10 ноября 2012 года в СПб Консерватории гастролирует Семен Бычков - дирижер из США. На самом деле он закончил Хоровое училище в Ленинграде, Ленинградскую консерваторию, получил признание как дирижер в 1973 году на конкурсе им.Рахманинова, а потом, почувствовав себя великим, сбежал в США. Мы собираемся завтра посетить концерт, гда под его управлением оркестр Консерватории исполнит Ленинградскую симфонию Прокофьева и вместе с хором Брамса "Песню судьбы", которая очень редко исполняется.

В творчестве Брамса сочетаются эмоциональная порывистость романтизма и стройность классицизма, обогащенные философской глубиной барокко и старинной полифонией строгого письма — «обобщается музыкальный опыт половины тысячелетия», по словам венского исследователя его творчества К. Гейрингера. Брамс считал себя наследником Шумана, который незадолго до смерти благословил 20-летнего композитора в своей последней статье «Новые пути», возвестив всей Германии:"Он пришел!".

«Я знал... и надеялся, что грядёт Он, тот, кто призван стать идеальным выразителем времени, тот, чьё мастерство не проклёвывается из земли робкими ростками, а сразу расцветает пышным цветом. И он явился, юноша светлый, у колыбели которого стояли Грации и Герои. Его имя — Иоганнес Брамс».

Этими пророческими словами Роберт Шуман в пламенной статье «Новые пути», написанной в октябре 1853 года, возвеличил совершенно никому не известного до того дня художника. Брамсу было тогда всего 20 лет.

У Брамса есть много солнечных мелодий, но Семен Бычков выбрал «Песнь судьбы», повествующую о бренности и несовершенстве всего сущего. Сумрачная меланхолия этого произведения будет дополнена еще более печальной Ленинградской симфонией Шостаковича.

У Брамса есть песни любви, но мы будем слушать грустную музыку.

 

 

А о Седьмой симфонии Шостаковича знают все, что она названа Ленинградская, что исполнялась в Большом зале филармонии 9 августа 1942 года в осажденном Ленинграде, а 5 марта 1942 г. в Куйбышеве (совр. Самара) состоялась премьера Седьмой симфонии. В зале присутствовали члены Правительства, советские и зарубежные журналисты, писатели А. Толстой, Е. Петров, И. Эренбург. На следующий же день микрофильм партитуры был отправлен за рубеж. 19 июля 1942 года Седьмая симфония была исполнена в Нью-Йорке оркестром под управлением самого Тосанини. Началось ее по­бедное шествие по земному шару.

9 августа 1942 г. на сцену Большого зала филармонии вышли музыканты: в военной форме — Ясиневский, Прессер; защитники из ополчения — Шах, Сафонов, Аркин. Оркестранты едва ли не падали в обморок от голода, на дирижере фрак висел, как на вешалке (за день до этого Элиасберг искал картошку, чтобы накрахмалить белый воротник и манжеты). Под потолком, не взирая на сотрясающиеся от снарядов стены, висели хрустальные люстры. Рассказывают, что немцы, услышав через репродукторы звуки ленинградской симфонии, просто опешили — они были абсолютно уверены, что город мертв. Драматургия симфонии, основанная на резком образном конфликте темы Родины и темы фашистского нашествия, пронизана страстным пафосом обличения милитаризма. Когда оркестр заиграл финал, зал встал.

Интересна история создания этой симфонии. Неизвестно когда именно, в конце 30-х или в 1940 году, но во всяком случае еще до начала Великой Отечественной войны Шостакович напи­сал вариации на неизменную тему — пассакалью, сходную по замыслу с Болеро Равеля.

 

Он показывал ее своим младшим коллегам и ученикам (с осени 1937 года Шостакович преподавал в Ленинградской консерва­тории композицию и оркестровку). Тема простая, как бы приплясываю­щая, развивалась на фоне сухого стука малого барабана и разрасталась до огромной мощи. Сначала она звучала безобидно, даже несколько фри­вольно, но вырастала в страшный символ подавления. Композитор от­ложил это сочинение, не исполнив и не опубликовав его. Потом из этой мелодии родилась Седьмая симфония.

