Двери электрички метро, с тихим шуршанием, закрылись. В окнах мелькнула последний раз её стального цвета курточка и поезд, быстро набирая скорость, увез от меня мою мечту.
Ну и пусть.
Ну и ладно.
Какая она умница, всё- таки...

- Мы пойдем сейчас ко мне, пить чай!
- Нет, Макс, я знаю чем это кончится.
- Ничего подобного, если я зову женщину пить чай, даже в час ночи, то это означает только то, что мы будем вместе пить чай. И ничего больше.
- Нет. Ты меня дуришь.
- В благородство души человеческой никто не верит, а жаль...
- Ну скажи честно, если бы я согласилась, ты бы и не попробовал продолжить?
- Нет...
Хватает меня за грудки и начинает, смеясь, трясти меня как грушу.
- Тогда ты не мужик, Макс!
- Я не мужик. Я мужчина. Пойдем пить чай и ты увидишь разницу.
- Нет. 
Мотает головой из стороны в сторону, как делают маленькие дети но в зеленых глазах её, еще секунду назад озорных и быстрых как брызги летящие весной из под колеса велосипеда, теперь читается то самое, сожалеюще- ласковое выражение, которое заставляет почувствовать вечное превосходство девочки- женщины над мужчиной- пацаном.
Нет. Она не пойдет.
Хочется, задрав голову к сводам метрополитена, завыть от отчаяния.

Но черт возьми, мы бы действительно просто пили бы и просто чай!
Честное слово.
Ты бы сидела рядом на табуретке, а я бы любовался тобой. Всю ночь.

-... Макс, я мужу не изменяю. 
Сказанно без бравады и пафоса. Констатация факта.
Я это и так знал. Такие женщины не способны на полумеры и полутона, они просто однажды уходят и не вернешь.
Ну и не изменяй.
Мне- то что. Это же не мешает мне смотреть в твои глаза, похожие на прохладные капли прошедшего дождя, на зеленом листке, скользить взглядом по твоим плечам и ласкать взглядом долгие, тонкие запястья. Видеть смену улыбки и задумчивости на нежном и в тоже время озорном лице. Какая разница чья ты жена?
Ведь за погляд денег не берут.
Но я смотрел на нее и понимал, что если бы я встретил ее лет 10 назад, то я бы забыл про все, просто скомкал бы свою и может быть ее жизнь в жаркую ладонь и крути меня нелегкая...
И что потом? Часы ослепительного счастья и годы сожаления. Что я ей могу дать? Муж ее зарабатывает в разы больше меня и не надо только говорить, что не в деньгах счастье. Дело не в этом. Пытаясь увести женщину нужно победить ее прежнего спутника на всех фронтах. Покрайней мере, на основных.
Он интеллигент, европейски воспитанный человек, занимающий высокий правительственный пост, а я великовозрастная шпана, разгильдяй и экс- мачо.
Он чиновник- а у меня мотоцикл.
Он говорит на трех языках- а у меня мотоцикл
Он умный, тонко чувствующий человек, лелеящий свою красавицу жену- а я мотоцикл разбил. Молодец, б...ядь.
Я не хочу ломать ей жизнь. Не хочу даже пытаться.
Возраст дает благоразумие. Гуманное, человечное и такое... кастрированное.
Будь оно проклято. 
Женщины любят мужчин не за ум, не за мягкость и деликатность.
Любят, за огненное безрассудство, которое хорошо кончается.
Нужно быть достаточно горячим, чтобы быть способным на первое и достаточно умным чтобы обеспечить второе.

Мы бегали, крутились в снежном воздухе, летали по ночной Москве.
Я приехал на десять дней. Только на десять....
Красивая, молодая женщина, балованная богатым мужем и я, похожий на спившегося индейца, первый вышибала на деревне, то есть тьфу, в Монтабауэре. Белорозовое, кремовое пирожное и соленый огурец. Декольте и балаган. Белоснежный, тугой парус и горелого корабля кусок.
Но мне было все равно.
Потому что в ночном, морозном, залитым ярким светом фонарей воздухе, быстро мелькали золотые искорки снежинок и ветер бодряще бил и обнимал нас своим упругим свежим телом и она была рядом... совсем рядом.
По левую руку. Она держала меня под локоть, а я жадно прижимал ее ладонь к своему телу. У меня так стучало сердце, что мне казалось, что сейчас оно разшибет клетку ребер и выпрыгнет к ней, прямо в узкую ладонь.
Но ребра оказались крепкими. Правда, я об них явно всё сердце отбил. Но речь не об этом.
Мы, влекомые морозным ветром, залетали из одного кафе в другое, хохотали, подскальзывались на снегу и щеки наши горели от мороза и внутреннего жара.
Так, смеясь, и не слыша, а чувствуя легкую, веселую мелодию неожиданно зазвучавщую между нами, мы вышли на Красную площадь.
На ней был обустроен ночной каток, играла музыка и мы залезли на парапет чтобы посмотреть на катающихся. Она смотрела на легкие, беззаботные фигурки девочек- подростков мелкими комариками скользившие по блестящему льду. Как все настоящие блондинистые длинноножки, она, наверное, завидовала этой невесомой мелочи, легко скачущей на серебрянных коньках. Точно так же, как маленькие, незаметные девушки завидуют высоким, нордическим красавицам плывущим по подиуму.
А мне стало скучно и я соскочил с парапета и неудержался, быстро обнял ее за стройные бедра и легко преподняв, усадил себе на локтевой сгиб. Она совсем ничего не весила но когда я поставил ее на землю я вдруг почувствовал что в груди у меня раскочегарилась доменная печь и мне становится тяжко дышать. Не взирая на её возмущенный смех, я утащил её в угол какого то здания ( нечего хихикать, это был не Мавзолей!) и закрыв от ветра, обнял. Просто закрыв от ветра.
Голова закружилась. Спасская башня превратилась в Пизанскую, а ноздри мои уловили тонкий, нестерпимо нежный аромат ее волос, сладкий и в тоже время невесомый, как сотканный в вечернем летнем воздухе, прозрачный парус из паутинки.
Я не удержался и слегка прикусил ей кончики золотистых локонов. Она молча, чуть наклонила голову. 
Связь между нами, воплотившаяся в это мнгновение в десятке золотистых ниточек ее волос натянулась до предела.
Куранты пробили одинадцать часов.


