоненко с Ольгой Федоровной осложнялись тем, что она пристрастилась к выпивке. Это было одним из трагических последствий ее арестантской жизни и тюремных невзгод, Ольга Берггольц была красива. Она любила украшения – серьги, кольца дорогие. Она была умна и бесконечно обаятельна. Не мог устоять перед ней и Макагоненко. Они с середины войны жили вместе и поженились в 1949 году, но в 1962 году  с тяжелым сердцем, Макогоненко решил расстаться с Ольгой Федоровной. Он женился на выпускнице филологического факультета университета, очень красивой, молодой, жизнерадостной Людмиле Семеновне и окунулся в спокойную семейную жизнь.

После развода с Макогоненко Ольга Федоровна пережила тяжелую депрессию, попала в “дурку”, где написала лечащему врачу огромное исповедальное письмо (страничек на тридцать пять) о своем распавшемся браке и о бывшем муже. После смерти О.Берггольц (середина семидесятых) доктор передал это текст в Рукописный отдел Пушкинского Дома. И сейчас еще публиковать такой текст преждевременно. Но это была исповедь о любви БОЛЬШОЙ женщины к БОЛЬШОМУ мужчине.Она его любила, но ничего не могла поделать с собой.

И пусть звучат набатом стихи Ольги Федоровны Берггольц:

Разговор с Родиной

Гнала меня и клеветала,
Детей и славу отняла,
А я не разлюбила – знала:
Ты – дикая. Ты – не со зла.
Служу и верю неизменно,
Угрюмей стала и сильней.
…Не знай, как велика надменность
Любви недрогнувшей моей.


1940



…и я не могу иначе…
Лютер

Нет, не из книжек наших скудных,
подобья нищенской сумы,
узнаете о том, как трудно,
как невозможно жили мы.
Как мы любили – горько, грубо.
Как обманулись мы, любя,
как на допросах, стиснув зубы,
мы отрекались от себя.
И в духоте бессонных камер,
все дни и ночи напролет,
без слов, разбитыми губами
шептали: «Родина… Народ…»
И находили оправданья
жестокой матери своей,
на бесполезное страданье
пославшей лучших сыновей.
…О дни позора и печали!
О, неужели даже мы
тоски людской не исчерпали
в беззвездных топях Колымы?
А те, что вырвались случайно,
осуждены еще страшней
на малодушное молчанье,
на недоверие друзей.
И молча, только втайне плача,
зачем-то жили мы опять, –
затем, что не могли иначе
ни жить, ни плакать, ни дышать.
И ежедневно, ежечасно,
трудясь, страшилися тюрьмы,
и не было людей бесстрашней
и горделивее, чем мы.
За облик призрачный, любимый,
за обманувшую навек
пески монгольские прошли мы
и падали на финский снег.
Но наши цепи и вериги
она воспеть нам не дала.
И равнодушны наши книги,
и трижды лжива их хвала.
Но если, скрюченный от боли,
вы этот стих найдете вдруг,
как от костра в пустынном поле
обугленный и мертвый круг,
но если жгучего преданья
дойдет до вас холодный дым, –
ну что ж, почтите нас молчаньем,
как мы, встречая вас, молчим…


22–24 мая 1941
 



 

вверх^ к полной версии понравилось! в evernote


Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник Запретный дневник Ольги Бергольц | Валерий_Звонов - Дневник Валерия Степановича Звонова | Лента друзей Валерий_Звонов / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»