Послушайте это отрывок из Болеро Мориса Равеля

А теперь сравните с темой нашествия из Седьмой симфонии.

Очень любопытно, что написал о симфонии «официальный писатель» того времени Алексей Толстой: «Седьмая симфония посвящена тор­жеству человеческого в человеке. Постараемся (хотя бы отчасти) проникнуть в путь музыкального мышления Шостаковича — в грозные темные ночи Ленинграда, под грохот разрывов, в зареве пожаров, оно привело его к написанию этого откровенного произведения. <...> Седь­мая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебания смертный бой с черными силами. Написанная в Ленингра­де, она выросла до размеров большого мирового искусства, понятно­го на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний. Симфония прозрачна в своей огромной сложности, она и сурова, и по-мужски лирична, и вся летит в будущее, раскрывающееся за рубежом победы человека над зверем. ...Скрипки рассказывают о безбурном счастьице, — в нем таится беда, оно еще слепое и ограниченное, как у той птички, что «ходит весело по тропинке бедствий»... В этом благополучии из темной глубины неразрешенных противоречий возникает тема войны — короткая, сухая, четкая, похожая на стальной крючок. Оговариваемся, человек Седьмой симфонии — это некто типичный, обобщенный и некто — любимый автором. Национален в симфонии сам Шостакович, национальна его русская рассвирепевшая совесть, обрушив­шая седьмое небо симфонии на головы разрушителей.

Послушайте эту симфонию в исполнении В.Гергиева.

Семен Бычков нам понравился. Симфония прозвучала весьма достойно. И Брамс тоже был хорош.

Семен Бычков - личность одиозная.

[показать]

Выпускник Ленинградской консерватории, ученик прославленного профессора Ильи Мусина, победитель конкурса дирижеров им. Рахманинова, Семен Бычков был отстранен в 1974 году от запланированного концерта с оркестром Мравинского по какой-то причине.

Обиженный молодой дирижер эмигрировал в 1975 г. в Америку, где ему вновь пришлось учиться, а также выступать с захолустными и студенческими оркестрами. Его быстрый взлет к дирижерским вершинам произошел в один день, когда он заменил внезапно отказавшегося от концерта с «Берлинскими филармониками» главного дирижера «Ла Скала» Рикардо Мути. После чего 10 лет Бычков возглавлял созданный специально для Караяна Оркестр де Пари, был главным приглашенным дирижером фестиваля «Флорентийский музыкальный май», получил эксклюзивный контракт с фирмой Philips.

Везде, где бы ни выступал Бычков, музыканты вспоминают его с дрожью. Волевой характер маэстро проявился в полной мере по его возвращении в Питер восемь лет назад.

Оркестр филармонии и его главный дирижер Юрий Темирканов в момент возвращения маэстро-эмигранта вдрызг разругались.

Бычков не побоялся выступить против авторитарных методов правления Темирканова, за что был выставлен за дверь.

В глубинах Интернета я нашел единственное интервью, которое он дал газете Известия в 2004 году, когда он приезжал в Россию с оркестром Кельнского радио.

- Я родился в интеллигентской семье в Ленинграде - тогда этот город так назывался. Мой папа занимался наукой. Мама преподавала французский язык в школе. И когда мне было пять лет, мама очень хотела проверить, есть ли у меня музыкальный слух. Папа был членом Дома ученых в Ленинграде, и, естественно, там учили музыке. Мама отвела меня туда, и выяснилось, что у меня абсолютный слух и чувство ритма - что можно еще определить у пятилетнего ребенка? Я начал брать уроки фортепиано у своей первой учительницы, которая для меня стала практически как бабушка. Она училась в свое время в Варшавской консерватории как пианистка. И поскольку преподавала в хоровом училище имени Глинки в Ленинграде, она посоветовала мне поступать туда. Как ни странно, мне повезло: меня приняли, а ведь конкурс был огромный - пятьсот кандидатов со всей России, и только двадцать мальчиков взяли. Я провел там прекрасные 10 лет своей жизни. У нас были педагоги, принадлежавшие к самому изумительному слою интеллигенции, которые, несмотря на определенные идеологические барьеры, хотели и могли нам передать этику жизни и этику музыканта.