Какая она умница...
Она не пошла со мной пить чай. Только чай. Пить. Правда.
Но женской, глубинной мудростью, которая заложенна в каждой настоящей женщине с рождения, позволяющая и пятилетней девочке, строго и в тоже время заботливо, посмотреть даже на своего дедушку просто как на состарившегося мальчишку, она почувствовала, что как бы не закончилось наше чаепитие, это будет конец сказки. Жесткий, циничный конец.
Потому что, если бы я не сдержал своего слова и губы мои все- таки встретились бы с ее нежными, розовыми губами, то она никогда не простила бы себе этого. 
Такие как она, не опускаются до обмана.
Они уходят просто и все. Готовить чай на кухне другого мужчины.
А если бы я проявил благоразумие и серым, бессоным утром, когда все разговоры переговоренны и чай остыл, мы бы скучно расстались, наспех поцеловав друг друга в щеки... она бы никогда не простила мне такого кастрированного благоразумия. Да и я себе тоже. Ведь правда?
Пусть будет лучше так.
Не надо вычерпывать ситуацию до дна. Пускай останется чтото... На самом донышке.
Как золотая монетка дразняще поблескивающая на дне холодного ручья.

Расставаться надо легко, так, как будто выпив вино, отставляешь от себя опустевший бокал. Было классно и здорово но вино выпито и пить надо в меру. Он наполнится еще не раз в твоей жизни. Наполнится, конечно.
Но когда поезд метро, с протяжным, тоскливым воем, набирая скорость всосался в темный тонель, унося её от меня, мне показалось что чья-то горячая, невидимая рука схватила меня за легкие и властно потянула их вниз, к солнечному сплетению.
Мы увидимся может быть, когда-нибудь, конечно увидимся если хватит моего времени. Если захватывающий фильм, который я снимаю про себя лет с пятнадцати, всегда будет кончаться хорошо. Если меня не разотрет об асфальт внезапно сбесившийся "коник" или не врежут мне кастетом, по лбу, мои веселые турки. Если благосклонна будет госпожа Удача, которая вроде бы пока любит меня, впрочем, она же женщина и значит тоже тянется к озорным выпендрежникам. А вот кислых зануд и скучных благоразумников она не любит. Рохлей, которые отпускают таких женщин, не вырвав у них даже и одного поцелуя.
Не смог заслужить, так отбери!
Старею, чтоли...
Когда мы увидимся если увидимся вобще. Через год? Через пять лет?
Я уже буду другим. 
А этот, нынешний, стоит сейчас на пустом перроне и больше всего ему хочется бежать вслед за поездом, чтобы еще несколько мнгновений видеть её серую, стального оттенка курточку.
Угу. Или еше лучше, с диким ревом, кричать небу, как маленький мальчик соседскому пацану- хулигану: "Отдай!"

Ну уж нет.
Я шагал по ночной Москве. С левого бока холодило и снег отчаянно скрипел но к звуку моих тяжелых шагов больше не примешивался быстрый перебор её мягких сапожек. Я старался не думать об этом. Подмораживало и спальный район Москвы был пуст. Я зашел в ночной магазин и машинально купил себе батон. Есть не хотелось, я купил его, чтобы не нестись завтра с утра за едой. Выходя, слегка подскользнулся- "как на катке"- мелькнула мысль и тут я внезапно, вдруг, снова ощутил нежную упругость ее тела в своих ладонях и пьянящий, карамельный запах ее светлых волос.
Волной накатил жар. Ничего не исчезло, все осталось со мной. Навсегда? Мы снова стоим на площади и небо сыпет на нас золотистую, снежную пыль и обняв ее, я горячо шепчу ей в затылок безумные слова. 
Я снял шапку и растегнул куртку. Свежий порыв ветра обрадованно швырнул в меня пропущенную через частое сито ледяную крошку но я даже не заметил этого. 

Интересно, а она любит свежий батон с горячим чаем?


 

Music:"Дай себя сорвать..."

Источник: 

http://domminik.livejournal.com/127861.html