- Как я поступил в Консерваторию? Мне опять повезло. Поскольку я изначально хотел расширить горизонты своего музыкального образования, я стал еще за три года до поступления посещать класс Ильи Александровича Мусина в консерватории. Также я занимался частным образом с одним из его бывших учеников - Владиславом Чернушенко, которого хорошо знают в России. Его жена преподавала гармонию в капелле, и она представила меня своему мужу. Он проявил огромную щедрость духа - поговорил с Мусиным, чтобы я мог посещать его класс. Конечно, я там просто сидел и наблюдал, попутно занимаясь дирижированием с Чернушенко. Так или иначе, наблюдая за Мусиным и обучаясь у его ученика, я некоторым образом впитал в себя его школу еще до того, как поступил в его класс. Техника дирижирования - это, знаете, как обезьяна: подсматриваешь и имитируешь. Я попросил у Мусина совета: поступать ли мне на симфонический и держать все экзамены или без боя идти на хоровой? Проблема была в том, что на симфоническом ожидалось, что поступающие уже закончили консерваторию по какой-то другой специальности. Риск, конечно, был невероятный - мне было всего семнадцать лет, и такого знания музыки и опыта, как у моих старших конкурентов (некоторым было за тридцать), у меня, естественно, не было. Конкурс был 78 человек на одно место. Мусин выслушал меня, подумал и все равно посоветовал мне рисковать и поступать на симфоническое дирижирование.

- После моей победы на Рахманиновском конкурсе меня пригласили дирижировать мой дебют в Ленинградской филармонии, . Меня тогда услышал директор филармонии и пригласил сыграть два концерта с окестром Мравинского. Но дебют не состоялся не потому, что мне не повезло. Это тоже был результат моих собственных акций, моих мыслей, которые я имел глупость не держать при себе. Я успел много гадостей наговорить про власть. Ну концерт просто отменили. Не состоялись еще несколько моих выступлений. И таким образом все двери оказались закрыты.

- И с вами не поговорили, даже не намекнули, за что?

- Мне дали понять... не в филармонии (что называется, люди в штатском), что мое вольнодумство не способствует моей карьере. Конечно, этот перекрытый кислород и музыкальный, и социальный спровоцировал мое желание эмигрировать. Я просто не мыслил себя вне музыки.

- Так я оказался  в Америке, имея на руках один-единственный телефон, правда, с довольно известной фамилией.  Это была Кириена Зилоти - это дочь Зилоти и племянница Рахманинова... Но мне помогли очень многие люди. В частности, знаменитая американская меццо - Ризё Стивенс. Поэтому я считаю - это высшее счастье, когда ты сам может помочь другим. Я уверен, что это может сработать и на государственном уровне, если все эти развитые страны перестанут винить в своих бедах тех переселенцев, которых они же сами некогда пригласили делать грязную работу, а помогут тем бедным странам, откуда к ним приезжают люди в надежде заработать на кусок хлеба, - мир станет лучше.

- Так было в начале - я хотел дирижировать самой разной музыкой, а не запирать себя в исключительно русском репертуаре. А ведь именно этого ждут от музыканта, который приехал из России. Вот я сейчас скажу это, а все подумают, что я отвергаю русскую музыку. Это не так. Просто еще с самого раннего возраста меня притягивали немцы, меня манила итальянская опера. В русской музыке меня всегда невероятно трогали и интересовали сочинения Чайковского, Рахманинова и Шостаковича, но при этом у меня никогда не было никаких склонностей к музыке, например, Римского-Корсакова или Глазунова. Они замечательные композиторы, они играли невероятную роль в развитии русской музыки, но, что называется, нет необходимого контакта с их композиторским миром. Эта ситуация вполне может измениться со временем - у меня так было неоднократно, когда я сначала думал, что то или иное произведение - не мое, а потом оно естественно входило в мой репертуар. Так или иначе, я назвал всего три русских имени, а только представьте, какой длинный список зарубежных - Бах, Шуберт, Шуман, Малер, Мендельсон, Верди, Пуччини и так далее...

Карьера Бычкова сложилась. Он уважаем и востребован – в остальном мире. В остальном, поскольку в России, кажется, по-прежнему нет. Короткий вопрос журналиста: «Почему не дирижируете оркестрами в России?» Такой же короткий ответ: «Трудный вопрос…» И после паузы: «Когда пригласят, тогда приеду…» Он горд, что жил в одно время с Шостаковичем. Он явно скучает по родине. «Очень люблю Петербург. Это же никуда не уходит…»

 

Ну а теперь поговорим об исполнительском мастерстве.

Фортепианные дуэты в последнее время почти не исполнялись на эстраде.

Самое удивительное, что этот жанр существовал в давние века в Европе, начав интенсивно развиваться во второй половине XVIII века, он сделался необычно популярным и превратился в неотъемлемую часть музыкальной жизни. Возникла богатая и разнообразная литература: музыку для фортепиано в 4 руки писали (в большем или меньшем количестве) почти все композиторы XIX века. В начале XX века эта мощная волна схлынула почти так же внезапно, как и поднялась. К сожалению, ведущих композиторов XX века почти не привлекало сочинение произведений для фортепианного дуэта.

Два инструмента дают исполнителям гораздо большую свободу, независимость в использовании регистров, педалей и прочее, в то время как близкое соседство пианистов за одной клавиатурой способствует внутреннему единству и сопереживанию.

Так получилось, что вчера вечером, 9.11.2012, нас пригласили в Малый зал филармонии на концерт одной израильской пары, которые играют в 4 руки. Я много лет назад слушал игру  семейной пары Таймановых. Про Марка Тайманова говорили, что это лучший пианист среди гросмейстеров (он играл в шахматы на международном уровне) и лучший гросмейстер среди пианистов.

 

 

Марк Тайманов был великим шахматистом и хорошим музыкантом. Он играл вместе с женой Любовью Александровной Брук, которая была еще замечательным педагогом. Долгие годы преподавала она в музыкальном училище им. М.П.Мусоргского. То, чего могла добиться Любовь Брук от своих воспитанников, порой не удавалось многим педагогам.

Судьбы М.Тайманова и Л.Брук тесно переплелись - оба родились в Харькове, оба учились у одного педагога в музыкальной школе-десятилетке при Ленинградской консерватории. Но когда они стали играть вместе, когда же звучали два рояля, , то возникало ощущение, что на сцене играет оркестр. Я слушал в 60-е годы их в малом зале филармонии раза два, и в моей памяти осталось их неповторимое исполнение. В журнале История Петербурга есть хорошая статья об этом дуэте. Послушайте их.

 

Вернемся к сегодняшнему концерту.

Фортепианный дуэт Silver Garburg – муж и жена Сиван Сильвер и Гил Гарбург, молодые пианисты из Израиля. Дуэт был создан в 1997 году в период их учебы в Академии музыки и танца им. С. Рубина при Тель-Авивском университете. Великий пианист Николай Петров сказал о дуэте после их выступления в Минске в 2009 году: "Они замечательные. По-моему, за весь концерт не было взято ни одной посторонней ноты. Это совершенно идеальный, удивительный ансамбль. Они играют как одно целое".

В концерте фортепианного дуэта из Израиля мы услышали оригинальную версию для фортепиано в четыре руки увертюры «Сон в летнюю ночь» Мендельсона, «Концертино» Шостаковича, Вариацию на тему Гайдна Брамса, Интродукцию и Рондо каприччиозо Сен-Санса в переложении Дебюсси.

[показать]

Музыканты живут в Берлине, работают в Ганновере, гастролируют по миру, представляя Израиль, воспитывают сына.

Очень неплохой дуэт.